Долго я не понимала этого направления моего мужа, и на этой почве у нас, случалось, возникали недоразумения.
Николай Александрович, где бы ни был и чем бы ни занимался, имел мысль, «погруженную в Бога»; он весь горел любовью к Богу, к Божией Матери и к святым угодникам Его.
Он часто уезжал по святым местам и имел большое знакомство с подвижниками того времени, которых было немало.
Случалось, что и я сопутствовала ему в этих посещениях святых мест.
Мы бывали в Воронеже у архиепископа Антония (этого, по выражению преподобного Серафима, — великого архиерея Божия); он имел великий дар прозорливости и большую духовную любовь к моему мужу.
Однажды по приезде в Воронеж по некоторым причинам я решила отложить причащение Святых Таин, тем более, что мы должны были скоро уехать, но Николай Александрович просил меня идти с ним к Преосвященному спросить его об этом. Не успели мы взойти к нему, как он, благословив нас, обращаясь ко мне, сказал на мою мысль:
— Во время путешествия, матушка, никак и ни по каким причинам не оставляйте приступать к Святым Тайнам. Я нахожу в случившемся с Вами действие врага нашего спасения.
Часто мы бывали в Задонске, где архимандритом был духовный друг моего мужа, отец Зосима. Первый раз увидала я его, по приезде в Задонск, в церкви. Вижу, входит довольно молодой монах и кладет множество земных поклонов пред святыми иконами, и я подумала: «Вот какой еще молодой довольно, а уже какие имеет подвиги».
По окончании службы Николай Александрович пошел со мной на чай к отцу архимандриту, и я очень удивилась, узнав в нем монаха, которого я видела в церкви.
За чаем, обращаясь ко мне, отец Зосима вдруг говорит:
— Вот, матушка, иные думают, что я еще молод, да уж и большой подвижник, только это все неверно, и мне скоро 50 лет.
Бывали мы у известного подвижника Парфения Киевского; знали Игнатия Брянчанинова, Феофана, епископа Тамбовского, впоследствии Затворника Вышенского, и много-много кого знал и у кого бывал Николай Александрович.
Но большинство этих поездок Николай Александрович совершал один: хозяйство и семья задерживали меня дома. Случалось, что Николай Александрович задерживался очень долго, и я начинала беспокоиться его отсутствием. Раз, помню, целый месяц я не имела о нем известия из Воронежа. В великой печали поехала я в один монастырь, где была затворница, именем Маргарита, чтобы иметь от нее духовную поддержку и утешение. Вхожу к ней в келлию и вдруг из-за перегородки, где она постоянно и пребывала, слышу она кричит мне:
— Не скорби, не скорби! Сегодня муж твой дома будет!
Действительно, вечером Николай Александрович возвратился домой.
Великие рабы Божии и великие архиереи были в то время!
В Симбирске был епископ Е. (Преосвященный Евгений (Сахаров-Платонов), епископ Симбирский и Сызранский в 1858–1874 гг.). Часто случались в городе пожары, и жители очень волновались, боясь большого пожара, так как постройки были деревянные. Епископ Е. говорил:
— Не беспокойтесь: большого пожара, пока я жив, не будет, а вот умру — великий будет пожар.
Когда он скончался (Епископ Евгений скончался 26 июня 1888 г. в симбирском Покровском монастыре, где пребывал с декабря 1874 г. на покое), стали, по обычаю, ударять в колокол, а с другой стороны города начали бить в набат: произошел пожар, который опустошил сильно город.
Но вот, где я ни была, а лучше Сарова не видала! Благословенный, богоспасаемый Саров! Подвижники его, по величию своих подвигов, уподобились древним отцам пустынникам!
И Николай Александрович, куда бы ни ехал, где бы ни был, а все его постоянно влекло в Саров и в Дивеево. Зимой без шапки, бывая в Дивееве, он по заповеди отца Серафима ежедневно ходил вокруг Канавки и громко пел: «О Всепетая Мати»… По заповеди же отца Серафима он любил ставить множество свечей в храмах к святым иконам и не жалел на это никаких расходов.
В доме у нас часто служили всенощные, и Николай Александрович сам читал шестопсалмие, — при этом из глаз его текли потоки слез, и весь он умом был горе.
Случилось однажды зятю нашему князю N1 быть при этом и по окончании службы он стал высказывать свое удивление по поводу этого. На другой день он с Николаем Александровичем поехал осматривать имение. Николай Александрович ехал с кучером в одном экипаже, запряженном тройкой, а зять наш поехал в другом и ехал сзади. Дорога шла высоким обрывом около реки. Вдруг лошади Николая Александровича чего-то испугались, бросились и прямо с обрыва с экипажем полетели в воду. В одну минуту Николай Александрович сбросил шляпу и, обращая взор свой к небу, громко начал псалом 90-й «Живый в помощи Вышняго».
Долетев с обрыва до края реки, лошади погрузились в воду и как будто удержанные какой силой остановились и остались в стоячем положении, и ни Николай Александрович, ни кучер не получили никаких повреждений.
По возвращении зять наш говорил, что действительно велика сила молитвы, и велика вера у Николая Александровича, и что произошло явное чудо, так как спасения не могло быть по причине крутизны берега.
Да, Николай Александрович в вере был тверд и крепок как камень; его можно назвать исповедником веры.
Вращаясь всегда в высших духовных и светских кругах, Николай Александрович часто обличал начавшееся уже тогда настроение в желании различных реформ в нашей Православной Церкви.
В этих случаях и письменно, и устно он защищал целость, святость и нерушимость этих правил. Однажды в многолюдном собрании был разговор по этому поводу, и Николай Александрович высказывал резкую правду. Я незаметно стала дергать его, желая остановить излишнюю горячность его речи.
— Что ты меня дергаешь, — воскликнул он, — я им правду говорю, притом не от себя, и не могу молчать, ибо слышу голос, говорящий мне: «Ты, немой, что молчишь? Ты познал глаголы живота Моего вечного, и ими может спастись ближний твой, в заблуждении находящийся»; так что боюсь Обличающего меня, сказавшего: «Рабе лукавый и ленивый! почто не вдах сребра Моего делателем?» Так что, матушка, где Дух Божий посетит человека, там и говори.
К Божией Матери Николай Александрович имел особенную любовь; часто прочитывал Параклисы Ей, повторяя их многократно.
Один раз кто-то за одним большим обедом, зная это, позволил себе что-то сказать о Богоматери. Тогда, не стесняясь присутствовавших на обеде, Николай Александрович начал буквально громить шутника, высказывая ему такую правду, что все бывшие на обеде встали на сторону Николая Александровича, и шутнику осталось покинуть с бесчестием собрание.
Любовь Николая Александровича к ближнему была велика; он желал, чтобы все спаслись; часто приходили к нему по делу наши крестьяне, и, оставляя в стороне дело, он старался им растолковать предметы духовные.
Николай Александрович говорил мне, что отец Серафим сказал ему, что «все то, что носит название декабристов, реформаторов и словом принадлежит к «бытоулучшительной партии» — есть истинное антихристианство, которое, развиваясь, приведет к разрушению Христианства на земле и отчасти Православия и закончится воцарением антихриста над всеми странами мира, кроме России, которая сольется в одно целое с прочими землями славянскими и составит громадный народный океан, пред которым будут в страхе прочие племена земные. И это, говорил он, так верно, как 2 х 2 = 4».
Итак, — говорила Елена Ивановна, — повторяю: по незнанию я говорила Николаю Александровичу, что ему следовало бы, если он хочет вести такой образ жизни, идти в монастырь, а не быть семейным человеком.
На это он отвечал мне следующее:
— Отец Серафим мне сказал, что монастыри есть место для высшего духовного совершенствования, т. е. для тех людей, которые желают исполнять заповедь: Если хочешь быть совершенным, оставь все и следуй за Мной (Ср.: Мф. 19, 21: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною).
Но исполнением всех остальных, сказанных Господом, заповедей, есть однако обязанность для всех христиан, так что, другими словами, прохождение духовной жизни обязательно и для монаха, и для простого семейного христианина. Разница в степени совершенствования, которое может быть и большим, может быть и малым.
И мы можем, — прибавлял отец Серафим, — проходить духовную жизнь, да сами не хотим! Духовная же жизнь есть приобретение христианином Святого Духа Божиего, и она начинается только с того времени, когда Господь Бог Дух Святый, хотя вмале и кратко, начинает посещать человека. До этого времени христианин (будь то монах, будь мирской человек) проводит жизнь общехристианскую, но не духовную; проводящих же духовную жизнь людей мало.
Хотя в Евангелии сказано, — говорил отец Серафим, — что нельзя Богу работать и мамоне (Мф. 6, 24) и трудно имеющему богатство войти в Царство Небесное (Мф. 19, 23), — но Господь открыл мне, что чрез грехопадение Адама человек помрачился всецело и сделался односторонним в духовном рассуждении, ибо в Евангелии также сказано, что то, что невозможно для человека, возможно для Бога (Ср.: Мф. 19, 26), поэтому силен Бог вразумить человека как без погибели духовной, находясь в условиях светской жизни, может человек служить духом — Богу. Иго Мое благо и бремя Мое легко есть (Мф. 11, 30), а его часто заграждают такими тягостями (из излишней боязни служения мамоне), что, взявши ключи духовного разумения, выходит, и сами не входят, и другим входить препятствуют. Итак, по своем падении, от крайнего греховного ослепления человек сделался односторонним.
Многие святые, — говорил отец Серафим, — оставили нам свои писания, и в них все говорят об одном и том же: о приобретении Святаго Духа Божиего через различные подвиги, чрез делание различных добродетелей, но главным образом чрез непрестанную молитву. — И воистину, нет ничего на свете драгоценнее Его! Чтение же их писаний служит для познания того, чего именно достигать следует.
Вот часто Господь оставляет без исполнения прошения наши и даже лиц, именуемых духовными, а все оттого, что по плоти живут, а не по Духу. Живущие же по плоти Богу угодить не могут (Рим. 8, 8), — говорит святой апостол; водимые же Духом — суть сыны Божии (Рим. 8, 14)! Сим последним не может отказать Господь в их прошениях.
Правда, — говорила Елена Ивановна, — Николай Александрович всегда имел молитву, возносимую к Богу в уме и сердце своем, и очень часто при этом приступал к причащению Святых Таин Божиих. Кроме того отец Серафим ему и показал, и растолковал, что такое есть присутствие Святого Духа Божиего и как понимать Его проявления (имеется в виду «Беседа о цели христианской жизни»).
Достигнув старости, Николай Александрович, по предсказанию отца Серафима, безболезненно и чрезвычайно тихо отошел ко Господу (14 января 1879 г.).
Через некоторое время по его кончине я получила письма от игумена Зосимы (правильно — архимандрита) из Задонска и от монахини Евфросинии из Киева (личность не выяснена), которые одновременно извещали меня, что в день кончины своей Николай Александрович явился им и просил их не оставлять духовной поддержкой меня, его жену.
По желанию Николая Александровича, тело его было отправлено из Симбирского имения для погребения в Дивееве. Предполагая, что тело Николая Александровича повезут довольно тихо, я распорядилась отправить его тремя часами ранее нашего отъезда. И удивительное дело! Когда мы поехали вслед за ним, — то до самого Дивеева не могли догнать его. Приедем на станцию, говорят, что «только что уехали»; начинаем погонять лошадей, но догнать не можем.
Так Николай Александрович и мертвый спешил в Дивеево, как при жизни своей был там всегда и постоянно.
На могиле Николая Александровича положена была большая плита; неизвестно, как сквозь нее проросли в нескольких местах высокие березки. Это свечи небесные, — говорила Елена Ивановна, — которые он при жизни ставил Богу.
«Душеполезное чтение»,
№ 7–8, 1912 г.
№ 7–8, 1912 г.