К 90-летию начала I-й мировой войны

 На Братском кладбище героев Первой мировой войны в Царском Селе изждивением Царицы-Мученицы была построена церковь во имя иконы Божией Матери «Утоли моя печали». На каждой из тысячи могил похороненных там воинов был установлен двухметровый крест, а Царица-Мученица часто бывала здесь, молясь об упокоении усопших. Очевидец вспоминал: «Темнело, и в сумраке весеннего дня кое-где белели кресты могил. Вдруг у ограды кладбища остановился автомобиль, из которого вышла дама, вся в черном, и, войдя в ограду, остановилась у первой же могилы, осеняя себя крестным знамением. Офицер, ставший невольным свидетелем этой сцены, отошел из скромности возможно дальше и ожидал, что дама сейчас уедет или пройдет в церковь. Но велико было его удивление, когда она, отойдя от одной могилы, пошла дальше и, остановившись с молитвой перед следующей, обошла все кладбище, молясь перед каждым крестом. Когда она дошла до офицера, он узнал в ней Государыню Императрицу, которая одна ночью молилась за души погибших своих подданных…»

 Генерал Брусилов – самый известный русский генерал Первой мировой войны. С его именем
связано самое крупное победоносное наступление русских войск в масштабе целого фронта (одного из четырёх). «Брусиловский прорыв» на Юго-Западном вновь привёл армии к широким маневренным действиям, возобновившимся в зашедшей в тупик позиционной войне, в которой противодействующие силы воюющих сторон пребывали вот уже почти два года. Линия фронта на Востоке пролегала тогда на тысячи километров от моря до моря.
 Блестяще задуманная и столь же блестяще осуществлённая фронтовая операция могла бы дать больший стратегический результат, если бы командующие трёх других фронтов одновременно поддержали войска Брусилова своими активными действиями, хотя бы сковали силы противника, но этого не произошло.
 Судьба самого Алексея Алексеевича Брусилова трагична. Блестящий офицер, он раскрыл свой полководческий талант в Мировую войну. Последовательно был командующим армией, фронтом, всеми вооружёнными силами России и снят в июле 1917 года на вершине своей военной славы премьер-министром Керенским. В дни Октябрьского переворота во время боёв в Москве в его квартире разорвался тяжелый гаубичный снаряд и тяжело ранил великого полководца. Пройдя всю войну, часто бывая на передовых позициях, он ни разу не был ранен. А тут вместо благодарности получил тяжелое увечье от снаряда, выпущенного «своими». Генерал трудно поправлялся и тяжело переживал русскую трагедию. Как только стал выздоравливать, его тут же упрятали на Лубянку и потом в застенок Кремля. Но лишь благодаря широкой популярности русского полководца пришлые «пролетарские» вожди не посмели с ним расправиться. В конце концов, изувеченный быстро состарившийся генерал был отпущен домой. Но он постоянно находился «под колпаком» у ЧК.
 Однако самое страшное испытание духовных сил русского генерала было еще впереди. Его втянули в авантюру сотрудничества с властью якобы «во имя спасения России». Он полагал, что ради такого дела можно на это пойти. Он мог ещё представить себе, что во власть прошла новая генерация людей, каких во власти Россия прежде не знавала, но не мог вообразить, что коварство и ложь у них – обычное средство для достижения своих мировых целей. Так, его имя было использовано в воззвании к белым офицерам и солдатам, которое расклеивалось в Крыму, во время их эвакуации. В воззвании, которое он никогда не подписывал, от его имени им гарантировалась жизнь и свобода в «освобождённой» Советской России. «…Многие офицеры верили им (расклеенным всюду воззваниям – С.П.), оставались на берегу и попадали в руки не мои, а свирепствовавшего Белокуна (еврей Коган), массами их расстреливавшего. Суди меня Бог и Россия», – писал Брусилов.
Урезанные мемуары А.А. Брусилова «Мои воспоминания» вышли в свет в 1963 году. Эта замечательная книга с дарственной надписью: «Порохину Петру Фёдоровичу в знак дружбы и глубокого уважения участнику брусиловского прорыва. А.Кичанов, 3 октября 1963 года, п. Подюга» – была подарена моему деду начальником Подюжского лес-промхоза Аркадием Алексеевичем Кичановым, у которого мой дед работал техником-прорабом. Впоследствии А.А. Кичанов, давний друг нашей семьи, возглавлял лесное хозяйство всей Архангельской области, он также был депутатом Верховного Совета РСФСР. Эту книгу Брусилова последовательно в течение десятилетия с интересом читали три поколения семьи Порохиных: дед – солдат-ветеран, отец – танкист-генерал и я, офицер-танкист.
 В предисловии к тем урезанным мемуарам Брусилова было сказано, что вторая (тогда не опубликованная часть) «Моих воспоминаний» Брусилова является фальшивкой, что она написана рукой жены Брусилова – Н.В. Брусиловой-Желиховской. «Отдельным заметкам и наброскам покойного она придала композиционную стройность и антисоветскую направленность. Целью её кощунственных «упражнений» с заметками покойного супруга было «оправдание» его перед белой эмиграцией».
 В новом предисловии к полному изданию воспоминаний Брусилова, которые недавно вышли в издательстве «Российская политическая энциклопедия» (РОСПЭН), 2001, наконец объясняется этот хитрый ход Главного архивного управления СССР. «Чтобы сохранить для советской исторической науки и пропаганды образ генерала Брусилова – сторонника Советской власти, честно служившего в Красной Армии и чуть ли не беспартийного большевика, вторую часть воспоминаний объявили фальшивкой, бездоказательно приписав авторство Н.В. Брусиловой-Желиховской и другим лицам. На сегодняшний день ни в одном из отечественных архивов не обнаружено каких-либо источников, опровергающих авторство А.А. Брусилова».

 …В мирное время от войск нужно требовать непременно и исключительно только того, что необходимо им в военное время. Эта забывающаяся истина впоследствии очень часто напоминала о себе, и много раз мы проклинали наши мирные методы обучения.

 В действительности, конечно, ни одно учебное заведение фабриковать военачальников не может, так как для этого требуется много различных свойств ума, характера и воли, которые даются природой и приобретаться обучением не могут.

 …Немецкий народ и его армия показали такой номер (пример?) поразительной энергии, стойкости, силы патриотизма, храбрости, выдержки, дисциплины и умения умирать за своё отечество, что не преклоняться перед ними я, как воин, не могу. Они дрались как львы против всего мира, и сила их духа поразительна. Немецкий солдат, следовательно народ, достоин всеобщего уважения.

 ...Я лично никогда ни за какими наградами не гнался и считал их для себя излишними. Я всегда исповедовал убеждение, что народная война – дело священное, которое военачальник должен вести, как бы священнодействуя, с чистыми руками и чистою душою, так как тут проливается человеческая кровь во имя нашей матери-родины. Но считал я также, что за геройское самоотвержение войск и мне подчинённых начальствующих лиц они должны получать должное воздаяние, дабы наша матерь-родина знала, что её сыны сделали на пользу, славу и честь России.

 …Я славы не искал, но, проливая тогда солдатскую кровь во имя родины, теперь я имею право желать, чтобы хотя бы история достойно оценила моих самоотверженных героев – солдат и офицеров.

 Вообще в принципе я враг всяких военных советов…

* * *

 …Я собрал командующих армиями не для того, чтобы решать вопрос об активном или пассивном образе действий армий фронта, а для того, чтобы лично отдать приказания о подготовке к атаке противника, которая бесповоротно мною решена. Необходимо, следовательно, в данном случае обсудить вопрос, какая роль выпадет на долю каждой из армий при предстоящем наступлении, и строго согласовать их действия. ...При этом предупредил, что никаких колебаний и отговорок ни от кого ни в каком случае принимать не буду.

 «Выигрывает войну тот, чьи нервы крепче». Гинденбург.

 Я больше 50 лет служу русскому народу и России, хорошо знаю русского солдата и не обвиняю его в том, что в армии явилась разруха. Утверждаю, что русский солдат – отличный воин и, как только разумные начала воинской дисциплины и законы, управляющие войсками, будут восстановлены, этот самый солдат вновь окажется на высоте своего воинского долга, тем более, если он воодушевится понятными и дорогими для него лозунгами.

 Вы берегли свои кубышки да надеялись на «авось». Что посеяли, то и пожали…

* * *

 На улицах интеллигентных русских лиц почти не встречалось. Всё евреи, китайцы, японцы, кавказцы, всевозможные заезжие с Востока и Запада коммунисты или аферисты.

* * *

 Господь мой!.. Где Россия, где моя страна, прежняя армия?
 Теперь пришло время, когда пора и мне сказать своё слово (прежде чем умереть), пусть хоть будущая Россия знает, что если я не мог действовать, то всеми своими поступками показывал, что я думаю и чувствую. Я хочу, чтобы знали, как я ждал, что Россия проснётся внутри, что нарыв должен созреть и прорваться. Что извне никакими интервенциями ничего не выходит, что хирургически уничтожить этот слишком глубокий нарыв невозможно. Когда оскорбляли мощи святых, разгоняли монастыри, я всё ждал и мучился вопросом: когда же, наконец, народ очнётся?! Или его подменили, это не наш русский, верующий народ, или я ошибался в нём? Не знал его? Я хочу, чтобы знали, что теперь, в 1925 году, я увидел свою ошибку, я понял, что такое происходит в России.

* * *

 В то время я ещё не понимал, что революции нашей, русской, уже нет, что не она нас прихлопнула окончательно, а дело нахлынуло совсем иное: всемирная борьба антихристианская, желающая уничтожить весь свет Христов во имя тьмы сатанинской. Совершенно для меня ясно, что не только многие большевики, но и множество евреев решительно не знают, в каком тупике очутились, на кого работают!

* * *

 Кто-то верно сказал, что большевики очутились в тёмной прихожей того большого антихристианского движения, которое ими руководит, и они сами не знают, кто даёт им свои директивы. Не знаю и я, масоны это или сам сатана! Я понял только теперь вполне, как прав был Сергей Нилус, как глубоко и верно судил Шмаков, предупреждая нас об опасности.

* * *

 И я остался один… Ни правых, ни левых, ни белых, ни красных в душе моей не было… Была далёкая, широкая, великая матушка - Россия в целом.

 «Я был всю жизнь националистом, таковым и умру … Моё глубокое убеждение, что спасти положение может только национальный флаг, иначе мы все окажемся под тяжёлой пятой иностранцев, которым мы нужны, как сырой материал для их выгод, мировой революции мы пока не видим, быть может, она и будет, но, вероятно, весьма не скоро. До неё не только нас, русских, но и многих других народов, населяющих бывшую Россию, успеют истолочь в ступе и скушать до основания». (Из письма Брусилова к Н.И. Раттелю).

* * *

 На всех в России произведена примерная «показательная» операция. Мы своими страданиями, на своих плечах несём весь ужас этот, для того, чтобы весь мир узнал, что это такое, и отшатнулся от этих мракобесов.

 Мы, сами мы, сделали то, что погубило Россию. По беспечности, по глупости, по другим причинам, но мы сами всё это подготовили. Особенная вина на нас, верующих людях, ибо неверующие не понимали многого, а мы, христиане, должны были понимать «Что близко, при дверях», что творится около нас.

* * *

 Гонение на церковь, на лучших духовных лиц, развращение детей и юношества, искусственная прививка им пороков, приучение детей к шпионажу (в школах выспрашивание у малолетних, есть ли дома иконы, ходят ли родители в церковь, вспоминают ли старину?), разрушение семьи… это всё русскому рабоче-крестьянскому народу не нужно… Это необходимо антихристовым детям, каковы и есть большевики-коммунисты, руководимые ещё более высокой инстанцией чёрной силы врагов Христа.

* * *

 Наказаны мы сильно по грехам нашим и должны ещё много претерпеть.

 …Никакой план, составленный каким бы то ни было совещанием, не может выполняться посторонним лицом, да и вообще план войны и оперативные распоряжения должны быть единоличной работой самого командующего и его начальника штаба, но никоим образом не какой бы то ни было комиссии или совещания. Такие действия какой-нибудь коллегии были бы преступным посягательством на волю главнокомандующего и его основные права и обязанности. Обязательно выполнять план тому, кто его составил, и плох тот главнокомандующий, который согласился бы выполнять чужие планы. Знаменитый гофкригсрат недоброй памяти достаточно указывает, насколько преступно связывать волю полководца.