нельзя не видеть залог прочности русского государства».
(М.Н. Катков).
Хоть и были у него с собой для ночевки на открытом месте пластиковый коврик и спальник, но он не захотел ночевать на улице. К радости своей, он увидел, что в школе горит еще в коридорах свет.
Войдя туда, присоединился к одной из групп, вычитывающих вечернее правило. После чего, войдя в один из классов, видя что не хватило на всех матрацев, он, найдя свободное место среди двух десятков мужчин, лежащих кто на учебных столах, кто на полу. Расстегнув и разложив пошире свой спальник, Василий предложил место поудобнее иеромонаху Анастасию из г. Иваново. Тот был уже в летах и немощи, но категорически отказывался принимать те особые условия, какие ему предлагали. Согласился только лечь на спальник Василия, который с радостью и благодарностью возлег рядом со священником.
…Хорошо, что духовенство наше находится в некотором отдалении от нас. Хорошо, что даже самой одеждой своей, не подвластной никаким изменениям и прихотям наших глупых мод, они отделились от нас. Одежда их прекрасна и величественна.
…Священнику нужно время также и для себя: ему нужно поработать и над самим собою. Он должен с Спасителя брать пример, Который долгое время провёл в пустыне и не прежде, как после сорокадневного предуготовительного поста, вышел к людям учить их…
Воспитываются для света не посреди света, но вдали от него, в глубоком внутреннем созерцании, в исследовании собственной души своей, ибо там законы всего и всему: найди только прежде ключ к своей собственной душе; когда же найдешь, тогда этим же самым ключом отопрешь души всех.
(Н.В. Гоголь «О нашей Церкви»).
«Если кто-нибудь предстательствует за тебя перед человеком, то ты делаешь для него всё, изъявляешь ему полную признательность. А священник предстательствует за тебя перед Богом, неужели ты не будешь чувствовать к нему признательности?
Ты спрашиваешь, как он предстательствует? Он предстательствует тем, что молится за тебя, что подает тебе духовный дар, преподаваемый в крещении, надзирает за тобой, поучает, вразумляет тебя, в полночь, если ты позовешь его, он идет.
Любите пастырей, как дети родителей. И пусть никто не противится, пусть никто не прекословит! Кто любит Христа, тот будет любить и священника, каков бы он ни был, потому что через него сподобился причастия Страшных Тайн».
(Святитель Иоанн Златоуст).
Утром рано, часов в пять, все поднялись. Быстро умылись. Заботливые расторопные женщины и девушки раздали тут же каждому немного теплой гречневой каши в бумажных тарелках и по пластиковому стакану воды. Удивился Василий этому. Как отлажено и четко всё это у крестоходцев! Молодцы!
Зашли снова в церковь. Выслушали молебен о путешествующих, получили крестное знамение крестом и окропление от старого священника. Организованно взяли хоругви, иконы, вышли из храма. И сразу — команда. Быстро выстроилось Божье войско, провожаемое многими пришедшими в такую рань (не было ещё и шести часов) сельчанами и прихожанами местного храма. С пением молитв вышли из гостеприимного села.За селом кончились и массивные придорожные ветлы, тополя. Ветер сразу налетел на идущих, стал рвать и хоругви и одежды на идущих. Это ничуть не повлияло на их твёрдую поступь и суровое, под стать строевому шагу, пению Иисусовой молитвы:
– Го-осподи Иисусе Христе, сыне Божий (и с твердым опусканием ног на дорогу, голосом тоже вниз), помилуй мя!..
И снова тоже, и снова, и снова… И так с воинским кличем Имени Главного Военноначальника вперед и вперед…
Припекало. Пот катился градом. Но впереди идущие мужчины, несущие носилки с большой тяжелой иконой Богоматери, хоругви, иконы, — основное ядро крестоходцев, как мощный мотор тянуло всех вперед. Грозно и слаженно с пением молитвы они вливали во всех силу своей устремленности и бодрости. Призывали к твердости, неуклонному движению вперед, несмотря ни на какие трудности, недуги и невзгоды. Идущие за ними послушно и стройно подтягивали им в пении и поспешали за ведущими…
Из общей колонны вдруг выбежал и побежал в пустое поле какой-то подросток. За ним тут же рванулась женщина, испуганно зовущая к себе: «Сережа, Сережа!!» Колонна не остановила своего хода. Строго и слаженно двигалась с боевым кличем молитвы дальше. Несколько человек из колонны побежали за женщиной и подростком, помочь им, но Крестный ход неумолимо продолжал своё неостановимое движение, удаляясь от отставших.
Только после полудня, около трёх часов дня, колонна встала и всем объявили, что будет непродолжительный отдых и трапеза. После этого все сошли в придорожную лесополосу. Многие с наслаждением повалились на траву. Но у назначенных на то дежурных на удивление было всё готово. И они тут же стали раздавать всем привычный с небольшим добавлением рацион еды каждому. Как в монастырях, учинённый на то чтец стал читать всем жития святых. Все кушали молча и слушали.
Тут Василий смог рассмотреть своих сопутников. Рад был тому, что убежавший Серёжа, его мама и побежавшие за ними были тоже здесь. Не отстали, не отбились от всех.
После трапезы и короткого, десятиминутного отдыха все встали и вновь выстроились на дороге. Но пошли не сразу, а руководитель Крестного хода стал обсуждать с группой ответственных лиц и с иеромонахом Анастасием — духовником крестоносцев, стоит ли держать в колонне «порченого» паренька с его матерью. Уже много, к сожалению, «приключений» было с ними за их трёхсоткилометровый путь. Руководитель на этот раз был настроен определённо. Он требовал:
– Мы уже не можем больше выносить такое. Каждый день мы должны проходить не менее 50-60 километров. Иначе мы опоздаем на общие торжества в Дивеево. Такие неожиданности очень мешают нам, приостанавливают движение. Кроме того, люди и так устают, а тут ещё лишние переживания, тревоги. Надо и их пожалеть.
Представители основной массы крестоходцев не соглашались, просили оставить болящего паренька с измотанной бедой матерью. Особенно активно взывала полноватая женщина:
– Их же старец благословил идти! Он им сказал, если пройдут с нами и приложатся в Дивеево к мощам преподобного Серафима – мальчик освободится от болезни, выздоровеет. Ну как мы их можем прогнать? Что будет с ними, с его бедной матерью? Это последний шанс для них. Они и так на пределе жизненных сил и терпения своего…
– Никто их не прогоняет, – возразил опять руководитель. – Пусть едут в Дивеево на чем-нибудь. И им – хорошо. Быстро, без напряжений и «приключений». И нам тоже. Почему мы должны иметь такую обузу? Всем и без них тяжело. Убегал паренёк уже раз пятнадцать-двадцать. Два раза его едва выхватили из-под машины. Зачем такие риски, переживания нам? Их и так хватает. – Ну, давайте ещё потерпим, – негромко попросил мужчина организатора Хода.
– Так мы никогда не дойдём! – в отчаянии вскричал руководитель. – Мы прошли меньше трети всего пути. Нам еще столько идти и в неизвестных обстоятельствах! Вы же знаете, что и власти и начальствующие в епархиях, не все довольны и приветствуют нас. Не везде нас принимают с объятиями. Часто и закрытые двери не только учреждений, но и церквей нас «встречают». Вы же сами видели. Люди и без этого в напряжении и тревоге. А тут ещё!..
– Ну, пусть пройдут еще с нами. Может изменится что в Серёже? Может лучше ему станет, – взмолилась опять женщина.
– Поймите и меня! Я не злой человек. Хочу всем добра. Но нельзя же, чтобы из-за двоих рисковали все, и была под угрозой основная цель нашего Крестного хода. Нас просто милиция может снять с маршрута. Запретить и всё!.. Мы и так «на птичьих правах» идем. У нас нет никакого официального документа, разрешения, — теряя терпение, руководитель вновь привёл свои обоснованные аргументы.
– Ну хоть еще немного. Давайте пожалеем их. Мы же – христиане, – продолжала канючить женщина.
– Я всё сказал, – устало закончил руководитель и обратился к священнику. – Вот, что отец Анастасий скажет, так пусть и будет.
Выждав длительную паузу, немолодой иеромонах в стареньком, выцветшем подряснике неспешно начал говорить:
– Тут по-своему, справедливы обе стороны. Большая тревога и ответственность лежит на руководителе Крестного хода. Это надо понимать и всячески поддерживать его дисциплиной своей, – начал иеромонах. Выждав ещё небольшую паузу, продолжил. – Но в то же время мы не должны забывать и про милосердие, к которому призывал нас Господь. По силе возможности, мы должны это проявлять, даже в очень трудных обстоятельствах.
Он замолчал, считая, что дал верное направление, как поступить в сложившейся ситуации. Все молчали, ждали более определённого ответа. Тогда, нехотя, иеромонах продолжил:
– Я бы тоже попросил пока оставить мальчика с его мамой, а там, как Бог распорядится…
Все освобождено вздохнули. Проблема, хоть на какое-то время была снята. Разошлись по своим местам.
Крестный ход так же решительно и надёжно, как и прежде, двинулся вперёд. Вновь радость причастности своей к лучшей части народа своего не покидала и Василия. Он припомнил восторженные слова русского писателя:
«…Всё, что ни истекает из Христа, то вечно, как вечен Сам источник, из которого оно истекает. Слышали также они высшими органами чувств своих, что и на небесах торжествующая Церковь долженствует молиться и молится также о странствующих на земле братьях своих; слышали они, что Бог предоставил, как лучшее из наслаждений, наслажденье молиться, ибо ничего не совершает Бог и ничему не благодетельствует, не делая участником в самом совершении и в самом благодеянии Своем Свое творение, да насладится оно высоким блаженством благотворения: несет ангел Его повеление и утопает в блаженстве уже оттого, что несет Его повеление. И всё соучаствует с Богом во всех высочайших Его наслаждениях и блаженствах: миллионы совершеннейших творений исходят из рук Божьих, дабы участвовать в высших и высших блаженствах, и нет им конца, как нет конца Божьим блаженствам».
«Выбранные места…».
Километров пятнадцать шли до Куликова поля. Отслужили там, на Поле русской славы торжественный молебен и после этого, снова все построились в походный строй и двинулись вперед, Еще километров десять прошел Василий с крестным ходом прежде чем у очередного села сошел на обочину. Попрощался с грустью расставания с уходящими. Ему нужно было идти в другую сторону, чтобы не уклониться от того маршрута, каковой он наметил для себя.
Священник Виктор КУЗНЕЦОВ
(Из повести «Путями
Николая Гоголя»)