Последняя литургия
Памяти моего незабвенного друга
иеросхимонаха Исайи посвящается
иеросхимонаха Исайи посвящается
Я читал утреннее правило, когда услышал из соседней комнаты дрожащий голос моей супруги: «Наш батюшка скончался!» Я не сразу понял, кого она имеет ввиду и переспросил. «Отец Исайя отошел ко Господу», — подтвердила Нина.
Поверить в это было трудно. Ведь буквально на днях я разговаривал с ним по телефону. Конечно, я знал, что он тяжело болен и находится в Алексеевской больнице в Москве. Несколько раз я порывался навестить его, но отец Исайя говорил, что ввиду эпидемии посещения запрещены. Во время нашего разговора он пожаловался на самочувствие, хотя всегда очень сдержанно говорил об этом. И я ободрил его, сказал, что все еще будет хорошо. На этом и расстались.
С отцом Исайей, а до этого иеромонахом Спиридоном, а еще до этого с Иваном Григорьевичем Стариковым мы были знакомы много лет.
Познакомил нас еще в 90-е годы общий друг Вячеслав Михайлович Клыков, когда создавался в Москве Союз русского народа. Как сейчас помню, я увидел перед собой хорошо, со вкусом одетого человека. И что сразу бросилось в глаза — необычайно скромного. И как-то незаметно завязалась наша дружба. Помню, когда я вернулся из госпиталя им. Мандрыка после серьезной операции, он пожаловался мне на свои недомогания. И я предложил ему поехать в тот же госпиталь, где у меня сложились дружеские отношения с врачами.
У него обнаружили онкологию и прооперировали. Помню, как навещал его в больнице и однажды привез ему икону Божией Матери «Всецарица» с каплями мира на образе. Мы еще вместе тогда порадовались, что это добрый знак, и он скоро будет здоров.
Помню нашу поездку в Оптину пустынь втроем, когда я взял с собой сына Николая. Мы жили в одной комнате деревянного домика, ходили на службы, вместе готовились к святому причастию.
И вот однажды Иван спросил меня: «Как ты думаешь, если я уйду в монастырь?» «Тебе решать!» — так, по-моему, ответил ему я. Через какое-то время Иван предложил поехать в Троице-Сергиеву Лавру к отцу Науму.
Хорошо помню этот зимний день, когда мы встали в очередь на прием к батюшке. Шли минуты, затем часы, а очередь не убавлялась. Тогда, увидев девушку, которая регулировала очередность посещения, я обратился к ней.
Через несколько минут нас пригласили к архимандриту Науму. Без лишних предисловий Иван рассказал ему о цели своего визита. Не помню уже всех подробностей их разговора, но отложились в памяти некоторые вопросы, которые задавал батюшка.
В итоге встречи отец Наум благословил Ивана в монастырь Оптина пустынь и подарил нам два огромных ящика книг. Как впоследствии оказалось, многие из них были написаны им самим.
Прошло какое-то время, и мы с супругой поехали в Оптину. И увидели нашего Ивана в черном халате послушника, очищающего от воска подсвечники.
Мы не так часто бывали в монастыре, но запомнилось, что в следующий раз мы увидели его уже в монашеском облачении. Он был пострижен с именем Спиридона Тримифунтского.
Шли годы, наверное, даже не шли, а летели. И в каждое наше посещение Оптиной мы видели, как преображается наш друг. Он становился серьезным, рассудительным и в то же время, как всегда, оставался жизнерадостным человеком, полным энергии и оптимизма. Было видно, что он нашел свой истинный жизненный путь.
Ему был поручен очень ответственный участок монастырского хозяйства: поля, огород и теплицы и все, что с этим было связано. Изредка бывая у него на монастырском дворе, я видел, с каким уважением и любовью относятся к нему монахи и послушники.
Как-то он поделился со мной: «Не так уж сложно было овладеть новым послушанием, мой отец был председателем колхоза».
При всей большой занятости отец Спиридон всегда находил время ответить на наши всевозможные вопросы и разрешить наши недопонимания. И всегда, как в прошлом мой духовный отец архимандрит Кирилл (Павлов), находил нужные слова для ответа.
Когда я сообщил сыну о кончине отца Исайи, он написал мне: «Это был великий человек!»
Иногда он приезжал к нам в Троицкое. Уже будучи серьезно больным, он участвовал в крещении моего внука Даниила, соборовал нас с супругой после ковидной болезни. Он никогда и ни в чем не отказывал. Часто вразумлял меня, говорил о смирении, и о том, что житейские невзгоды надо решать любовью. Когда мы приезжали в Оптину, он всегда находил время для беседы и приносил в подарок книги. А я, в свою очередь, передавал ему экземпляры «Руси Державной» для монастыря.
Как-то он познакомил меня со своим духовным отцом, наместником Оптиной архимандритом Венедиктом. Эти беседы чаще всего происходили на скотном дворе. Отец наместник кормил лошадей и вел беседу. У него была удивительная способность говорить на понятном языке для каждого. Это всегда удивляло и радовало.
Иногда телефон отца Спиридона молчал. Как потом выяснилось, он уезжал на родину в Костромскую область, в Шарью, для углубленной молитвы в часовне, которую построили с его помощью. Я как-то сказал ему: «Батюшка, давайте вместе съездим туда. Постараюсь об этом написать». Предложение было принято.
Шли годы. И вот отец Спиридон как-то говорит: «Меня постригли в великую схиму с именем Исайя». И мне стало понятно, что здоровье моего друга ухудшается. Так, по крайней мере, я связал в уме это пострижение в великий ангельский образ.
После моих ежегодных поездок на Святую Гору Афон я всегда привозил батюшке афонские святыни, пояски от Пояса Пресвятой Богородицы и маслице от иконы Божией Матери «Всецарица» из Ватопедского монастыря.
Однажды отец Исайя попросил привезти ему с Афона монашеский параман. Это такая принадлежность монашеского одеяния, которая носится под одеждой. Я постарался выполнить просьбу друга и приложил параман ко многим афонским святыням. А в последнюю поездку, когда я посещал старца Гавриила Карейского, привез от него монашеские четки и попросил молиться за отца Исайю.
Отец Исайя приезжал иногда к нам в Троицкий храм и служил литургию вместе с нашим отцом Анатолием. Последний раз это была удивительная служба в нашем деревянном храме на праздник преподобного Сергия Радонежского. Тогда отец Анатолий попросил, чтобы отец Исайя почаще приезжал к нам.
Можно еще долго вспоминать счастливые эпизоды нашей дружбы. Скажу кратко: вся моя семья и мои дети получали от отца Исайи четкие и духовные советы к дальнейшей жизни. Он стал для всех нас как бы старшим членом семьи с непререкаемым авторитетным мнением.
Но, как чаще всего и бывает, весть о смерти приходит неожиданно. И мы с Ниной поехали в Оптину…
Заупокойная литургия шла в Казанском храме Оптиной пустыни 30 декабря.
Черный монашеский гроб был украшен огромным числом роз. И вокруг него в вазах тоже стояли большие букеты цветов.
Я стоял невдалеке от гроба моего дорогого друга, и слезы непроизвольно истекали из глаз. Видел я и слезы в глазах у многих людей в храме.
И тогда до меня наконец дошло, что это последнее участие в Божественной литургии иеросхимонаха Исайи. Теперь он будет молиться за нас в Обителях Небесных.
Восемь священников стояли с одной стороны гроба и восемь с другой. У изголовья отец наместник епископ Иосиф. Они по очереди читали слова поминальной службы.
По окончании литургии один из священников рассказал о монашеском пути иеросхимонаха Исайи. Когда гроб с телом отца Исайи выносили из храма, из темных свинцовых туч выглянуло солнышко. «Какой добрый знак!» — сказала моя супруга Нина, вытирая безчисленные слезы… Слез никто не стеснялся…
Похоронили отца Исайю рядом с часовней Оптинских новомучеников. Как мне кажется, это был особый знак уважения монастырской братии к почившему.
На поминальной трапезе батюшка из Шарьи, с родины иеросхимонаха Исайи, отец Димитрий сказал: «Я радуюсь, что нам сегодня удалось совершить последнюю литургию с отцом Исайей. Сегодня Господь милостив к нам, что удалось помолиться в этом святом месте. Коливо из пшеницы, стоящее сейчас на поминальном столе, символизирует зерна, посаженные в землю, которые прорастут. Это символ нашей будущей безсмертной жизни».
Родная сестра батюшки Исайи Лидия вспоминала: «Мы росли в деревне. Какие зимой у деревенских детей радости — покататься с горки. Однажды мы, замерзшие, вернулись домой и залезли на печку, чтобы согреться. На следующее утро у Ивана отказали ножки. Отвезли в больницу. Лечат неделю, вторую, но он не встает. И вот однажды снится ему сон. Явился во сне ангел и сказал ему: «Завтра ты встанешь! Но когда вырастешь большой, нужно будет послужить Богу!» Это была одна из многих причин, почему он избрал монашеский путь!»
Один из монахов вспоминал: «Отец Исайя принял смерть как естественное завершение земной жизни. Как любой верующий человек, боялся Бога, боялся Страшного суда Божия. Но он не боялся смерти, этого перехода в Вечность. Он хотел всегда жить со Христом».
Мы ехали из Оптиной и вспоминали батюшку. А мне до сих пор видится, как он стоит с иконой Государя нашего Николая Второго, из глаз которого истекали слезы в минуты установки Покаянного креста на псковской станции Дно во время крестного хода из Московского храма в Коломенском на девяностолетие явления иконы Божией Матери «Державная». Эта икона Государя теперь у меня в кабинете.
Царство Небесное тебе, мой незабвенный друг и соратник!
Андрей ПЕЧЕРСКИЙ