То, что мне рассказывали родственники, удручает. «На нашей улице остались считаные дома, где ещё кто-то живёт. В основном это пожилые люди». «Было время, когда в детском саду, где я работала, было 78 воспитателей, теперь наберётся едва ли два десятка. Детей было около 360 — теперь же в 3,5 раза меньше». Интересно, что цифра 360 человек фигурировала и в рассказе знакомого фермера в одной из областей ближнего Подмосковья — столько было работников в колхозе. Теперь же у него, единственного фермера в районе, одна доярка, конюх, счетовод и бухгалтер. И всё. Ему самому зачастую приходится всё делать — косить, пахать, ремонтировать и т. д.
Одна из главных причин резкого сокращения населения — отсутствие работы. Ещё во времена Украины большинство шахт остановились, и тенденции к их восстановлению не прослеживаются. Возникает вопрос: а как же после освобождения от немецкой оккупации взорванные и затопленные шахты за считанные месяцы были возвращены к жизни? Оборудование пришло в негодность, специалистов нет, молодые семьи уезжают. Перекрывать крыши пятиэтажек в небольшом городке, где я родился, будут таджики — своих работников практически нет. Закрыты клубы, библиотеки, больницы. На весь район один специалист-кардиолог. У людей очень маленькие пенсии. Так, моя родственница, бывшая воспитательница детского сада, получает всего лишь 12 тысяч рублей (не так давно было вообще 8).
Когда я слышал эти скорбные повествования, то вспоминал своё донбасское детство (60-е годы) и юность (70-е годы). В кровати перед сном наблюдаю, как в больших окнах комнаты видны фонари террикона, к высшей точке которого поднимается вагонетка с очередной порцией породы. Вспоминаю шахтный комбинат, буквально кишащий людьми, огромный плакат с изображением зелёного змия с призывом не увлекаться алкоголем. Возвращаются с шахтной смены черные, как смола, шахтёры — белки их глаз причудливо вращаются. Лесопилку перед входом на шахту мы, дети, почему-то называли «работой». По школьной программе внутри шахтных ангаров пришлось побывать только один раз, а, так сказать, неофициально, с друзьями — многократно: лазали по шахтным коридорам, ходили пить газировку, собирали шахтерский инвентарь — каски, коногонки, респираторы. Купались в резервуаре. Отец работал машинистом подъёма. Как сейчас вижу его сидящим в большом кожаном кресле, ловко переключающим рычаги. Огромный барабан с жутким гулом раскручивает толстые канаты, которые устремляются вниз в шахтную глубину. Достигнув дна, барабан замирает и через некоторое время с ещё большим гулом поднимается вверх клеть-лифт с очередной сменой шахтеров.
Вспоминается такая глупость — дурость. Как-то мы с другом Серегой, проникнув через заграждения с колючей проволокой, приблизились к действующему террикону (это такая пирамида из угольной породы — характерная для Донбасса деталь пейзажа). Вот вагонетка с породой, напоминающая броневик времен Первой мировой войны, медленно достигает пика террикона. Останавливается на несколько секунд, как будто прицеливается, наводит орудие на цель, и раскрывает свои боковые бортики — это напоминает взмах крыльев железной птицы. Куски породы разлетаются в разные стороны и с грохотом скатываются вниз. Наше «искусство» заключалось в том, чтобы быстро ретироваться от подножия террикона в сторону, увертываясь при этом от летящей породы. Помню, убегая, я упал, поранил пальцы на ноге, огромная породина пролетела близко от головы…
Наши детские игры в основном проходили вокруг клуба и в сквере — играли в войну, катались на велосипедах. Также точкой притяжения был ставок — пруд и отчасти балка. В скверах и посадках было много шелковицы, паслёна, раек, акаций. В детстве я был очень худым и хрупким. Это позволяло мне в случае необходимости (когда терял ключ) проникать через форточку в любое помещение.
Многие шахтёры страдали силикозом (это когда легкие забиваются угольной пылью — от этой профессиональной болезни они мучались, рано умирали). Люди получали увечья, были трагические случаи. Особенно запомнилась гибель 14 шахтёров на нашей шахте № 10 имени Артема в конце 60-х годов. Тяжёлый труд несли и женщины, они работали на лесоскладе, железнодорожных путях.
Большим развлечением трудового народа было «забить козла», играя в домино. Любили смотреть футбольные и хоккейные матчи — очень темпераментно реагировали на все перипетии игры. Вообще, игра в футбол была очень популярна. Большим утешением для пролетариата была пивнушка. Одно время там работала моя мать. Помню невероятно плотный смог и громкий галдёж любителей пива. То же самое было рядом вокруг заброшенного бассейна. Немало людей пили горькую — покупали «большую» — пол-литра водки за 3,87, «маленькую» — в два раза дешевле (иногда родственники посылали меня в магазин купить это зелье). В одной песне пелось: «На большую не прошу — дай на маленькую». Многие курили — в основном, «Памир», «Беломорканал».
Советские праздники проходили на Донбассе очень эмоционально, шумно, гремел духовой оркестр, из репродукторов орало: «и Ленин такой молодой...» Мы, старшеклассники, носили портреты членов Политбюро, размахивая ими, как мечами, на остановках в процессе демонстрации. В праздничные дни главная улица города украшалась плакатами, на которых славился шахтёрский труд. В один прекрасный день все вывески и лозунги вдруг стали на украинском языке, что вызывало недоумение и отторжение. По этому поводу многие иронизировали. В детстве в нашей разговорной речи было много украинизмов: «шукать» (искать), «тикать» (убегать), «ховаться» (прятаться), «кавун» (арбуз), «цибуля» (лук) и т. п. Преподавание в школах нашего шахтерского поселка после революции велось на украинском языке. На русский перешли в конце 30-х — думаю, что если бы тогда этого не произошло, то интеграция Донбасса в российскую государственность проходила бы сейчас гораздо сложнее.
Похороны были двух типов: либо с тяжёлыми красными бархатными флагами с духовым оркестром и с железной конструкцией-памятником с красной звездой наверху (для установки на могиле), либо с крестом во главе процессии и пением бабушками «Святый Боже».
Много шахтёрских домов было построено из дикого камня на четыре семьи. Участки у домов были очень маленькими. На них умудрялись сажать плодовые деревья, смородину, крыжовник, и даже держать какую-то живность — в основном, кур и поросят. Были еще большие участки «за путями», где выращивали картошку, подсолнечник и кукурузу. Собирали колорадского жука с листьев картофеля, выбивали семена подсолнечника «на масло». Большие мешки с картошкой на велосипеде я привозил с этих участков домой. Запомнилось очень интенсивное движение по железной дороге. Мощные паровозы на шахте вызывали страх, я бы даже сказал — мистический ужас. Помню, как я возвращался с этих загородных участков, идя по путям. Через каждые несколько минут я поворачивался в сторону работавших родителей и что-то радостно визжа, махал им рукой — и они также мне в ответ. Постоянно ощущалась нехватка воды — у отдельных колонок выстраивались очереди (особенно длинной она была у криницы рядом со ставком).
У некоторых шахтёров были личные автомобили, в основном «Москвичи» разных модификаций. У моего отца был «Москвич-408» — это обстоятельство было предметом особого восхищения. На соседней же улице жили владельцы «Победы» и «Чайки» — это было уже запредельно.
Возвращаясь к современности, к сожалению, должен констатировать, что малые города Луганщины и ее посёлки обезлюживаются и чахнут. Главная причина в том, что почти исчезли градообразующие предприятия — шахты. Конечно, отдельные предприятия в больших городах функционируют. Прежде всего Алчевский металлургический завод — одно из крупнейших предприятий в Европе. Будет ли найдена формула выживания, закрепления населения на этой прекрасной земле?
По телевидению и в СМИ проходит огромный поток информации относительно СВО и подоплеки событий. Это обильная пища для размышлений и выводов.
Но есть один пробел — до сих пор отсутствует видеофильм на час-полтора, в котором были бы сжато затронуты все аспекты проблемы: история Донбасса; испытания, перенесенные его жителями; с чего все начиналось; роль западных спецслужб в разжигании вражды между ветвями единого русского народа; подлинная история Голодомора; угрозы безопасности России и т.д.
В этом фильме должны быть свидетельства людей о пережитых ужасах, факты об изъятии органов у еще живых людей, информация о зверствах укрофашистов, о том, как идет восстановление новых территорий и их интеграция в единый государственный организм. Актуальна подготовка специальной брошюры, где популярно было бы рассказано о том же.
Мне в свое время приходилось много говорить о необходимости издания подобной брошюры на тему угрозы украинской автокефалии. Общаясь со многими клириками УПЦ МП, я видел, что их позиция по вопросу церковного единства недостаточно тверда, система аргументов четко не выстроена, знания отрывочные. Брошюра, заполнившая этот пробел, была бы очень кстати. Она могла быть в формате вопросов-ответов. В ней можно было бы поместить хронику гибели защитников церковного единства на Украине, информацию о захваченных храмах. Важно в этой брошюре отметить еретичность униатства и неканоничность т. н. киевского патриархата и ПЦУ.
Когда с конца 80-х годов на Украине проявилась тенденция к церковному сепаратизму, я в своих выступлениях, а впоследствии в проектах документов Союза Православных братств, сразу стал отмечать, что автокефалия — это путь к унии, что будет введен новый календарь, богослужение будет переведено на украинский язык, что впоследствии и подтвердилось. Нужна, как мне представляется, сугубая общецерковная молитва о тех подвижниках на нынешней Украине, которые отстаивают Православие — митрополитах Феодосии Черкасском, Луке Запорожском и др. Сугубая молитва о Лаврах УПЦ, особенно в дни их главных престольных праздников. Видеофильм, дай Бог, чтобы он появился, нужно непременно показать солдатам ВСУ, попавшим в плен, с дискуссией после его просмотра и донести его содержание до максимально большего количества жителей Украины.
Игумен Кирилл (Сахаров)