Фронтовые были…

Оказавшись однажды в командировке в Баварии, я по приглашению моих тогдашних немецких коллег проехался по глубинке этой «пивной земли». И в небольшой сельской пивоварне разговорился с ее хозяином, который с улыбкой на широком простодушном лице представился мне: «Вольфганг Бергер, пивовар… (и он аккуратно стал загибать пальцы) в восьмом поколении!» Ахнув про себя, я тут же задал ему давно интересовавший меня вопрос: «А в чем секрет приготовления настоящего баварского пива? Клянусь — не выдам рецепта даже под пытками!» — заверил я своего собеседника, смакуя аромат пены из только что поставленной передо мной огромной кружки.

Вдоволь насмеявшись, хозяин пивной «У веселого Вилли» (она была тут же, при пивоварне) заметил: «Тайны здесь никакой нет, а есть дар небес и земли. Это — ячмень, хмель и вода. Все это у нас в особом, благодатном сочетании. Ну а остальное — небольшой накопленный нашей семьей опыт. Лет эдак в двести…»

Эта ситуация вспомнилась мне при разговоре о нашем прославленном… танке Т-34 с группой фронтовиков на встрече Дня Победы у деревни Мясной Бор, где сражались бойцы 2-й Ударной армии, как раз на той развилке, где наша обездвиженная «тридцатьчетверка» (у нее кончилось горючее) больше суток не подпускала к себе обложивших ее со всех сторон немцев, а потом ее героический экипаж подорвал себя… Но он не остался безвестным: после долгих поисков военно-патриотического клуба «Сокол» по номеру мотора удалось установить, что экипаж героев-танкистов возглавлял Михаил Иванович Еремин. Пусть же имя командира этого не сдавшегося врагу танка Т-34 узнает теперь вся Россия!

Загадка этой грозной машины поистине удивительна. Никакого секрета в ее конструкции для нашего противника не было да и не могло быть — в сумятице войны эти танки не раз неповрежденными попадали в руки врага. Гитлер рвал и метал, требуя создать точно такой же танк для вермахта: ведь пушка его с любого направления пробивала одного с ним класса машины Р-III и Р-IV (от слова «Panzer»; у нас их принято называть в нашей традиции — Т-III и Т-IV), была неуязвимой для тогдашних немецких 37-миллиметровых противотанковых пушек, обладала литой башней, широкими, разлапистыми гусеницами, обеспечивавшими ее поразительную проходимость, к тому же работала на солярке, а не на бензине, который гораздо легче воспламенялся при попадании… Разбирали немецкие специалисты наш танк до винтика, брали анализы стали и прочих материалов, но… Ничего у них не получалось с воспроизведением «русского шедевра». Словом, это было, как при варке пива — все составные части вроде бы известны, а вот привести их к нужному синтезу никак не удается. Недаром же и ныне (при сегодняшних-то технологиях!) никому в мире не удается «повторить» наш знаменитый автомат Калашникова в тех же, «отечественных», координатах надежности и безотказности. У АК китайского производства после нескольких сот непрерывных выстрелов провисает от перегрева ствол, а из нашего пали и пали, пока рука не устанет.

Долгие годы после войны на вооружении Национальной народной армии (ННА) ГДР состояли наши «тридцатьчетверки». И я, будучи на Лейпцигской технической ярмарке, разговорился с бывшим «гэдээровским» танкистом, а на то время инструктором-стендистом по тяжелым гусеничным машинам, побывавшим на многих международных смотрах такого рода, в том числе и военной. И вот что он мне рассказал:

—Как бывший механик-водитель, а теперь и доктор технических наук всегда убеждаюсь: у русских конструкторов иная психология творчества, чем у западных. Те стремятся в машине как можно больше всего «наворотить» — рабочее пространство, удобства для обслуги, комфорт даже, а ваши — добиться надежности в сочетании с простотой. Один пример. В русском тракторе, как и в танке, между прочим, со сцеплением можно обращаться как угодно — резко рвать его в любую сторону, врубать ногой, если надо; оно ведет себя безотказно. А попробуй проделать такое с любой западной гусеничной машиной! Того и гляди закапризничает, откажет. В вашем же танке ни о чем таком думать не требуется, да и до того ли в боевой обстановке?..

И мне показалось, что сказано это было очень верно и метко: нашими изобретателями — честь им и хвала за это — в оружие и боевую технику традиционно закладывалось понятие надежности. И это невольно переходило в сознание бойца, становилось частью его психологии на поле боя, его веры в себя, в оружие для уничтожения врага, которое ему дал народ.

—В городе Магдебурге, где дислоцировалась наша дивизия Группы войск в Германии, — рассказывал мне майор Евгений Ефимов, — стоял да стоял себе на пьедестале наш Т-34. И вот когда настало время для странного и поспешного вывода нашей Армии из Европы, уже дан был приказ о погрузке техники на платформы, командир нашего танкового батальона велел подтащить к памятнику аккумулятор, повозился с мотором, с заправкой, хлопнул люком, и «тридцатьчетверка» взревела вдруг своими выхлопными трубами и, к изумлению собравшейся на площади толпы, решительно двинулась с постамента. Так непобежденным и вернулся наш танк на родную землю!

Давайте вспомним вкратце об истории этой легендарной машины. Во главе коллектива его создателей стоял талантливый советский конструктор Михаил Ильич Кошкин. Первые его машины поступили на вооружение РККА в 1940 году. До войны их было выпущено 1225 единиц. Вроде бы немало, но в масштабах навалившейся на нас огромной войны это было как капля в море. Большинство новинок было передано в танковые училища, в команды по перевооружению частей, обкатывалось на полигонах. Следует к тому же помнить, что это число приходилось на всю Красную Армию, а не только для наших западных рубежей. Несколько батальонов и рот Т-34 не могли, конечно, эффектно противостоять пятитысячной лавине немецких танков, сведенных в 4 танковые группы. «Когда нас севернее Мценска впервые атаковали русские Т-34, моя 4-я дивизия понесла от них страшные потери, — писал впоследствии гитлеровский генерал Гудериан. — Превосходство этих машин над нашими просто ошарашивало. То, что они стали сенсацией всей войны, наши солдаты испытывали на собственных шкурах вплоть до «нулевого часа» германского рейха».

До этого «звездного» для нас часа наша отечественная промышленность за время войны сумела выпустить свыше 102 тыс. танков, большинство из которых — прославленные «тридцатьчетверки». На фоне этого смешно слышать о якобы существенном «танковом вкладе», который внесли для нас по «ленд-лизу» наши союзники. Их поставленные нам в количестве чуть более 10 тысяч «шерманы», «черчилли», «валентайны» да «матильды» не могли даже сравниваться с носителями нашей броневой мощи. Они были неуклюжи в бою, легко воспламенялись из-за слабой листовой защиты и бензиновых двигателей, не могли причинить существенного вреда противнику из-за малого калибра пушек (40-мм и 57-мм — у «матильды» и «валентайна»), в то время как наши танки «семейства Т-34» громили немцев из своих мощных 85-, 100- и 122-мм орудий. Наши танкисты от такой помощи отказывались (хотя в «их» танках были чуть-ли не все удобства — вплоть до кондиционеров, приспособлений для подогрева пищи и варки кофе). Сталин так прямо и заявил об этом главам США и Великобритании.

Танк Т-34 оказался также и… романтической машиной войны. Он доказал свое право и свою возможность жить не только фронтовой жизнью. Из-истории Великой Отечественной известен факт, когда в глубоком тылу Германии на захваченной советской «тридцатьчетверке» немцы решили испытать свои новые пушки. Из-пленных танкистов собрали экипаж смертников — чтоб изобразили они для вермахтовских артиллеристов реальную движущуюся мишень. Ну и показали им наши ребята, что такое Т-34! Смяли, к ужасу полигонного начальства, их орудие вместе с расчетом и рванули в «свободный рейд» по Германии. И когда до Победы было еще ох как далеко, перед единственной нашей бронемашиной на дорогах рейха в страхе разбегались эсэсовцы, сдавались малые, дремлющие в своем бюргерстве немецкие города. Вся Германия вынуждена была воевать против одного-единственного советского танка, вооруженного лишь броней, гусеницами и мужеством его экипажа… По этому потрясающему эпизоду войны в 1964 году на «Ленфильме» была снята кинокартина «Жаворонок». Может, кто-то вспомнит ее?

Но порой не оставалась в долгу и немецкая, уже вышедшая из боя танковая техника. Она как?бы продолжала наносить нам удары. Не раз после войны были случаи, когда при утилизации немецкой «панцер-техники» взрывался по недосмотру засланный в орудийный патронник снаряд, детонировали затаившиеся под сиденьями боеприпасы. А однажды, спустя многие годы после войны, наши мальчишки купались на Днепре. И вот кто-то из них нырнул и не вынырнул… Стали искать и обнаружили, что, бросившись «ласточкой» с берега, накололся он головой на… штырь антенны увязшего под берегом немецкого танка. Это уже после старики вспомнили, что в этом месте он провалился под лед в 1942 году…

И все равно танковая война продолжается. И по-прежнему наследники боевой славы Т-34 создают машины, которые ошарашивают весь мир. На международных смотрах вооружений они, как и их броневые пращуры, изумляют людей военных своими качествами, которые превзойти до сих пор никому не удается. Да и стремиться к этому, пожалуй, не надо — так будет спокойней для всех.

К написанию этого очерка меня натолкнула небольшая история. Году в 1982 или 1983-м мы с приятелями поехали на рыбалку в район Торжка — Броды. Проходя перелеском к речке Тьма, увидели группу людей на ее берегу, по виду — туристов, которым пожилой человек, явно не гид, что-то возбужденно пояснял с показом каких-то объектов на местности. Услышав немецкую речь, я невольно приостановился… «Вот здесь они держали оборону, но нас непрерывно контратаковали… Солдаты у них были, ничего не скажешь, отважные, а вот командиры — плохие!»

Такая оценка наших «командных кадров», откровенно говоря, меня задела и, зная, что здесь в октябре 1941-го держала оборону против 9-й немецкой наша сильно потрепанная в боях 29-я армия генерал-лейтенанта И.И. Масленникова, я приостановился и бросил в сторону гитлеровского ветерана: «Вы, наверное, воевали в 23-м армейском корпусе? — Он с удивлением согласно кивнул. — Так вот наши «плохие командиры» вместе со своими солдатами так и не пустили вас дальше этой самой речушки…» И хотел было уже идти дальше, но тут меня окружила вся оживившаяся туристская группа: видимо, пояснения собственного «гида» им уже порядком приелись. «Но ведь они перли прямо на наши пулеметы!» — горячился бывший вермахтовец. — У нас даже стволы перегревались…»

Разговор тогда у нас завязался с посланцами Гессена долгий, заинтересованный, и показалось, что мне удалось им раскрыть глаза на какой то маленький кусочек войны.

А потом задумался: кое в чем был все же прав немецкий пехотинец. Что и говорить, с командирскими кадрами у нас вначале было куда как плохо. Хоть и косвенно, но младшего комсостава тоже коснулись сталинские репрессии в армии. На место снятых с должностей выдвигались кадры незрелые, создавая тем самым вакансии для совсем неопытных и плохо обученных командиров. В войсках не было единоначалия: любой офицер на первых порах должен был руководить подчиненными с оглядкой на комиссара, а еще на прикрепленного к каждой части «особиста» — мало ли что он там донесет «наверх» по своей линии о твоем «настроении», твоей командирской инициативе. В своем последнем предвоенном докладе Политбюро нарком Обороны СССР К.Е. Ворошилов отмечал «тридцатитысячный некомплект начсостава», т.е. офицеров. А с началом войны после призыва сразу нескольких возрастов этот некомплект стал поистине критическим: на подготовку командиров звена взвод — рота, проводившуюся по «ускоренной программе», срок обучения был сокращен в четыре раза по сравнению с нормальным. Это обстоятельство — даже при массовых проявлениях нашими воинами отваги и мужества — приводили к огромным потерям среди комсостава. Вот архивные данные Минобороны: из 14,32% общего числа военнослужащих-офицеров Действующей армии безвозвратные потери составили 7,92%; из 21,13% общего числа военнослужащих сержантов потери достигли 17,67%. Эти цифры более чем красноречивы…

Но все же живы были в наших воинах-командирах боевые гены, переданные им нашими великими предками: на фронте образование часто заменяла смекалка, а опыт приходил в ходе боев. Эта черта изумляла даже наших врагов. Капитан Бруно Винцер, до конца провоевавший на Восточном фронте, писал в своих «Воспоминаниях»: «Сразу же после вторжения в Россию, во время приграничных боев мы то и дело натыкались на ожесточенное сопротивление даже очень слабо укрепленных позиций. Несли немалые потери. Думая, что перед нами обороняется рота или батальон русских, просили помощи артиллерии, вызывали авиацию… А когда захватывали наконец позицию, то всех находили убитыми, а старшего среди них — советского сержанта». А вот страничка его воспоминаний уже из 1943 года: «… Русскому крупному разведывательному отряду численностью примерно с сотню человек удалось глубоко вклиниться в наше расположение. Но прорвавшаяся группа была нами окружена. Красноармейцы оказались в безнадежном положении. Однако они и не думали сдаваться. Русские отчаянно сражались, погибая один за другим, пока не осталась небольшая группа раненых, которая держалась на холме буквально до последнего патрона. Когда уже не слышно было ни одного выстрела, наши солдаты, ведя огонь из автоматов, поползли к раненым. Между ними лежал их командир, седой майор. Пристально глядя на приближающихся немецких солдат, он не отозвался на их требование сдаться, а лишь что-то крикнул по-русски, но солдаты его не понимали. Внезапно взрыв подбросил его над поверхностью земли, затем он повалился навзничь. Он убил себя последней гранатой… Несомненно, в нем говорило не оскорбленное самолюбие офицера, желавшего избегнуть позора пленения, а убежденность в том, что его Родина борется за правое дело, и сознание такого морального превосходства, которое давало силы бороться до конца и идти на смерть… Мы похоронили его достойным образом».

Красноречивое признание… И невольно вспоминается история, связанная со сдавшимся нам в плен в Сталинграде Фридрихом Паулюсом, генерал-фельдмаршалом, командующим 330-тысячной окруженной группировкой. О нем, переосмыслившим свою роль в преступной гитлеровской войне и выступившим с соответствующим заявлением от комитета «Свободная Германия», на Западе носились всякие слухи. Один из них: будто он в Москве, в Академии Генерального штаба преподает советским офицерам и генералам науку воинского мастерства. На что немецкий фельдмаршал через прессу однажды ответил: «Как представитель разгромленной советскими войсками армии я не смог бы преподавать даже в школе унтер-офицеров. Красная Армия доказала свое полное превосходство над вермахтом. А ее сержанты и офицеры стяжали славу лучших в мире!»

Они, эти лучшие в мире командиры, разгромившие самую сильную на то время гитлеровскую армию, в 1945 году победоносно вступали в столицы Европы. Да сохранит она память об этом…