1 сентября 2004 года, свидетельствует участник тех событий Владыка Феофан, митрополит Казанский и Татарстанский, проводился в Нальчике торжественный чин закладки храма:
— Я в облачении, совершаю молитву. И вдруг вижу, что что-то происходит: к Яковлеву подбежал его помощник, порученец, возникла какая-то лихорадочная суета. Но я все-таки смог закончить молебен, после чего спрашиваю: «Что случилось?» Яковлев (полномочный представитель Президента РФ в Южном федеральном округе — Ред.), судя по всему, и сам еще толком не уяснил, что произошло, отвечает невнятно. Но все-таки становится понятным одно, самое страшное: террористы захватили школу в Беслане. Прямо во время праздничной утренней линейки.
В Нальчик на закладку храма собралось довольно много журналистов, и я сразу же обратился через них к террористам, чтобы они немедленно освободили детей. Я сказал, что дети не могут быть торгом в политической борьбе.
А Беслан, надо сказать, от Нальчика совсем недалеко, может быть, километров 80 или побольше немножко. Какое может быть решение? Полпред и другие руководители советуются, обсуждают, часто повторяют, что, вот, с Москвой надо действия согласовать. Я слушаю все это и как-то неожиданно даже для самого себя говорю, что поеду туда. Словно что-то меня толкнуло. Яковлев отвечает: «Не надо, опасно очень. Еще неизвестно, что и как там происходит». Я повторяю: «Нет, я не могу так — я все-таки поеду». Сажусь на свой автомобиль и быстро направляюсь в Беслан. Тем временем военные начинают оцеплять школу, а набежавших с берданками беслановцев пытаются оттеснить, чтобы не произошло преждевременного столкновения с боевиками. Народ, конечно, сопротивляется, не хочет уходить, и это понятно: у очень многих в этой школе дети, жены, внуки... Поэтому кое-где раздаются первые выстрелы, но импровизированного штурма в лоб не получается.
Проходит несколько томительных часов. Стояла очень сильная жара, но ее как будто перестали замечать. И вот появляются первые известия, что террористы расстреливают мужчин, оказавшихся у них в заложниках. Расстреливают и выбрасывают прямо в окна на проходящую рядом железную дорогу. И не дают забирать тела — как только пытаются подойти, со стороны школы ведется шквальный огонь. На этом фоне предпринимаются первые робкие переговоры: дайте хотя бы забрать убитых, ведь воздух плавится от раскаленной температуры....
Как я теперь понимаю, самое главное, чего не было у военных и чиновного руководства, собравшегося в первый день теракта в Беслане, — это искры решимости и плана действий. Это была большая ошибка, что не могли принять никакого решения. Когда начались расстрелы, стало окончательно ясно, что террористы ни на какие уступки не пойдут, что это так и будет тянуться и тянуться... И ведь это длилось не сутки, а 52 часа. 52 часа непрерывного ужаса.
Постепенно в город начали прибывать спецслужбы, появились отряды спецподразделений «Альфы» и «Вымпела», подошла 58-я армия, расквартированная в Северной Осетии. Народ, разумеется, продолжал волноваться, но от школы его оттеснили, саму школу оцепили, поэтому многие собрались в здешнем Доме культуры.
Надо было идти народ успокаивать. Я каждые два часа начал ходить в этот Дом культуры — встречаться с людьми, беседовать с ними. Моя главная задача была не только утешить людей, но и удержать их от самовольного штурма, чтобы они снова не рванули туда, где их уже ждали подготовленные огневые точки террористов, потому что это были бы бессмысленные жертвы, страшное месиво. И я начал призывать собравшихся в Доме культуры растерянных, плачущих и отчаявшихся людей молиться — молиться за своих детей и просить Бога о помощи.
Пока шли переговоры, я видел, как волнуются альфовцы и вымпеловцы. Они лучше чувствовали ситуацию, чем руководители из Москвы, и понимали, как следует нейтрализовать боевиков. Но приказа переходить к решительным действиям не было. Шли какие-то непонятные согласования. Теперь, оглядываясь из дня сегодняшнего на трагедию Беслана, я бы взял на себя смелость утверждать, что в таких случаях должно быть оперативное право главные вопросы решать на месте. Не ждать долгих согласований, пока гибнут люди, а принимать моментальное решение. Было ясно, что у террористов в школе был организован большой схрон оружия, позволяющий им продержаться достаточно длительное время, что на переговоры они не идут, а расстреливают заложников и всячески издеваются над ними, вешают гирлянды с бомбами на баскетбольные кольца спортзала, заставляют детей и женщин вставать в окна в качестве живого щита. Ясное дело, что все это — жуткие вещи, не предвещающие ничего доброго. Поэтому мое мнение до сих пор совершенно четкое: на то и спецслужбы, чтобы суметь нейтрализовать изуверов. «Вымпел» и «Альфа» специально обучаются, чтобы действовать в таких чрезвычайных ситуациях, но они вынуждены были бездействовать, потому что не было команды.
Штурм случился только на третий день. К тому времени террористы наконец-то разрешили вывезти расстрелянных еще 1 сентября мужчин, и к школе подъехали спасатели. В это время, пока грузили тела, раздались один за другим два жутких взрыва. И как-то сразу стало ясно: час пробил. Начался бой, все сразу устремились туда, и я за ними. Жуткий ураганный огонь со всех сторон, непонятно, кто и откуда стреляет. Навстречу мне уже несут раненых, среди них — много детишек. В школьной стене — пролом, и я прямо в рясе с крестом, как был, нырнул туда.
Никогда не забуду этого: когда я забежал в пробоину, перед моими глазами промелькнуло жуткое видение: фрагменты тел, убитые, раненые, кто-то кричит, кто-то горит живьем. И опять-таки очень много детей кругом, среди них есть и живые. Я различил в этом кошмаре паренька лет 15 — у него нога была практически оторвана выше колена, но он дышал и смотрел вокруг обезумевшими глазами. Я взял его на руки и понес. Какой-то боец рядом со мной тоже нес ребенка, но его убили. Мне с мальчиком удалось добраться до своей машины, положить его на заднее сиденье. Водитель обернулся, увидел окровавленного подростка, его бледное лицо и говорит: «Он умер». А кровь из ноги продолжает хлестать, и я вижу: нет, не умер, это просто шок. И кулаком толкаю своего водителя в спину: «Давай, едь! Не распускай слюни!»
Этого мальчика мы доставили в больницу. Хотя какая там больница — просто походная палатка стояла неподалеку с врачами и медсестрами. Когда ребенка начали вынимать из машины, с залитого кровью сиденья, он застонал. Большей радости, чем в этот момент, я прежде никогда не испытывал: значит, жив! Оторванная нога у мальчика буквально болталась на лохмотьях кожи. Но он остался жив, его удалось спасти. А я, довезя парня до медицинской палатки, вернулся обратно к школе.
Запомнился мне еще один человек — Дмитрий Разумовский, начальник отделения «Вымпела». Перед самым штурмом он подошел ко мне и сказал: «Что-то сердце щемит. Чувствую, какая-то беда будет». Мы побеседовали, я, как мог, его утешил. Помню, его все называли подполковником и относились к нему с большим уважением. Когда объявили штурм, он первым ринулся на приступ, причем встал в полный рост на простреливаемом со всех сторон пятачке. Успел, говорят, уничтожить двух боевиков, выявил, отвлекая огонь на себя, где находятся огневые точки противника. А через минут 10 смотрю — несут его мне навстречу.
Те, кого не было 1–3 сентября в Беслане, с огромным трудом могут представить себе этот ад. На похоронах жертв я тоже успел побывать. На старом кладбище для новых захоронений отвели обширную территорию, могилы помогал копать трактор «Беларусь». И помню, как тысячи людей — женщины и мужчины — стояли и плакали, не стесняясь друг друга. У меня было ощущение, что хоронят жизнь как таковую. Я со своими священниками совершал панихиду. Вначале мы ходили лишь там, где находились православные захоронения, а потом, когда нас стали звать отовсюду: «К нам подойдите! И к нам!», я сказал про себя: пусть Бог разбирается, кто чей, и отзывался на все просьбы — и христиан, и мусульман. И, знаете, это вносило какую-то струю надежды. Мы просто шли по кладбищу и совершали везде, где нас просили, заупокойную молитву. И казалось, что жизнь все-таки не кончилась, что впереди что-то брезжит...
Невинно убиенные дети в школе Беслана являются мучениками за Христа, они, безусловно, святые. Россия пережила великую, ужасную трагедию. Но одновременно она приобрела и новых молитвенников.
Дети приняли страдание за всех нас
Протоиерей Геннадий Беловолов:
«Новое избиение младенцев за Христа»
«Новое избиение младенцев за Христа»
Страшная трагедия в г. Беслане стала новой точкой отсчета в 1000-летней истории России, которая не слыхала подобного. Ни Батый, ни поляки, ни Наполеон, ни даже фашисты не нападали специально и исключительно на детей. Во всей истории невозможно провести аналогию этой бессмысленной и страшной бойне, когда за один час было прекращено несколько сотен детских жизней. Единственная история, которая сопоставима с бесланской трагедией, — это история, которая произошла две тысячи лет назад также в маленьком городке — Вифлееме: избиение Иродом Вифлеемских младенцев. И в этом открывается смысл бесланской трагедии.
Осетия всегда была оплотом и форпостом России на Кавказе. Когда-то весь христианский, северный Кавказ был насильственно мусульманизирован в средние века, и осетины — единственный горский народ, сохранивший верность Православию в окружении агрессивного исламского мира. Верность Христу воплотилась в верности и России. В 1774 г. Осетия по своей воле вошла в состав России. Осетины не участвовали в Кавказской войне в XIX веке. Осетины не пошли на сделки с фашистами, хотя считались у немецких нацистов особой чисто арийской расой. Осетины не поддались центробежным искушениям в период перестройки и никогда не ставили вопрос о выходе из состава России. За что же растерзаны младенцы, отроки и отроковицы в Беслане? Только за то, что они христианские младенцы, стало быть — за Христа. И это делает их не просто жертвами трагедии — но и исповедниками Христовыми, подобно тому, как Вифлеемские младенцы стали первыми мучениками за Христа. Дети Беслана свидетельствуют: если за Христа убивают, значит, жив Господь. В этом смысле их действительно нужно назвать жертвами, но не трагедии, а чистыми жертвами Богу.
Потрясают немыслимые страдания, которые пришлось претерпеть этим детям. Новые ироды, прежде чем пролить кровь, подвергли их страшному трехдневному мучению. Внешне бессмысленные, непонятные издевательства выдают ритуальный характер этого детоубийства. Мучители заставляли детей молиться Аллаху, а кто не хотел — простреливали руки и ноги во образ Распятия — об этом рассказал настоятель Свято-Успенского монастыря в Беслане. В городе есть дети с такими ранами.
Мы все стали современниками нового избиения младенцев за Христа, новой Детской Голгофы.
Бандиты ставили цель развязать войну на Кавказе, мучая детей, они терзали тело самой России. Но дети в Беслане приняли удар на себя и их жертвой предотвращена новая всекавказская война. В самом прямом смысле дети приняли страдание за всю Русскую землю, за всех нас. Они разбудили духовную спячку политиков и всего народа.
Невозможно представить страдание матерей и отцов. Но жертва, принесенная в г. Беслане должна стать залогом духовного обновления.
По материалам СМИ