ДОПРОС
1938 год. Следователь допрашивает священника Иоанна Покровского: «Какие у вас были разговоры во время посещений вас служителями культа?»
- Со священником Фоминцевым говорили о том, что по конституции должно быть свободное отправление религиозных обрядов, но на деле советская власть запрещает хождение по приходу под предлогом заразных заболеваний. Мы считаем это совершенно неправильным. Фоминцев справедливо добавил, что надо терпеть и переносить все тяжести. Других разговоров против советской власти не было.
- Признаете ли вы себя виновным в антисоветской агитации среди колхозников и в организации контрреволюционной группы в селе Чиркино?
- Никакой антисоветской агитации среди колхозников не было, я был лишь недоволен тем, что советская власть не разрешает ходить по приходу.
На этом допрос был закончен. Уже после того, как священник подписал протокол, следователь в том месте, где отец Иоанн говорил, что священник Фоминцев, находящийся в это время на воле, сказал: «Надо терпеть и переносить все тяжести, придет время, станем жить лучше», от себя надписал: «когда придет Гитлер».
(Из книги « Новомученики и исповедники Московской епархии » стр. 118-119. )
ИСПЫТАНИЕ
В который раз старая «Волга», зачихав, стала. Мы вновь вышли из машины наружу, под порывы резкого ветра и колкого дождя.
Открыв снова капот капризного автомобиля, в растерянности и неопределенности немолодой священник о. Михаил стал в который раз рассматривать, трогать, пригонять провода, внутренние механизмы мотора. Напряженно пытался понять, в чем теперь причина того, что опять что-то вышло из строя, заглох мотор.
Молодой спутник священника, кутаясь от ветра и дождя, досадливо предложил:
- При такой езде мы никуда не доедем! Она у вас давно уже барахлит. Давно продали бы ее. Купили бы новую и катались без забот и волнений.
Продолжая напряженно рассматривать механизмы, отец Михаил в раздумье, ни к кому не обращаясь, произнес:
- Проблем и хлопот от нее, конечно, много. Все больше трудноразрешаемых. Что делать?.. То ли уж действительно расстаться с ней, то ли оставить, для смирения?...
БОЛЯЩИЕ
Пришел священник в дом к болящей прихожанке, не пришедшей опять на воскресную службу. У той – гости. Соседка, известная на всю округу запивоха, и ее малец, лет семи.
Хозяйка дома, видя, что к дому подходит батюшка, воровато оглянувшись, несмотря на декларируемую болезнь, живо вскочила с дивана, быстро подскочила к включенному телевизору, выключила его, так же бойко прыгнула обратно на диван, сделала скорбную мину. Все это проделала она, зная, что священник не одобрит смотрение телевизора, особенно в Великий Пост. Тем паче что смотрели они нервический, западный боевик.
Как ни в чем не бывало, хозяйка радушно встретила появление в доме дорогого гостя. С эмоциями, чуть не рыдая, стала рассказывать про свои немощи и страдания.Потом перешла к «высоким материям». Сетовать на общие проблемы, несправедливости…Всячески выказывая при этом свои возмущения по поводу непорядков, страданий других, а по существу осуждая направо и налево власти большие и маленькие, далеких и близких, соседей и кого придется. Ее охотно, горячо поддерживала запивоха.
Священник до времени терпел весь этот надоевший, знакомый до боли набор болтовни. Приглядывался к окружающему.
Несмотря на усиленные старания хозяйки, остро чувствовалось неудовольствие находящихся в доме приходом его, происшедшей переменой в их занятии. Особенно в несчастном сыне алкоголички. Бедный, он испускал целую лавину отрицательных токов. Он еще никак не мог отойти от происшедшей резко перемены. Два щелчка; зажигания света в доме и особенно выключения телевизора, как два удара хлыстом, будто отпечатались на его хрупком, болезненном лице. Дважды при совершении их он дергался, дважды оскал злой досады черной молнией искривлял, обезображивал его детское, нежное лицо.
Беседа взрослых уже вошла в накатанное русло, а он еще долго нервно подергивался, ненавистно блистал округлившимися, выпученными от нервного напряжения глазами. Бешено таращился, бросал взгляды из стороны в сторону, то на одного, то на другого из взрослых, виновников прерывания действий боевика, в сюжет которого он всем нутром поместился и пребывал там. В особенности самые злые оскалы, взгляды, недовольное, неслышное бормотание были адресованы главному виновнику перемен - священнику, из-за которого захватывающий сюжет по «ящику» был прерван.
Долго задерживаться священнику смысла не было. Все ясно. Приличествующее время для визита было исчерпано. Он попрощался, пожелал здравия, мира и добра, и вышел.
С тою же поспешностью, прытью, с которой выключался телевизор, он был опять включен, к жадной радости оставшихся, завороженно впившихся в экран, лихорадочно поглощавших все, что через него вываливалось в их умы и сердца.
Священник Виктор Кузнецов