Добавлено:

а мы с тобой, брат, из пехоты...

 Так начиналась одна из песен о той Великой народной войне и о тех, кто служил в самом, может быть, тяжелом роде войск — пехоте. Они пылили дорогами летнего зноя, глотая пыль и кровавую слюну пересохшего горла; они, вытаскивая сапоги или ботинки в солдатских обмотках, шли с полной выкладкой и автоматом или винтовкой в промокших шинелях...
 Так случилось, что двух моих самых дорогих солдат-защитников Отечества война поставила в пехоту. Моего дедушку Александра Матвеевича Михайлова и прадедушку Матвея Семеновича Михайлова.
 Перед войной мой прадедушка, который был военным строителем, командировался то на одну, то на другую стройку на Северном Кавказе: то Моздок, то Грозный. Вместе с ним кочевала и его семья: жена, дочь и трое сыновей, старшим в этой семье сыном был мой дедушка Саша. Война застигла их в Беслане. Молодежь, узнав, что началась война, прибежала домой с криками, что война скоро закончится, не позже чем через месяц, и что мы их шапками забросаем. А мой прадед Матвей, покачал головой, и как старый солдат, который прошел Первую мировую, сказал: «Если в четыре года уложимся, хорошо. Я на войне никогда бегущего немца не видел».
 Прадеда на фронт не брали как военного строителя и по состоянию здоровья. Все ближе приближался фронт к Северному Кавказу.
 В 1942 году моего дедушку, тогдашнего восемнадцатилетнего паренька, призвали на фронт. А фронт был рядом с домом, рядом с Бесланом. Здесь проходила знаменитая Голубая линия, прямо по Тереку, рядом с которым стоял дом, где жили мои родственники. Жители Беслана вырыли для себя окопы а также укрытия для домашних животных. Почти семь месяцев край обороны шел по улице, на которой жили мои прадедушка и прабабушка. Прадедушка пошел в военкомат и настоял, чтобы с него сняли «бронь». Уходя на фронт, он сказал: «Надо идти нам, старым солдатам, на помощь нашим сыновьям, одни они не справятся». И ушел. Прабабушка до конца войны получила на него две похоронки и извещение, что он пропал без вести. Но он остался жив.
 Когда моего дедушку Александра Михайлова призвали на фронт, он остался в части морской пехоты в Беслане. Они почти всю оборону Голубой линии лежали в Тереке и арыках близ него, после чего у него в конце войны открылся туберкулез. А в Беслане народ и армия в эти месяцы стали единой несокрушимой стеной. Несмотря на то, что немцы их буквально засыпали бомбами, все занимались одним общим делом. Работала пекарня, куда пошла печь хлеб моя прабабушка, бывшая артистка Грозненского театра. Она днем и ночью пекла хлеб для жителей и солдат. Прибегала домой с работы и, как другие женщины Беслана, топила печь и варила, варила еду, чтобы кормить всех, кого только могла. Варила, не оглядываясь на бомбежки и артобстрелы. Не раз бывало, что ей прямо в чугун попадали осколки и земля от взрывов; она не останавливалась, выливала содержимое. Наливала воду и начинала все сначала.
 Солдаты передовой, чем могли, помогали женщинам и детям Беслана, которые оказались в боевом пекле. Они, как мой дедушка, рядовой морской пехоты, вместе со своими фронтовыми друзьями, косили траву для коров и овец.
 Божья милость, что многие жители этого района Беслана, который назывался Рабочим поселком, остались живы, и это при том, что бомбежки в течение семи месяцев были ежедневны и многократны. Как и то, что остался жив и мой дедушка, простой солдат войны, вернувшийся с нее просто рядовым матросом. Его, молодого салагу, услышавшего первые залпы, поучал бывалый солдат, очевидно, тоже чей-то отец, как мой прадед: «А ты, сынок, молись, и обязательно будешь жив». И он молился. И остался жив.
 Моего прадеда вместе с рабочими-добровольцами Бесланского масложиркомбината, с которыми он воевал вместе с 1942 года, война в 1943 году привела на Курскую дугу. Там они попали в плен. Прадедушка был ранен в обе ноги. Товарищи тащили его на себе, пока раны немного не поджили. Потом он шел один. Идти было очень тяжело, но он не хотел, чтобы его пристрелили. И хотел, если на то воля Божия, дойти до вечера, а там ночью и умереть. А утром, немного отдохнув, он опять поднимался и шел, дав себе клятву идти до последнего вздоха.
 Их измученная колонна шла через Литву. И до последних дней он добрым словом вспоминал женщин-литовок, которые, завидев колонну военнопленных, бежали вперед и бросали на дорогу хлеб и сало, спасшие многих солдат.
 Потом их доставили в Бухенвальд. Рассчитали на первый-второй. И та колонна, где был прадедушка, осталась на плацу, а вторая часть живой была сожжена в печах концлагеря.
 После освобождения Бухенвальда американцами он вернулся домой.
 ...Тиха украинская ночь. Такой тихой ночью мой дед Александр пришел к дому, где жили родители. На пороге дома сидел старик с бородой и курил «самокрутку». Сын не узнал родного отца: «Отец, ты не знаешь, где тут живут Михайловы из Беслана». «Знаю, сынку, тут и живут». Прадеду Матвею было 47 лет, а дедушке моему — 21 год. Провоевав две войны, прадед умер в 1947 году, а через полгода умерла и его жена, украинская красавица Галя, которая так любила своего Матвея, который родился в деревне Фатуевка Пензенской губернии.
 Говорят, до сих пор есть эта деревня Фатуевка. Мне очень хочется туда поехать в эту простую русскую деревню и поклониться земле, где родился мой замечательный прадед; а также увидеть тех людей, которые держали оборону против фашистов в Северной Осетии вместе с моим дедом-рядовым краснофлотцем и моей прабабушкой украинкой Галей; поклониться тем литовским женщинам, которые отрывали кусок хлеба у своих детей и спасали наших пленных, рискуя жизнью.
 Вот об этом мне хотелось рассказать. Это личный рассказ из истории нашей семьи, где сражались не на жизнь, а на смерть два пехотинца. Но наша общая Победа и сложилась из вот таких сражений каждого его участника - гражданина нашей общей Большой Родины.

Надежда Медунина,
студентка МАИ

от 28.03.2024 Раздел: Май 2005 Просмотров: 662
Всего комментариев: 0
avatar