В обязанности охранников, стоящих на этом посту, входил контроль за закрытой для паломников, огороженной заборчиком зоной, где располагались жилые и хозяйственные постройки и помещения. С этой целью и табличка на самом удобном месте висела: «Проход закрыт! Посторонним вход воспрещён!». Для более чёткого наблюдения за норовящими просочиться на сугубо служебную монастырскую территорию вездесущими бабульками и просто любопытствующими, которых, особенно в летнюю пору, немало, стоял и второй внешний пост. Это я к чему так подробно всё описываю? Да чтобы читатель понял, что попасть сюда постороннему человеку – очень сложно, практически невозможно. К тому же ещё и начальник охраны накануне предупредил: «Ребята, никаких посторонних ротозеев или просителей за огороженной территорией быть не должно». А с ним, полковником запаса, шутки плохи. Он до назначения на должность в ФСО служил!
Заступил, вообщем, на пост Пётр, осмотрелся и… увидел вблизи монастырских келий, куда нога посторонних ступать не должна, незнакомого дедульку. Связался по рации со сменщиком, потом с охранником второго поста – никто посторонних ещё пару минут назад здесь не видел и, естественно, никуда не пускал.
Решительным шагом, хмуря брови и выражая всем своим видом крайнее неудовольствие, Пётр направился на перехват цели. А «цель» никуда и не собиралась скрываться – стояла себе мирно недалеко от крылечка, словно ждала кого-то! При приближении охранника благообразный старичок поднял на него глаза, словно вопрошая: «Что тебе, человече, от меня надо?»
Пётр начал тактично объяснять незнакомцу, что проход на эту территорию закрыт и её надо немедленно покинуть. Дедушка не противился, не упрямился, однако выполнить требование должностного лица тоже не спешил: топтался на месте и поглядывал на дверь братского корпуса.
- Нельзя, нельзя. Там монахи живут. Не благословляется посторонним. – Пётр начал отжимать старичка от двери, направляя его к выходу. – Ты, вообще, как сюда попал? Откуда зашёл, – профессиональное любопытство брало верх.
Старичок как-то пристально посмотрел на него своими неожиданно ясными небесно-голубыми глазами, а потом задрал голову вверх, словно объясняя своё появление на этом месте самым непостижимым образом, «мол, с неба я свалился, мил, человек, разве не понимаешь?»
Времени, чтобы отгадывать загадки, откуда здесь всё-таки появился странный дедок, у охранника не было. Он уже почти выдавил непрошенного гостя за калитку с грозной надписью, как его окликнул появившийся на крыльце братского корпуса Симеон.
Этот монах с полгода назад приехал откуда-то из Греции, возможно с Афона. Был он, на первый взгляд, немного странен – с лица его не сходила блаженная улыбка, а сам порядком рассеян. Про таких ещё говорят: «Не от мира сего». Но каких только людей не встретишь в наших русских монастырях? У Петра с Симеоном сложились хорошие, почти дружеские отношения. Пару раз ему даже удавалось недолго пообщаться со странным монахом, и он почувствовал в нём родственную себе душу. Было в немолодом вообщем-то иноке что-то детское, почти забытое – то, чего Пётр в себе стеснялся, но с затаённой радостью наблюдал теперь в другом человеке.
Симеон, раскрыв объятия, бросился навстречу старичку, который, заметив монашка, тоже порядком обрадовался. Они крепко обнялись и монах, сунув Петру мятую купюру, попросил его набрать в трапезной продуктов. Когда он вернулся, инок уже прощался со старичком. Передав им пакет с провизией, охранник отошёл, дабы не смущать людей. Оба они вышли с закрытой территории и его присутствие здесь более не требовалось. Краем глаза он заметил, что пакет старичок взял как то нехотя, словно не желая никого обидеть, хотя охранник не сомневался, что старик затем и приходил, чтобы чего-нибудь поклянчить. Потеряв интерес к происходящему, Пётр попросил приглядеть за калиткой напарника со второго поста, и неспеша пошёл на обход территории. Минут через 10 он вернулся – возле калитки никого не было, стоял только тот самый пакет. Заглянув внутрь, Пётр к своему изумлению обнаружил там нетронутые продукты и новенькую, казалось, ещё пахнущую краской тысячную купюру, лежавшую сверху.
Симеон сидел на крылечке братского корпуса. На его лице блуждала фирменная, детская улыбка. Голова его была запрокинута на спину, веки прикрыты, пальцы перебирали чётки. Ласковый майский ветерок шевелил его спутанные каштановые волосы. Сейчас он был похож на героя из какой-нибудь старой, читанной ещё в детстве и благополучно забытой новеллы о благородных рыцарях.
Потоптавшись на месте, Пётр всё же решил побеспокоить монаха:
- Странный у тебя знакомец какой-то, отец. Проник сюда непонятно как. Пакет с провихией так и не взял, да ещё и деньги вернул. Держи. – Охранник протянул иноку пакет и деньги. – Чего он хотел – то от тебя?
Симеон, не переставая блаженно улыбаться, перевёл, наконец, взгляд на собеседника. Лицо монаха вдруг сделалось серьёзно-торжественным, а глаза – заговорщицкими. Пётр почувствовал, что сейчас ему скажут что-то очень важное – откроют какую-то тайну!
– Ты понял, кто это был?
– Нет. Кто?
– Мой Ангел…
Рассказав мне эту историю, Пётр добавил, что когда он позже вспоминал подробности той встречи, то ему показалось, что старичок во многом походил на Святителя Николая, хорошо всем знакомого по иконописным изображениям. Сухонький, седенький, с большими, выразительными глазами. Но утверждать, что это точно был Никола, к чему я его активно подбивал, он всё-таки не решился. Расспрашивать же подробнее об этом таинственном вестнике он сразу не стал, а потом уже и не смог. Через неделю монах уехал. Сказали, что на Афон.
Роман Илющенко