Прошло пять лет после последнего боя 6-й роты псковских десантников 76-й гвардейской Псковской воздушно-десантной дивизии под чеченским Улус-Кертом. Сегодня события 1 марта 2000 года представляются несколько иначе, чем в те, обагренные смертью 84-х российских воинов, дни скорби. Многие говорили тогда, что на 776-й высоте герои спасли Россию, но мало кто заметил, что в тот день история мистически соединила начало весны нового века и нового тысячелетия с далекой весной семнадцатого года, когда мир вступал в эпоху новейшей истории.
Вспомним 1 марта 1917 г. В результате государственного переворота Император государства Российского Николай II был вынужден принять условия заговорщиков. Желая показать факт явного плена, он карандашом подписывает телеграмму об отречении и шлет ее из псковской станции Дно начальнику штаба (единственному адресату!) в Ставку. Государь знает, как и знает все его предательское окружение, что эти обычные бумажные ленточки никакой юридической силы не имеют. Незаконен «Манифест» по очевидным причинам: во-первых, отречение Самодержавного Государя, да еще с формулировкой «в согласии с Государственной Думой», не допускалось никакими Законами Российской Империи, во-вторых, в телеграмме Государь говорит о передаче наследия на Престол своему брату Михаилу Александровичу, тем самым минуя законного наследника царевича Алексея, а это уже прямое нарушение Свода Законов Российской империи. Из телеграммы этой, спешно разосланной в войска начальником штаба Ставки Алексеевым, всякому верному и честному офицеру должно стать ясно - над Государем творят насилие, что это государственный переворот, и долг присягнувшего на верную службу Царю и Отечеству повелевает спасать Императора, чего, однако, не случилось. Войска сделали вид, что поверили в добровольное сложение Государем Верховной власти. Клятвопреступники, они не услышали набата молитвенно произнесенных когда-то каждым из них слов Присяги: «Клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови... Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровью ... храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всех случаях касаться может. Об ущербе же его Величества интереса, вреде и убытке... всякими мерами отвращать... В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь»...
И вот 1 марта 2000 года. В этот день в свои права входила 84-я годовщина государственного переворота в России. Словно каждый прожитый год взял по одной из 84-х жизней российских десантников и положил на алтарь Отечества. Сколько поистине удивительных и неожиданных совпадений, ибо кроме цифр в российской истории сказала свое слово география - станция Дно и дислокация 76-й гвардейской ВДВ находятся в районе древнего города Пскова, много раз отмеченного ратным подвигом наших предков. Ну а Чечня, как это не раз уже подмечено, стала местом искупительной жертвы наших детей. Из девяноста псковских десантников, принявших неравный бой почти с двухтысячной бандой боевиков, восемьдесят четыре пали в бою, но не отступили ни на шаг. Предпочли смерть позору, показав самым отъявленным скептикам, что за Россию ее солдаты по-прежнему готовы вот так драться и вот так умирать. Просто правнуки великих солдат Победы искупают грехи своих отцов и дедов. Среди искупителей - 6-я рота, кому наши извечные враги уготовили особое место для смерти и подвига. Вспомним, как это было.
6-я рота: «ОГОНЬ-НА СЕБЯ!»
- Эй, командир! - услышал комбат в наушниках знакомый насмешливый голос Идриса - так назвался чеченец. - Тэбе не жарко там? Видышь, я свое на вэтэр не бросаю. На каждого твоего сопляка тэпэр по двадцать наших лучших воинов. Но нам нэ нужны ваши жизны. Забирай своих цыплят и уходы. Командир, ты же умный мужик, сам видышь - у вас нет ни одного шанса. Вы и часа не продержитесь. Мы смэтем вас, б...ей! Ночью к вам ныкто не прыдет, и летчики ваши спят. Спасай своих солдат, уходы с дороги!
...Он был прав, этот Идрис. Превосходство боевиков было полным. На каждого десантника приходилось уже по полтора десятка «чечей». А «духи» все подходили. К тому же у боевиков минометы, десятки пулеметов и гранатометов, а у десантников только восемь «граников» с носимым боекомплектом гранат да десятка два «мух».
Никто не ждал здесь такой огромной банды боевиков. Разведка докладывала о разрозненных мелких группах в десять-пятнадцать человек, прорывающихся к равнине. Только к утру на подготовленный уже опорный пункт должна была подойти техника и артиллерия. Ошиблась разведка...
Еще можно было отойти. Оставить заслон, обложиться минами, растяжками. Пробиться к реке и по руслу выйти к своим. В темноте «чечи» не решатся преследовать. Но тогда эта банда к утру вырвется из кольца. За семь часов, оставшихся до рассвета, они пройдут километров тридцать. Выйдут в лесистое предгорье - и там их уже будет не достать...
- Так что будем делать, славяне?
... Комбат знал ответ. Знал, что скажут его офицеры. Знал, но хотел услышать эти слова, укрепиться ими. Успокоить душевную смуту. Ведь вокруг него дрались его солдаты. Совсем еще мальчишки, они, как отцу, доверили ему свои жизни. Они верили в него, верили в мудрость и удачу своих командиров. Они хотели жить, любили жизнь. И ответственность за них неимоверным грузом давила сердце. Он знал, что в этом бою до утра доживут немногие...
- Надо держаться, сколько сможем! - ответил за всех ротный.
- Надо держать их, - эхом отозвался командир разведчиков.
- Будем держаться! - подытожил комбат. - А если совсем припрут, вызовем на себя артиллерию, и те, кто уцелеет, пусть пробиваются к реке.
Решение было принято. И неожиданно стало легко-легко на душе. Комбат прошел много войн. Вышел живым из многих переделок. Выиграл десятки боев. Воевал жестко, расчетливо. Он верил в свою счастливую судьбу, в удачу. И они не оставляли его. Но сейчас он ясно понимал, что уцелеть, остаться в живых на этой высоте не судьба...
Больше не было «вчера» или «завтра» - оставалось только «здесь» и «сейчас». И эта цельность давала какую-то странную свободу. Он больше не был ни сыном, ни мужем, ни отцом. Все это осталось где-то там, далеко за этой проклятой высотой. Осталось тем, кто прорвется сюда к ним, кто вынесет их отсюда, кто вернется домой и будет жить за них, оставшихся в этом безконечном «сегодня». Теперь он был только воином. А в жизни воина бывает миг, когда война из тяжелой, страшной работы становится просто «принятием» смерти...
- По местам, мужики! — скомандовал комбат. -И пусть каждый выполнит свой долг до конца.
Только с пятой атаки почти под утро «чечи» ворвались на высоту. Уже давно уткнулся навсегда в землю лицом ротный, пал от пули снайпера лейтенант-разведчик. Закончились выстрелы к гранатометам, и на каждого из оставшихся в живых десантников осталось по полрожка патронов.
- Прощайте, братцы! - Николай из Смоленска перекрестился и, встав в полный рост, бросился на подбегавших боевиков.
- Мужики, двум смертям не бывать, а одной не миновать! - крикнул оставшийся за ротного старший лейтенант. - В штыки! Пусть запомнят подонки, как десант умирает!
- Ура! - грозно грянуло над высотой.
- Аллах акбар! - ревели склоны.
- Аллах акбар! - радостно взревел боевик, запрыгнувший в окоп, где лежали раненые урусы. Рванул из-за пояса кинжал. - Сэйчас шашлык из вас нарэжем! Казбек! Аслан!
И здесь до его слуха донесся до боли знакомый, страшный щелчок отлетающей от гранаты чеки. Подчиняясь инстинкту, он рванулся из окопчика, но чьи-то руки ухватили его за ноги, прижали к земле. И тогда он завизжал в смертном ужасе.
«Раз, два, три...» - механически отсчитывало сознание. И мир утонул в испепеляющей вспышке.
А в далеком Пскове, в обычной двухкомнатной хрущевке, вдруг надрывно завыл старый пудель, словно почувствовавший почему-то уже невесомую руку молодого хозяина...
- «Сотый», я «Стилет», боеприпасы кончились. «Духи» ворвались в траншеи. Весь огонь на меня! Повторяю, весь огонь на меня! Не жалейте снарядов. Прощайте, мужики! Слава России! Огонь!
А потом душа русского комбата тихо отлетела ввысь, на Божий суд, где ему еще предстояло по-солдатски мужественно ответить праведникам, за что он бился и за что принял смерть. И душа его не боялась этого суда....
По руслу реки, шатаясь от усталости и ран, отходили уцелевшие солдаты. Шестеро из девяноста. Но и они, подобно своим павшим товарищам, тоже уходили в безсмертие...
Андрей СОТНИК, ИринаДАВЫДОВА