Артемушка

1.По наклонным доскам Анатолий Максимович, плотный загорелый мужчина, скатил инвалидную коляску с крылечка и остановился. В коляске сидел Артем. Он был коротко пострижен; голова, да и все туловище склонено влево; правой рукой он держался за подлокотник, как будто боялся упасть; левая рука, гораздо тоньше правой, была согнута в локте и стояла на подлокотнике, почти доставая лица, а кисть, очень тонкая и бледная, свешивалась вниз.

– Марина Ильинична сейчас подъедет, - сказал Анатолий Максимович, подходя ко мне; мы поздоровались за руку. – Она уехала покупать продукты.

С Мариной Ильиничной я был знаком давно, и о несчастном случае, который случился с ее сыном, слышал от разных людей, но дома у нее ни разу не был. Несколько дней назад я встретил ее в храме, и она сказала, что все летние месяцы проводит в оздоровительном комплексе Кратово под Москвой. Вместе с больным мальчиком и всем семейством.

– Там такой чудный уголок! - сказала она. – И погода как на заказ! Приезжай – подышишь свежим лесным воздухом.

Я так устал от Москвы, от ее напряженно-нервной жизни, что это предложение принял как из руки Божией…

2.

Подъехала Марина Ильинична. Сдав назад и поставив «Ладу» на стоянку, она вышла из машины. Светловолосая, среднего роста, с большими темными чуть усталыми глазами.

– Никогда не предполагала, что стану водителем. – Она положила ключи от машины в сумочку. – Ни способностей к вождению, ни знаний, ни желания крутить баранку – ничего не было. А пришлось… Артем заставил… Одна больница, другая, третья – кто его будет возить? Кроме меня, некому…

– А муж?

– У него со зрением плохо… Короче, пришлось ходить по инстанциям и пробивать машину. Часть заплатил «собес», другую часть – благотворитель. Месяца два училась на курсах шоферов. Теорию с грехом пополам сдала, а практику, сколько ни пыталась, так и не осилила. Пришлось заплатить двадцать пять баксов, и только после этого получила права.

Мы взяли пакеты с продуктами, занесли в дом. Дача была двухэтажная, на четырех владельцев; квартира Марины Ильиничны на первом этаже: три комнаты, кухня, веранда, ванная и туалет; комнаты раздельные, с большими окнами, с удобной мебелью.

– Прекрасные апартаменты! – не удержался я от восклицания.

– Это бывшее владение ЦеКа, - пояснила Марина Ильинична. - Любая мелочь продумана: батареи отопления, например, такие же, как на подводных лодках, масляные. Потолки – три с половиной метра! А место какое! Сосны, ели, березы! Воздух, какого нигде не найти! Чудесный пруд, пляж, лодки – рай, да и только!
Мы прошли в одну из комнат.

– Здесь отдыхал обслуживающий персонал: уборщицы, электрики, парикмахеры, сантехники. Каждую пятницу после работы они садились в служебные автобусы и приезжали сюда: два дня великолепного отдыха!.. Ну, а потом дачи передали детям-инвалидам.

– Разумно.

– Нельзя сказать, что все это бесплатно, но вполне терпимо: половину оплачивает инвалидный фонд, а другую половину – сами.

Мы вернулись на улицу. Был очень теплый солнечный день, пели птицы, на густой траве покоилась рассеянная тень от высоких сосен и пихт, в воздухе порхали бабочки, пахло резедой. Мы сели за невысокий дубовый столик, на котором стояла небольшая сине-голубая ваза с букетом полевых цветов. И столик, и скамейки с двух сторон были сделаны добротно и прочно. Марина Ильинична поставила коляску так, чтобы видеть лицо Артема.

Разговор шел о нем. О несчастном случае я слышал лишь в общих чертах, и только сейчас узнал его подробности.

3.

Это случилось, когда Артему было одиннадцать лет. В воскресный день, утром, он вышел из дому, чтобы поехать в бассейн. Увидел автобус, который подходил к остановке, и побежал через дорогу. В этот момент слева, из-за стоявшей машины, выскочил автомобиль и сбил мальчика.

– Он даже и не смотрел налево, так ему хотелось побыстрей перебежать дорогу, - пояснил Анатолий Максимович.

– Это была «Волга», кажется, последней модели, - добавила Марина Ильинична.

– Что, быстро ехала? – спросил я.

– Не очень. Но удар пришелся по голове, слева - стойкой ветрового стекла.

– Туловище не пострадало?

– Нет, только голова… Ну, потом больница, реанимация: четыре недели находился на грани жизни и смерти, думали – не выживет. – Марина Ильинична глубоко вздохнула. - Потом начались мытарства по разным больницам. Я была неотлучно с ним. Несколько месяцев жили в постоянном напряжении. – Вспоминая то время, она и сейчас сильно переживала. – Все ждали: когда же наступит улучшение? А оно так и не наступило. – Опустив глаза вниз, она замолчала, потом посмотрела вдаль, на пруд, по которому скользила лодка с двумя пассажирами, провела рукой по лицу – сверху вниз и добавила: - Не знаю, как и выдержали.

– Мы боролись (да и сейчас боремся) за каждый его день и каждый час. – Анатолий Максимович, упершись локтями в стол, потирал кисти рук, как будто они замерзли, но они, конечно, не замерзли – он делал это от волнения. – Консультировались со многими врачами, показывали разным специалистам; боялись что-то упустить, что-то недоделать; но… к сожалению, не все в человеческой власти…

– Когда мы вернулись из больницы, вернее, из больниц, домой, Артем сказал (это были, конечно, не слова, а некое подобие слов, но сердце матери понимает все; даже если бы и звуков не было, я бы все равно поняла его); он, скорее, выдохнул, а не сказал: «Мама, я умер». Я разрыдалась. А потом, всхлипывая, проговорила: «Сыночек ты мой ненаглядный! Ты не умер! Ты жив! И слава Богу!»

Обняв его, я прильнула щекой к его щеке: «Господь любит тебя, и ты нужен Ему такой, какой ты есть».
«Он немощен, это верно, - подумал я об Артеме. – Но у него громадное преимущество перед нами, здоровыми людьми – он не способен ко греху».

4.

-Мы в Кратово уже четвертый раз приезжаем, - продолжала Марина Ильинична. – Первые два года жили на той стороне пруда в одноэтажном доме – у нас была комната и веранда; и здесь, в этом доме, живем уже второй год…

– Артему тут нравится?

– Конечно. Одно дело – в городе, в бетонной клетке, и другое – на лоне природы… Я иногда думаю: Артем сейчас делает добра больше, чем если бы он был здоров. Посуди сам: дача в прекрасном месте, нас, отдыхающих, шесть человек: мы с Артемом плюс дочка с двумя детьми.

– Где же они?

– Надя готовит обед, а дети около нее. - Тень переживания ушла с лица Марины Ильиничны, и она как бы помолодела. – Господь все устроил к нашему спасению: ухаживая за Артемом, спасаюсь я, мой муж, дочка и внуки.

– Да и Ксения большую пользу получила, - напомнил Анатолий Максимович.

– Еще бы! Ксения – моя подруга, учится в пединституте на факультете психологии. У нее каждый год – практика. Я и говорю: «Занимайся с Артемом, вот тебе и практика!» Она согласилась и все лето с ним занималась: разговаривала, давала разные задания, наблюдала, как он реагирует на цвет, запах, на новых людей. Написала отчет, и он получился таким интересным, глубоким, психологически верным, что им зачитывался весь институт…

– Сколько лет прошло после… - я стал искать подходящее слово, чтобы смягчить выражение, но Марина Ильинична пришла мне на помощь.

– Уже восемь. Для меня и для Толи они равносильны, наверно, восьмидесяти.

– Состояние Артема все время ровное?

– Нет. Сегодня – хорошо, а завтра – реанимация. Возникают постоянные проблемы, с которыми могут справиться только опытные специалисты из Академии медицинских наук… Правда, и Академии-то в наше время бывают разные.

Один раз я повезла Артема в научно-исследовательский институт, чтобы снять нервный срыв. Врач, осматривая Артема, стал делать над ним пассы руками, а потом говорит: «У него такой-то и такой-то синдром, такая-то и такая-то патология». Входит другой специалист и тоже начинает махать руками. А затем говорит: «У него такая-то и такая-то патология, такой-то и такой-то синдром. Кроме того…» Я говорю: «Стоп, господа! На сегодня хватит!» Иду к главному врачу. Говорю: «Что это такое у вас творится? Экстрасенс на экстрасенсе сидит и экстрасенсом погоняет!» А она отвечает: «У нас самая современная научная база. Я сама проходила стажировку в Америке». Я быстрей назад, так как поняла, что попала в Академию рогатых наук. Если бы Артема – Боже упаси! – стали здесь лечить, то он наверняка отсюда живым бы не вышел.

5.
На крылечке появилась Надежда, миловидная, с маленькой челкой, в светлом спортивном костюме.
– Обед готов! – сказала она, подойдя к нам и ставя поднос на стол.

Анатолий Максимович подкатил коляску поближе к столу, отстегнул ремень, которым Артем был привязан к ней (без ремня он скатывался вниз, потому что не мог держать свое тело), повязал ему на грудь фартук; затем накрошил в тарелку с супом хлеб; попробовал, не горячий ли, и стал кормить Артема. Юноша широко раскрывал рот и глотал суп, не жуя, так как жевать было нечего.

На второе была цветная капуста с гречкой. Артем жевал медленно, с трудом, и глотал, так и не прожевав до конца. Еда не доставляла ему удовольствия; он кушал потому, что его кормили, и он не мог отказаться.

Компот пил с помощью соломинки. И довольно быстро. Стакан держал Анатолий Максимович.

– Сначала не умел, а потом научился, - сказал он, добавив в стакан компоту. – Целая проблема была с питьем.
Анатолий Максимович вытер Артему рот фартуком, посадил его поглубже в коляску и снова пристегнул ремень.

– Ну вот, можно и дальше жить! – бодро проговорил он и откатил коляску от стола.

– Храм тут близко? – спросил я.

– Слава Богу, недалеко, - ответила Марина Ильинична. – Я вожу Артема на машине. Толя помогает. А Надя с детьми – пешком…

– Артем чувствует, что наступило воскресенье?

– Да, каким-то чутьем он выделяет этот день. Я ему еще ничего не сказала, а он уже готовится к поездке.
Подойдя к коляске, я присел на корточки, чтобы хорошо видеть лицо юноши.

– Артем, мы молимся о тебе, - сказал я. – Когда ты будешь там, – я поднял глаза вверх, на небо, - и ты помолись о нас.

Юноша посмотрел на меня. Его карие глаза были полны невыразимой тоски. Это была не земная и греховная тоска, - это была тоска по Небу. Он явно тяготился земной жизнью.

– Твоя молитва нам будет очень нужна.

«Понял ли он меня?»

Когда я вставал, Артем сделал движение правой рукой, как бы провожая меня.

«Понял! Конечно, понял!»

Волна радости прокатилась по моему сердцу.

6.

Тени от сосен и пихт заметно сдвинулись вправо, в сторону дома. Воздух, казалось, дремал, и листья берез не шевелились. С пруда доносились крики купальщиков.

Артем сказал несколько слов, смысл которых поняли только его родители.

– Хорошо, Артемушка, идем.

Анатолий Максимович встал и покатил коляску к дому. Поднатужившись, он вкатил ее по наклонным доскам на крыльцо.

Марина Ильинична проводила их взглядом:

– Сынуля устал: яркое солнце, листва, звуки, запахи лета – это для него большая нагрузка. В доме спокойнее.

– А вечером?

– Получше: зайдет солнце, ослабнут запахи, птицы угомонятся… На закате мы совершаем прогулку вокруг пруда – по асфальтовой дорожке. Дочка, внуки, я с Толей, а впереди – Артемушка… Он нас ведет…

Мы помолчали.

– Артемушка изменил нашу жизнь: Толя был некрещеный – со всеми вытекающими отсюда последствиями, детям внимания почти не уделял. После всего этого крестился, стал изредка заглядывать в храм. Сейчас «Отче наш» знает наизусть… Я, хоть и крещеная, была такая же безбожница, как и он… Жила безответственно… Артем дал такую встряску, что, наконец, отрезвилась… Подумала: как я могла раньше так жить… Мало-помалу воцерковилась… Одним словом, Господь воскресил два трупа. Не перестаю благодарить Его, что Он это попустил…

Марина Ильинична замолчала, опустив руки на колени. Я не стал больше расспрашивать ее об этом и перевел разговор на другую тему. Вскоре к нам присоединился Анатолий Максимович.

– Давайте прогуляемся немного, - предложил он. – Здесь такой чудный лес; не лес, а Берендеево царство – как будто в другой мир переселяешься.

Предложение было принято, и мы минут тридцать-сорок знакомились с тропами, сосновыми рощами и уединенными, под сенью кленов и лип, беседками «Берендеева царства».

– Можно мне заглянуть в дом? – спросил я, когда мы вернулись обратно.

Марина Ильинична кивнула.

Я на цыпочках вошел в комнату, в которой спал Артемушка. Он лежал на боку, подложив под щеку ладонь, укрытый легким одеялом. Выражение его лица было тихое, благостное, озаренное нездешним светом; изредка на его губы набегала счастливая улыбка.

«Он уже не здесь, - подумал я, - а там, в Небесных Обителях, и Ангелы Божии ведут с ним задушевную беседу».