Есть такая профессия — русский язык защищать

Размышления старейшего сотрудника нашей редакции Валентина Ивановича Николаева

Дорогие мои сограждане, знакомые и незнакомые!

К вам обращается Николаев Валентин Иванович, один из старейших журналистов России (член Союза журналистов с 1960 года) и просто ветеран — мне 93 года. Долгие годы выступаю в СМИ, был членом Президиума Союза журналистов Москвы, издал несколько книг.

Словом, перед вами представитель профессии «Защищать русский язык». С радостью докладываю, что за патриотическую деятельность в печати Патриархом Московским и всея Руси Алексием II был удостоен ордена Сергия Радонежского, который благословил Дмитрия Донского на битву с разноплеменной ордой Мамая.

Есть такая профессия — русский язык защищать. А. С. Пушкин в полной мере оценил роль сегодняшнего пропагандистского и агитационного языка: «Никакая власть, никакое правление не может устоять противу разрушительного действия типографического снаряда» («Путешествие из Москвы в Петербург») Интересно, как великий поэт отнесся бы к ТВ?

После ряда суровых исторических испытаний язык наш, к радости нашей, все выдержал, все одолел, стал нашим подлинным бастионом. Как не вспомнить здесь о назидании на русском, с которым Александр Невский обратился к разгромленным тевтонам: «А кто с мечом к нам придет…» или — уже из художественной литературы — как прозвучала клятва «табачного капитана» Петру I: о готовности душой и кровью своей защищать Россию.

Известно, что археологические раскопки на Бородинском поле показали, что перед «батареей Раевского» павшие при атаках французы были в ходе боя присыпаны в три слоя; упокоились они, несомненно, под русское «ура!», как бы оставив послание нынешнему сверхрусофобу Макрону.

У русского языка хорошая память. Разве забудем, как потрепали в 1941 защитники Брестской крепости 45-ю немецкую пехотную дивизию? И последнего героя, оставившего врагам свой автограф на русском: «Умираю, но не сдаюсь!»

Но кто мог подумать, что уже в наше время, на этот раз со стороны отравленной фашистско-бандеровской чумой Украины, на нас двинется русофобская «о двунадесяти языцех» рать? Мало того, западу уже не нравится, что в ООН и ее Совбезе сегодня заседает и «взыскует» наша Россия как главная создательница этой международной организации — с нашим правом «вето», с нашим официальным великим языком.

Наши враги с запада, грозят нас уничтожить тотально, с нашей государственностью, культурой, православием. На первой линии обороны оказалась, естественно, наша словесность.

Совсем непонятно, почему с наших высоких трибун то и дело слышишь сказанное о высших чиновниках «премьер», «сенатор», «спикер».

И пошло-поехало! В СМИ началось как бы переосмысление хорошо известных понятий. Скажем, простое слово благодарности за услугу — русское «спасибо», то есть «спаси, Бог!», стало видоизменяться в некое «большое спасибо». Это что — просьба у Господа некоего «большого спаси»?

Теперь уже мало кого удивляют речевые чужеродные заимствования типа «о-кей!», «хеппи бёздей ту ю» — нередко звучит вроде бы на типично русских днях рождения, не говоря уж о всяких «консалтингах», «мониторингах», «менеджерах», «брокерах», «дилерах»…

Толкование простых понятий, утверждал Толстой, «может иметь большие последствия». В этом качестве у нас выступила однажды… лопата. Да, та самая пресловутая саперная лопата, которой русские солдаты якобы «гвоздили по головам мирных грузинских демонстрантов» в апреле 1989 года в Тбилиси. Выбор главной улики недругами России оказался здесь не случаен. Не будем торопиться с выводами. Даем справку из Советской военной энциклопедии. Речь идет о шанцевом инструменте в Советской армии. Это лопата большая, или саперная, длиной 110 см — для самоокапывания боевыми расчетами орудий, танков, БМП. И относится она к группе инструментов возимых. Другая лопата — малая, или пехотная, носимая, длиной 50 см, для самоокапывания солдата лежа под огнем, боец носит ее на поясе как штатную армейскую принадлежность. Вот этими-то пехотными лопатками и вынуждены были тогда отбиваться наши воины от науськанных на них молодчиков с тяжелой стальной арматурой. А «саперная лопатка», как уродец, продолжает гулять в наших СМИ.

Объединенные силы ненавистников России, нашего языка и обычаев, иссушают наш мозг тупой неуемной рекламой в СМИ, в магазинах, на транспорте. Даже в московском метро для удобства англосаксов появились надписи на их языке. Но что-то не слышно, чтобы там, у них, в ответ внедрялись русские вокабулы.

Не пойму, почему наши видные историки, вступая в полемику с «украми» как главными крушителями нашей национальной самодостаточности и великого языка нашего, почему-то не приводят убийственный для них довод. В 911 году князь Олег — тот самый, у Пушкина Вещий — заключил с Византией т.н. «Второй договор», который начинался словами: «Да умиримся вы, греки, и мы, русские». Поразительно, что текст этот в наших архивах сохранился! Вот и предъявить бы его общественности. Как бы выглядел тогда миф об античных «укро-окраинцах», которые сумели даже выкопать котлован для Черного моря?

Но и мы хороши — до сих пор не можем разобраться в навязанных нам языковых нелепостях. Рекламщики, например, не устают нас мучить призывами покупать товар по «супер» (т.е. в их представлении самой низкой) цене, хотя по латинскому смыслу, откуда приставка пришла к нам, все обстоит как раз наоборот — она означает «сверхвысокая».

В России уже издавна принято увлекаться новыми веяниями: то бросаются изучать западную политэкономию Адама Смита, то увлекаются народничеством, то становится у нас модным марксизм, то вдруг пропагандистов охватывают идеи пролетарского интернационализма и рабоче-крестьянской солидарности (показали нам эту «солидарность» верные солдаты фюрера!).

Затем наш альтруизм вылился в непонятное ельцинское под девизами «Берите в собственность столько, сколько можете переварить», «Частная собственность священна и неприкосновенна».

К слову, наши тогдашние политики оказались в смысле терминологии не столь откровенными. Во времена Горбачева-Ельцина не было, к примеру, объявлено, что в стране совершилась анти-советская контрреволюция. Наоборот, нас убаюкивали слоганами «перестройка», «больше демократии — больше социализма». Ни слова об «агентах влияния». А наше руководство, капитулируя перед Западом, наивно поверило обещаниям, что НАТО «ни на дюйм» не продвинется в нашу сторону. Автор этих строк подсчитал, что этот блок обманул нас почти на 15 млн этих самых дюймов. Именно на столько продвинулся блок. И меня всегда занимал вопрос — а как же там, на Западе, относятся к нам, к нашей истории, к нашим выдающимся личностям? Короче, понимают ли они нас и что знают о нас?

Будучи в 70-е — 80-е годы сотрудником Агентства по авторским правам (ВААП), мне доводилось бывать в командировках в Германии в связи с профилем своей работы по культурным связям с немецкими издательствами. Как-то на переговорах с Мюнхенским издательством «Ойропаферлаг» я заглянул в стоявший на полке германский «Лексикон». Найдя букву «п», прочитал: «Пушкин — известный русский карточный игрок и поэт, убит на дуэли». И это все! Коротко. Ясно. Подло. Только представьте себе, как бы мы унизились, если бы подобным образом отозвались о Шиллере, о Гёте!

Идеи фашизма, яростного национализма оказались куда как живучи. Украинские укро-бандеровцы уже воюют против нас под фашистской символикой — смертельно оскорбляя при этом и нас, и братский украинский народ.

К сожалению, не все у нас ладится и в нашей внутренней борьбе за чистоту, за внятность современного русского языка. До сих пор не укладывается: почему у нас наличествуют странные обращения к своим, российским гражданам. В отличие от традиционных для запада — мистер, герр, месье — они, скажем так, звучат удивительно. В Вооруженных силах и правоохранительных органах осталось советское «товарищ», в административных учреждениях уже появилось обращение «господа», из обихода начисто исчезло обращение «гражданин», а простой люд стал обходиться речёвками «Эй, мужчина!» или «Я к вам обращаюсь, женщина!». Диво-дивное!

Убежден: в борьбе за нашу национальную и языковую самодостаточность русская словесность, развитая и завещанная нам ее мастерами — Ломоносовым, Тредиаковским, Державиным, Карамзиным, Пушкиным, Лермонтовым, Толстым, Чеховым, Тургеневым, Шолоховым, Шукшиным… — непобедима! Но странными и подозрительными выглядят недавние деяния высших чиновников от просвещения по изгнанию из школьных программ именно русской классики, нашего золотого фонда.

Словно забыли, что наши пращуры создали для нас язык яркий, многозначный и многокрасочный. Ломоносов увидел в нем и великолепие ишпанского, и нежность италианского, и живость французского, и крепость немецкого, и… что там еще? Или как забыть тургеневское: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины ты один мне надежда и опора». Разве не он назвал наш язык свободным и открытым, великим и могучим?

До сих пор не могу разгадать, почему берет за душу, очаровывает пушкинская строка: «Я помню чудное мгновенье…» Или в чем секрет фразы из «Героя нашего времени» Лермонтова: «Я не помню утра более прекрасного. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка». В чем ее обаяние?

Да, наш язык богат, прекрасен и выразителен. И может звучать даже «без слов». Обратимся к пушкинскому «Борису Годунову». В этой драме в ответ на призывы тогдашних «агентов влияния» чествовать самозванца народ красноречиво «безмолвствует». И было похоже это молчание на застывшую молнию.

Но этой истории было суждено повториться — когда летом 1944 года по улицам Москвы провели под конвоем свыше 50 тысяч немецких военнопленных. И люди на обочинах не выкрикивали проклятия, не плевали и не бросали в них каменья. Они безмолвствовали. Но страшным было это безмолвие.

Давайте заглянем в памятные человечеству глубины истории. И подсчитаем: это Русь, по признанию западного классика, «издыхающая», но не покоренная, не дала Золотой орде достичь «последнего моря». Вперед, быстроногие кони, — вашу тень обгоняет народов страх! — распевали тогда ордынские воины.

Это Россия на позволила Османской империи покорить всю Европу.

Это наша держава укротила аппетиты Наполеона, мечтавшего построить мир, где говорили бы только по-французски, а главный град его метрополии был «огражден камнем из разобранной пирамиды Хеопса».

Ну, а о планах гитлеровского нацизма и говорить нечего — кто как не наша страна избавила Европу — да и весь мир — от этой чумы.

Оставим же эту краткую справку на память — как назидание забывчивой до беспамятства Европе.

И последнее. Как человек «из перерусских русский» (вспомнилось высказывание незабвенного Пушкина в адрес нашего собрата Дениса Ивановича Фонвизина) я много задумывался о «загадке русской души». И, кажется, наконец, разгадал ее!

До недавнего времени в моем родном древнем городе Дорогобуже на Смоленщине жила-поживала тетка Анна, большая приятельница моей матери Пелагеи Никоновны и всей нашей семьи. Жила одиноко, на скромную пенсию, в своем домишке. Землицы участок да десятка полтора кур для подспорья. По традиции приезжаю как-то на свою «малую Родину». И, как обычно, приходит к нам в гости всегда улыбчивая тетка Анна. Но в этот раз — вся в слезах:

— На днях в сарай хорь забрался, половину курей загрыз. Остальных попрятала в закуток… Так он, паразит, со всем своим выводком явился!..»

Тут я возьми да спроси:

— А как они выглядят, эти хорята?

Лицо тетки Анны вдруг просветлело, она заулыбалась, и слезы высохли:

— Ой, до чего ж хорошенькие!

Вот вам и разгадка русской души — она во всепрощении, в незлопамятности. Это просматривается во всей нашей жизни — в истории, в быту, даже… в сказках. И как тут снова не обратиться к Пушкину? Это его царь Салтан, несмотря на имя — опять-таки «из перерусских русский» — проявляет удивительную незлобливость по отношению к злодеям, исковеркавшим всю его семейную жизнь. Иной властитель собрал бы «международный консилиум палачей», чтобы найти для них самую лютую кару. А наш «на радости такой (все хорошо, как известно, кончилось) отпустил их всех домой». Такие уж мы, и иными, кажется, быть не можем. А если уж «сосредоточимся», то не иначе как по зову истории.

Дорогие мои сограждане! Родные и близкие, знакомые и незнакомые! Автор этих записок прощается с вами.

С наилучшими пожеланиями, ваш
Валентин Николаев
Февраль 2024 г.