Инструкции, инструкции…
В германской армии ими было охвачено, в них было «упаковано» все – от плана «Барбаросса» до подробнейших толкований к нему. От «Порядка поведения военнослужащих вермахта на Востоке» до индивидуальных памяток солдату. В этой «документации агрессии» было и впрямь охвачено все: как проводить реквизиции скота и продуктов, каков порядок отправки солдатских посылок в фатерлянд, сколько расстреливать заложников за одного убитого в деревне солдата фюрера – если в ней не насчитывается требуемых 100 человек, а только, скажем, 78, то остальных нужно добирать из соседней деревни…
Впрочем, все подобные инструкции были секретными, и мы на Смоленщине о них, разумеется, не знали. Зато другие, так сказать, «бытового характера», везде встречались, были снабжены выразительными рисунками и потому запомнились.
Они часто вывешивались там, где останавливались участники «дранга нах остен». Иллюстрированный показ в них делился на две части: «правильно» и «неправильно». Как следует наносить на сапог ваксу и наводить на нем зеркальный блеск; как стричь ногти; как быстро сооружать для ночлега топчан и набивать матрас… Особенно трогательной была инструкция о том, как бороться со вшами, т.е. правильно обсыпать себя отвратным вонючим порошком из пакета, на котором красовался крупный цветной рисунок известного насекомого… Но, странное дело, не видно было инструкций, как правильно мыться. Я не раз наблюдал, как, налив в тазик воды, воин фюрера старательно ополаскивался в собственной грязи, смытой с рук и лица.
О бане у носителей «западной культуры» и понятия не было. Яркий пример: на окраине нашей улицы в городе Дорогобуже была красноармейская баня расположенных неподалеку лагерей. Захвачена она была немцами в полной исправности – с насосной, с котельной. Но никто из цивилизованных арийцев недодумался до того, чтобы запустить ее для гарнизона. Ее переоборудовали под солдатский клуб, в котором демонстрировались фильмы с тогдашней германской кинозвездой Марикой Рёкк.
– Избави нас Господь от такой «культуры!» – крестились, помнится, наши местные бабки, столкнувшись с бытом «освободителей от восточного варварства».
Попасть в плен…
Есть хорошо известная поговорка: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Правда, изначала, по В.Далю, говорили и писали «не отрекайся». Но смысл ясен даже при таком разночтении – в жизни с тобой может случиться все: и нищим стать можешь и за решеткой оказаться.
То же самое можно сказать и о возможности бойца попасть на войне в плен к противнику. Каким ты ни будь отважным, а бросятся на тебя из засады, свяжут или поднимут на поле боя только что пришедшего в себя после контузии, и вот ты уже в плену. Но это скорее частности, чем общее правило. Чтобы войти в него, хочется привести сцену из одного зарубежного детектива. Неважно его название, неважно кто автор – ситуация в этой сценке типичная для всех ситуаций:
«…Я встал, скинул пиджак и пошел к двери. Уже почти подойдя к ней, сделал для себя тягостный вывод, что в комнате я не один. В проеме ее стоял человек с револьвером 38-го калибра… Странно, как воздействует на тебя направленный прямо в глаза ствол. Пулевое отверстие напоминает вход в туннель. Я сделал то, что в подобных обстоятельствах делает любой, будь он хоть тысячу раз отважным Джеймсом Бондом: спасая свою жизнь, я поднял руки». О таком мы знаем из книг, постоянно видим на экранах, а случись нечто подобное с нами, из врожденного чувства самосохранения поступим примерно так же.
Перед Великой Отечественной у нас многое строилось без учета психологии человека на войне. Военная доктрина того времени внушала, что если доведется воевать, то будет это «на чужой территории», «малой кровью». О каком плене в таком случае может идти речь? Бойцы РККА не сдаются! Здесь все было перепутано, все поставлено с ног на голову. Прежде всего такие понятия, как «попасть в плен» или «сдаться в плен». Попасть в руки врага может, как пытались мы показать выше, любой, даже в порядке массовом – когда, исчерпав все средства, физические и моральные силы в боях в окружениях, что часто случалось в 1941 году, вынужденно оказывались в плену многие тысячи наших бойцов. Не стреляться же им было, превращаясь таким образом в армию самоубийц! Другое дело добровольно, а не под давлением без-ысходных обстоятельств сдаться в плен, как поступил, скажем, генерал-предатель Власов. Кстати говоря, генералы – статья особая. Оказаться в таком звании в руках врага – это было сильным ударом по престижу нашей Армии. Такое гитлеровская пропаганда раскручивала в полном объеме. Зато и добровольная сдача нашим войскам фельдмаршала Паулюса в Сталинграде в буквальном смысле потрясла фашистскую Германию.
Трагедия наших бойцов, оказавшихся во время Великой Отечественной в немецком плену, была многоступенчатой. И начиналась с простого тезиса: попасть живым в руки врага – позор для воина Страны Советов. Отсюда нежелание Сталина подписывать пункты известных Женевских конвенций, в которых речь шла об обращении во время войны с военнопленными, праве оказывать им помощь, в основном через Международный красный крест. До вождя дошло, что в результате окружений гитлеровскими войсками целых армий и даже фронтов в плену у них оказались несколько миллионов наших бойцов. «У нас нет пленных, а есть изменники Родины», – изрек он тогда свою убийственную фразу, которая, кстати говоря, обернулась и против него самого – среди таких «изменников» оказался и его сын Яков. А его полководческая реплика в ответ на предложение немцев обменять его на Паулюса: «Я солдата на маршала не меняю!» – скорее всего чья-то придумка. Сталин не мог так сказать хотя бы потому, что Я.Джугашвили был не солдатом, а офицером, старшим лейтенантом. Кроме обреченности на гибель сотен тысяч наших воинов, не по своей вине попавших в плен, их трагедия продолжалась, даже если им удавалось бежать из фашистского лагеря. «С каким заданием прибыл?» – свирепо вопрошали каждого энкавэдэшники. Не лучше доставалось и тем, кого освобождали из плена, кто оказался из-за него «перемещенным лицом», но был передан нашим. Таких ожидало «перемещение» уже в наши «фильтрационные», а часто и в самые обычные лагеря. Даже просто вырвавшиеся из окружения автоматически попадали под подозрение.
Странная была логика у бериевских следователей: показаниям соотечественников о героическом поведении в гитлеровском плену генералов Д.М.Карбышева и М.И.Лукина не верили, пока не получили подтверждения от пребывавших с ними в неволе военнопленных-иностранцев. Первый стал в 1946 году Героем Советского Союза, а второму это высокое звание так и не было присвоено, хотя в СВЭ о нем сказано следующее: «В октябре 1941 года командовал окруженной группировкой в районе Вязьмы, сковавшей значительные силы противника, рвущиеся к Москве. 14 октября был тяжело ранен, попал в плен, мужественно и достойно держал себя в условиях фашистских концлагерей. В мае 1943 года освобожден из плена». Вот и все, чем отблагодарила Родина одного из отважнейших своих сынов.
Не лучше обошлось Отечество и с другим героем, летчиком М.П.Девятаевым, который, оказавшись в гитлеровском плену и попав на работы по аэродромному обслуживанию, сумел сколотить группу надежных товарищей и захватить вражеский бомбардировщик «Хейнкель-111». И не только захватить, но и разобраться в немецкой технике и на трофейной немецкой машине перелететь к своим через линию фронта. Случай невиданный для всей истории Второй мировой! Но на «особистов» он не произвел впечатления: не выбив из аса признания, что прибыл он «с заданием», его пропустили и через наши советские лагеря, просто «на всякий случай».
Было и еще одно немаловажное обстоятельство. Кроме активного сопротивления фашистам – от подпольной работы до восстания в концлагерях – нельзя не учитывать и иную, хотя и пассивную форму участия наших военнопленных в общей борьбе с гитлеровской Германией: известно, что для охраны одного только концлагеря Бухенвальд была задействована целая дивизии СС! Выходит, не отпустили ее наши узники на Восточный фронт.
До сих пор жива в наших сердцах боль о судьбах тех, кто прошел через немецкие (а «по совместительству» и наши) конц-лагеря. Воздадим же должное за их стойкость и мужество.
Валентин НИКОЛАЕВ