Продолжение. Начало – в № 11, 2006
Это была машина, невиданная для истории всей Второй мировой войны. Несравнимая, неповторимая, никем не воспроизведенная…
Самолет-штурмовик конструкции Сергея Владимировича Ильюшина. Его востребовали Великая Отечественная и дерзкая творческая мысль самого создателя. Одно дело – бомбить с заоблачных высот громоздкие, неподвижные или медленно движущиеся цели. А совсем другое – наносить удары по войскам на марше, колоннам танков, грузовиков, бронетранспортеров, артиллерии на всех видах тяги. От самолета, который был бы на это способен, требовалось ох как много! Умения утюжить колонны, летя, что называется, по головам, воздействовать на противника невиданной огневой мощью, оставаться невредимым под плотным кинжальным огнем маршевых средств ПВО.
И всем этим Ил-2 обладал! Две 23-мм пушки, 2 скорострельных пулемета, 8 реактивных снарядов, дополнительный 12,7-мм пулемет у стрелка (в новейших модификациях), 600 кг бомб, среди которых целые кассеты специальных противотанковых. История создания последних настолько поразительна, что о ней стоит рассказать особо.
Первые образцы их бронепрожигающего, кумулятивного действия, созданные под руководством конструкторского бюро К.К. Снитко, были приняты на вооружение РККА еще в январе 1942 года. Из-за особой выемки во взрывчатом веществе в них создавалось направленно-усиленное действие взрыва. Предназначались они для противотанковой артиллерии. Затем на основании исследований кумулятивного эффекта отечественными профессорами М.А. Лаврентьевым, Е.И. Забабахиным, Г.И. Покровским группа наших умельцев выдала нечто ошарашивающее – бомбочки с присосками специально для штурмовиков Ил-2, сводимые в кассеты для сбрасывания их «пунктиром». Сначала всё шло хорошо: убедили один из оборонных заводов выпустить «пробную партию», испытали бомбочки на чужой броне… А потом начались хождения по военным чиновникам. Однако творцы нового оружия психологию людей знали и пустили к ним в «обход» пробивного, настырного парня. И начались сцены, о которых в ГАУ (Главное Артиллерийское Управление) рассказывали анекдоты. К очередному чиновнику приходил на прием бойкий сотрудник КБ с потертым кожаным портфелем и молча выкладывал на стол маленькие круглые пенальчики величиной с футляр для очков. «Это – противотанковые бомбы… Вот письма, протоколы испытаний…» Ошарашенный чиновник, подозрительно косясь на «изделия», торопился поставить свою «визу», спровадить «ходатая» в следующую инстанцию. А тому только это и надо было. Ступенькой выше картина повторялась… И тем не менее никто не решался дать резолюцию о проведении боевых испытаний. Наконец, как утверждали, слухи о неутомимом конструкторе дошли до самого Сталина, и он будто бы сказал: «Мне нравятся упорные люди. Пусть проверят эти бомбочки на настоящей немецкой технике…»
Зашевелился полигонный народ. Быстренько выстроили в колонну подбитые немецкие танки – испытывайте! Но создатели «бомбочек» оказались людьми поднаторевшими, тут же сослались на ставшее уже известным указание «товарища Сталина» – «Вы предоставьте нам «настоящую немецкую технику», чтоб машины были при полных боекомплектах и заправках». Это было весной 1943 года, и, слава Богу, трофейных, неповрежденных немецких бронемашин вполне хватало…
Конструкторы долго о чем-то толковали с экипажами двух предоставленных им «Илов», показывали, как надо управляться с кассетами, делать заход, чтоб получилась ровная «строчка». «Хорошо, что хоть не требуете от нас предоставить вам водителей-смертников!» – шутили пригнавшие немецкие «панцеры» танкисты.
А потом все присутствующие на испытаниях стали свидетелями ада на земле в миниатюре. Отрывающиеся от штурмовиков маленькие, почти не видимые глазу полукилограммовые бомбочки вмиг истерзали колонну, прожигая броню под любым углом попадания; ярким коптящим пламенем горели машины, взрывались боекомплекты. Возвратившиеся вскоре летчики «Ильюшиных» всё качали и подбрасывали в воздух наших конструкторов… Эти «бомбочки», в том числе уже увеличенных калибров – для «тигров» и «пантер», успешно участвовали вскоре в Курском сражении.
Прозванный гитлеровцами «черной смертью», наш «Ил-2» был практически неуязвим – из-за броневого прикрытия кабин летчиков, винто-моторной группы, топливных баков. «После бомбежки дивизии СС «Викинг» в сентябре 1944 года, – рассказывал летчик-ветеран Сергей Столяров, – после бешеных обстрелов из танковой колонны я, вернувшись на базу, насчитал на крыльях и фюзеляже своего штурмовика 162 пробоины. А машинке моей хоть бы что – прет и прет!»
Смешно было узнать об этом, но немцы, подобно примеру с танком Т-34, пытались, на «полном серьезе», по указанию все того же фюрера, скопировать, воспроизвести «один к одному» наш легендарный штурмовик – благо что и они в ходе переменчивых обстоятельств войны тоже к ним попадали неповрежденными. Но всё опять окончилось пшиком – несмотря на немецкую скрупулезность и крупповскую добротную сталь, «их» «Ил» вибрировал на полосе и упорно не хотел взлетать… Так и оставили они эту затею.
И правильно сделали – нас, как и нашу Победу, нельзя повторить.
Ничего не было удивительного в том, что этим июньским вечером в землянку разведчиков вбежал запыхавшийся ординарец комроты Коробова и как-то по-патриархальному сообщил младшему сержанту Легошину:
– Тебя товарищ капитан срочно требуют!
«Кого еще требовать, как не разведчиков!» – для виду проворчал отделенный и вместе с посланцем шагнул в уже знакомый на ощупь изгиб траншеи.
Даже новобранцы не считали, как это водилось на фронте, Коробова «стариком», хотя у того и на груди блеска хватало, и четыре ленточки были нашиты на гимнастерке, две желтые и две красные. Красноречиво свидетельствовали они о ранениях – двух тяжелых и стольких же легких. И всё – из-за его не «окопного» румянца на щеках и попыток отрастить себе лихие усы, которые из-за их негустоты и пшеничного цвета ему явно не шли.
– Вот что, Легошин, возьми пару своих ребят и – в ночной дозор. Нынче всего можно ожидать, особенно после вчерашнего…
А произошло накануне нечто из ряда вон выходящее. В ту пору на участке Центрального фронта под командованием К.К.Рокоссовского, который историки назовут потом «Курской дугой», наступило тягостное затишье. С обеих сторон наблюдался лишь «поиск разведчиков», как писали тогда во фронтовых сводках. И наши, и немцы, накопив огромные силы, затихли в разгадывании мучительной головоломки – кто же первым ринется в наступление: противник затаился, от наших верхов тоже никаких приказов не поступало. Это сейчас всё понятно – разгромили в той битве фашистов, как Орду на Куликовом поле. А на самом деле даже после Сталинграда всё здесь зависло на волоске. Противник мечтал о реванше, бросил сюда свои лучшие дивизии, новейшие, особенно твердолобые танки «тигр», «пантера», самоходки «фердинанд». Господства в воздухе мы к тому времени еще не обеспечили. К тому же боевой дух немцев был, что называется, «выше крыши» – мол, побили нас в две зимы, а уж летом-то отыграемся! Поэтому активность фронтовых разведок с обеих сторон достигла наивысшего напряжения. Это только в кино показывают, как в штабах добывают их карты, а здесь приходилось в основном «добывать приметы» – не перемещается ли у «фрицев» артиллерия к переднему краю, не подтягиваются ли резервы, не подвозят ли из ближнего тыла дополнительные комплекты боеприпасов, запасы горючего, не производят ли разминирование перед их первой линией для свободного выхода в наступление… Да мало ли их было, этих «улик косвенных», но в сумме своей весьма красноречивых.
– …Так что комбат приказал, чтоб мы на следующую ночь погрузили немцев во тьму, – разъяснял им вчерашнюю задачу Коробов.
– Но фрицы до самого рассвета пуляют в небо ракетами почем зря! – не выдержал Легошин. – Их у немчуры тьма-тьмущая, – неожиданно скаламбурил он.
– В том-то и задание будет. Надо, братцы кролики, притащить с «передка» того, кто в их дозоре светляки развешивает.
– А что это даст?
– То и даст, что выпытаем у него, где у них склад этих самых ракет. Поднять его на воздух, как сказал комбат, будет «делом техники».
Так и получилось, что пошли ребята по шерсть, а вернулись стрижеными. Нарвались на группу немецких саперов, которые шарили на переднем крае. Их почти всех уложили, но в стычке погиб хороший боевой парень ефрейтор Каляев. Тут уж не до языка-ракетчика было…
В порядке отступления от нашей истории хотелось бы отметить, что в военной литературе нашей, особенно в кинематографе, сложилось неверное представление о «языках», первейшей добыче разведчиков. В книге или на экране нам непременно расскажут о захваченном штабном офицере (разумеется, с картами операции), а то и генерале немецком. Как будто такие чины так и ждут в своих землянках-резиденциях, пока их захватят наши доблестные поисковики. На практике все было гораздо проще. Любой рядовой воюющей армии по крайней мере за сутки будет в курсе предстоящего, скажем, наступления. Перед частями и подразделениями непременно и своевременно должна быть поставлена боевая задача. Иначе какая же это операция, если она не проработана во всех деталях, не доведена до каждого бойца. Известно, например, что перед нападением на Польшу 1 сентября 1939 года приказ до всех военнослужащих вермахта был доведен в 16-00 30 августа, а о нападении на нас 22 июня 1941-го задача была поставлена еще накануне, сразу после утреннего кофе. Об этом нас заранее известили честные, не впавшие в нацистскую эйфорию немецкие солдаты-перебежчики. Жаль только, что наше командование по указке сверху всё это принимало за «провокацию».
… – Поэтому дела ракетные пока отодвигаются, – хмуро заметил Коробов. – Сегодня в ночь принимаем группу «с той стороны», из глубинки, – с нажимом подчеркнул он. – Займете позицию в той самой землянке. Когда появится, дайте сигнал – сами знаете как.
Эта полуразрушенная огневая точка на левом фланге роты, у «соловьиной рощицы», уже давно стала легендой, как бы перевалочным пунктом разведчиков. Здесь они готовились к выходу в немецкий тыл, выжидали нужный момент, пока наши отвлекают гитлеровцев огнем справа.
– Главное – ориентируйся на соловьев. Что-то они долго этим летом поют, – подмигнул Легошину капитан. – Ты ведь местный, курский. Если приумолкнут, значит, кто-то пробирается. Но тебя не учить. И сразу сигнал, чтоб выслали группу встречи.
Этот «сигнал» был личным изобретением командира-разведчика Легошина. Кто-то из ребят притащил однажды в землянку найденный в развалинах большой осколок трюмо. Еще в траншее заметил он, как здорово отражается в зеркале свет от немецких ракет. И тут его осенило. «Товарищ капитан, а мы можем от той землянки сигнализацию устроить. Подберу угол, и блеснет прямо на наш НП!» Проверили, и получилось – постепенно разработали целую систему «миганий», от количества которых зависел характер информации: «наши прошли», «слышим шум со стороны проволочного ограждения», «возвращаемся с «языком» и т.п.
Вообще удивительное это дело – фронтовая смекалка наших бойцов! Рассказывали, что наши умельцы на самом переднем крае, под носом у немцев, соорудили в блиндаже баню – с настоящей парилкой, с вениками. Додумались пропускать дым при топке сквозь трубу с хвойным лапником, чтоб его обесцвечивать. А чтоб не было над землянкой марева от нагрева, отвели тягу в ближайший овражек с помощью вентилятора, сконструированного из… ручной сирены. Пока баня топилась да народ парился, кто-то крутил рукоятку привода…
– И еще, – добавил в заключение комроты, – ни в какие боестолкновения не втягиваться. Если будет идти их поисковая группа, дайте знать, и всё. Главное – встретить своих. И чтоб всё тихо.
Была ночь как ночь – те же сполохи немецких осветительных, те же соловьи в болотистой рощице слева… Группу «дальних» встретили и проводили как надо. Но вскоре, уже перед самым рассветом, вновь сразу приумолкли курские певцы: прямо в сторону секрета-блиндажа пробиралась немецкая поисковая группа… Раскрывать свою «базу» командир строго-настрого запретил. Пришлось всем троим разведчикам затаиться за снесенным взрывом снаряда и стоящим торчком верхним накатом блиндажа. И тут Володька, паренек из Казахстана, стал шепотом допытываться у Легошина: «Серега, а правда, что у немцев соловьев вообще нет и березы у них не растут?» – «Враки всё, – авторитетно изрек командир. – Вот придем в Германию и узнаем, что у них есть, а чего нет. Тс-с!»
Вскоре в проход один за другим скатилась их группа – семь человек. Тяжело дышат, озираются при свете ракет. Потом термос вытащили – кофе запахло. Вскоре стали по-одному осторожно перекатываться через бруствер. А последний замешкался… Ночь была так черна, что все чувствовали себя, будто в чернильнице с тушью, особенно после того, как гасла очередная ракета. Тут-то и осенило Легошина – толкнул под локти ребят, и они всё поняли. Немец и пискнуть не успел, как его тихо-быстро скрутили. Ну и сигнал своим дали. Фрицы пропажу своего так, наверное, и не заметили: их сразу же накрыли огнем, после того как те случайно нарвались на мину. Тут уж началось такое!
…– А «язык» тот командованию нашему очень тогда пригодился, – уже много лет спустя, на встрече ветеранов Великой Отечественной, рассказывал Сергей Легошин. – Нас троих за это Красной Звездой наградили. Только вот ранило меня вскоре. На пути отхода из поиска немцы мин наставили, вот и подловили меня. – И он с грустной улыбкой постучал тростью по ноге-протезу.
Валентин Николаев, продолжение следует