Продолжение. Начало в №№ 11-12 2006, № 1, 6-7 2007
«Р а м а»
Во время Великой Отечественной в системе политико-воспитательной работы среди военнослужащих было такое писаное и неписаное правило: о противнике в положительном смысле не отзываться — ни о силе его, ни о боевой технике, ни об умении воевать. Нарушившим эти требования грозили кары самого широкого диапазона — от дисциплинарных взысканий за «восхваление» да «преклонение» до суровой ответственности «за антисоветскую пропаганду». А это уже было политикой и грозило «статьей».
Впрочем, особой нужды отмечать какие-либо плюсы у немцев периода второй половины войны, право же, не было. Наши Т-34, штурмовики Ил-2, прославленные «катюши» не знали себе равных на полях сражений великой войны. Зато на начальной их стадии (и вплоть до 1944 года!) бойцов в окопах очень уж донимали… И чтобы убедиться в этом, зададим вопрос любому бывшему фронтовику: «А что такое — «рама»?» Ответ на него будет примерно в таком вот духе: «Это немецкий разведчик-корректировщик. Бед от него нахлебались досыта. Если уж зависнет над колонной войск наших, над участком обороны, то или артналет тут же организует, или «юнкерсов» наведет. Главное — ничем не возьмешь его, ни из противотанкового ружья, ни из пушки не достанешь»…
Здесь нам есть что добавить. Скоростной высотный и очень маневренный самолет-разведчик немецких «Люфт-ваффе» «фокке-вульф 189» был сконструирован специально против нас, для Восточного фронта, на заводе в Бремене в 1940 году (последняя модификация) его изобретателями Куртом Танком и Эрихом Козеллом. Был он цельнометаллическим, с мощными моторами и, говоря по-авиационному, имел планер двухбалочной системы, за что его, похожего на катамаран, наши и окрестили «рамой». Оба его фюзеляжа были автономными, он казался как бы склеенным из двух самолетов. Экипаж — 3 человека: летчик-штурман, бортмеханик и воздушный наблюдатель-корректировщик с мощной радиостанцией. Вооружение пулеметно-пушечное, 200 кг бомбовой нагрузки, устройство для установки дымовой завесы… Убедившись в эффективности этой практически несбиваемой машины, немцы стали выпускать ее на заводах «Аэро» в Праге и «Верк–3» в Бордо («спасибо» чехам и французам за то, что сумели сдать немцам в неприкосновенности свою авиапромышленность!). «Очень талантливо сконструированным» назвали «самолет — раму» тогдашние специалисты. Поставив на Восточный фронт около трехсот «фокке-вульфов», этой модели «рейхсмаршал Геринг» сумел полностью обеспечить ими потребности «дранга нах остен».
«19 мая 1942 года, — писал бывший летчик генерал Ф. П. Полынин, — два наших «МИГа» сумели атаковать одиночный «ФВ-189» над Таманью, подбили его, но разведчик все же ушел на одной гондоле! Эти проклятые «рамы» с рассвета до-темна бороздили наше небо, выискивая объекты для удара, следя за передвижениями наших войск». Не лучше обстояли дела и в Сталинграде. Один из очевидцев вспоминает: «Над Мамаевым курганом они висели по 5–6 раз в сутки с интервалом в 2–3 часа. «Рама» и в 1943 году оставалась для нас нелегким и очень почетным трофеем, — писал летчик-истребитель Б. Н. Еремин. — Завалить ее было ох как непросто! Однажды, выйдя на курс атаки, я прошил поперек одну из балок, а она все же ушла…» В этом смысле характерно заявление сбитого все же 25 августа 1942 года на своей «раме» пилота Ф. Элькреста: «У нас в полку «ФВ-189» за 3 месяца боев в районе Сухиничи потерь не было». Оно и понятно: к этому времени немцы свой разведчик модернизировали — сумели прикрыть броней места летчиков и винтомоторную группу. Теперь на «рамах» стали даже возить важных гитлеровских генералов, сделав ее, таким образом, и машиной штабной. Как ни горько об этом упоминать, но «рам» опасались даже отважные белорусские партизаны. «Если начинала она кружить над лесами, где мы укрывались, — рассказывал автору этих строк один из них, — то жди лиха. Значит, углядел что-то их разведчик. И в самом деле, «юнкерсы» да «хейнкели» начинали обрабатывать нас по расписанию».
Да, картина вполне знакомая. Над партизанской Смоленщиной они, что называется, тоже господствовали. Стрелять по «раме» бесполезно было — только себя выдавать. Плавает, бывало, на недоступной высоте, а за моторами два инверсионных следа тянутся. Это лишь в фильме «А зори здесь тихие...» наши девчата запросто сбивают «раму» из обычного зенитного пулемета, которая — вот диво-дивное! — почему-то кружит да кружит себе над самыми верхушками деревьев.
Из множества фронтовиков, с которыми доводилось мне и случайно, и в силу профессии встречаться после войны, никто за все время так и не видел сбитой «рамы». Только однажды мне, что называется, «повезло». Алексей Рыбаков, ветеран, с которым мне довелось встретиться в Великом Новгороде на 60-летие Победы, на этот мой уже ставший наивным вопрос загадочно улыбнулся и, протягивая портсигар, предложил закурить. Вежливо отказавшись (некурящий, мол), я невольно покосился на эту уже архаичную в наши времена штуковину. Да и выглядела она странновато. «Вот это и есть «рама»!» — по-настоящему засмеялся он. — Я в 1943-м на Воронежском фронте в полковой разведке был. Так вот мои ребята наткнулись тогда за линией на сбитую «раму» — и запаслись дюралем: тогда в моде у нас были портсигары из трофейных материалов, а уж из «рамы» вообще шиком считались. Вот мне и смастерили наши умельцы!»
Монополия на недосягаемость «рам» закатилась в 1944 году, когда наши истребители уже обладали таким набором огневых средств, что легко ссаживали их с небес.
На этом можно было бы и закончить нашу справку об одном из «чудес» войны — к сожалению, с «той стороны», если бы не одна история.
В середине 80-х годов довелось мне быть в Гамбурге на переговорах с фирмой «Ровольт». В свободное время, знакомясь с городом, наткнулся на выставку авиационной техники, вернее, не самой техники, а документации по ней. Войдя в зал «Боевая авиация Второй мировой войны», я сразу же увидел витрину с «иконографическим материалом» по «фокке-вульфу 189» с надписью «Лучший фронтовой разведчик». Подошел к ней — чтобы воздать должное этой чудо-машине и просто полюбопытствовать, что о ней говорится. Стал кое-что выписывать. «Первый раз вижу, чтобы этой каракатицей кто-то всерьез заинтересовался!» — эту реплику отпустил уже давно молча стоявший рядом со мной посетитель. — «Да вот насмотрелся, задрав голову, на этот шедевр еще во время войны, а воочию никогда не видел его, — отозвался я. — «Считайте, что вам повезло дважды, — отозвался тот. — Можете сразу увидеть и фотографии этой удивительной машины, и ее бывшего летчика, верней — бортмеханика. — Он представился, но имени его я, конечно же, не запомнил. Зато отпарировал, услышав, что воевать ему пришлось у фон Лееба под Ленинградом: — Скорее, это вам повезло, что живым вернулись — у нас корректировщиков, как и танкистов, в плен не брали, знали, что делали вы с колоннами наших беженцев». — Только тут взглянул на этого пожилого человека внимательнее, вернее, на некоторую странность его костюма: из-под пиджака строгой черной пары выглядывала свежая окантовка белого округлого воротничка… Пастор! — «Всем по делам воздается, — смиренно ответствовал он. — Хотя и не сразу, но уже давно понял я, что Господь всё больше нас вразумляет. Что бы мы ни пытались сотворить с миром, он всё равно останется миром Божиим. Никому и никогда от этого не уйти…» Низко склонив голову, он молча покинул зал выставки.
А я еще долго стоял у стенда с «лучшим разведчиком», размышляя о путях и судьбах людей, которых захватила, опалила война…