"ГЕНЕРАЛИСИМУСС"

О новом историко-докуменальном исследовании Владимира Карпова. Есть имена в литературе, которые заранее внушают доверие. Таков Владимир Карпов. Герой Советского Союза. Войсковой разведчик, чья профессия – ходить в тыл врага за «языками», – пожалуй, не знает себе равных по степени риска. Его книги «Полководец», «Маршал Жуков» стали поистине классикой нашей военно-исторической литературы.

Созвучно истории

 Очень ко времени вышла эта новая, из бесчисленного ряда, книга о Сталине. Потому что российское наше сегодняшнее общество, до глубины потрясенное, почти что вывернутое наизнанку губительными для страны реформами, мучительно ищет лидера-державника. Сродни Иосифу Виссарионовичу. Который вернул бы Родине ее былую мощь и славу, чтобы она снова грозно и неколебимо встала на всех своих рубежах. Но мы, как всегда, заблуждаемся – ибо лидеров, вождей не находят. Они, «не дожидаясь зова», приходят в историю сами. Когда в обществе сложится для этого соответствующая политическая обстановка. Как не вспомнить здесь вещие слова Михаила Кутузова, который на суетливый вопрос, почему не дает Наполеону генерального сражения, просто ответил: «Надо, чтобы этого захотели все». Или почти все, добавим мы от себя, потому что все в сегодняшней России никогда и ни при каких обстоятельствах не захотят для «этой страны» нового «отца Отечества» – потому что определенной группке удобнее, слаще жить, как сегодня: купаясь в роскоши, стараясь во всем угодить тем, кто поддерживает их здесь и оттуда.
 Сказать о том, что Сталин – фигура «сложная», «противоречивая», в которой вопреки философии совместились «и гений, и злодейство», значит не сказать ничего. Это ставшая уже общим местом оценка «вождя всех времен и народов», и мы будем ее обходить. Поэтому предлагаемый читателю материал в строгом смысле слова не является рецензией на книгу автора, а скорее «размышлением на избранную тему» по ходу чтения книги. Отдельных ее мест. Отдельных моментов. Отдельных выводов и заключений автора.
 Сразу же оговоримся: по обилию использованных в данном исследовании материалов, мало или совсем не известных читателю, работа Карпова не знает себе равных. «Эта книга не роман и не повесть, – подчеркивает автор. – Она представляет собой мозаику. Собранную из найденных мною и другими авторами … деяний Сталина. Главная забота моя – создание как можно более полной картины жизни нашего именитого соотечественника». И еще: отводя возможные обвинения в необъективности в оценке личности Сталина, Владимир Карпов напоминает читателю, что именно при всевластии вождя он в 1941 году, будучи курсантом-выпускником военного училища, был репрессирован за якобы антисоветскую пропаганду и оснований для «обид на Сталина» имел предостаточно. «И тем не менее»… – именно такими словами заканчивает он это утверждение. В них принципиальность и личное мужество, то нечастое в людях умение придерживаться истины, отрешившись от личных обид. За ними стоит многое, прежде всего – преклонение автора перед масштабами деятельности Сталина, его стратегическим, поистине не знающим и поныне себе равных мышлением (невольно задумаешься: а что было бы со страной, если бы она готовилась к войне и встретила ее будучи руководимой политиками типа Троцкого, Хрущева, Горбачева, Гайдара…), его стальной волей, несокрушимой уверенностью в своей правоте и в конечной победе.

Становление личности

 Началом ее, как вытекает из исследования В.Карпова, стала та самая «царицынская оборона». Это когда генерал П.Н. Краснов, бездарный военачальник, проваливший в 1917-ом мятеж против Советов и бежавший потом на Дон, стал колонной, словно каппелевцы в фильме «Чапаев», наступать на Царицын. Сталину ничего не оставалось, как дать указание Г.И. Кулику, командовавшему тогда артиллерией армии, стянуть все орудия на острие этой «психической атаки» (так и вспоминается наполеоновское «Артиллерию – вперед!») и вразумить неразумных.
 Отсюда суждено было изойти двум следствиям: Сталин станет до крайности самоуверен – и автор подтвердит это перепиской его с Центром и со штабами, – а также крайне нетерпим к мнениям других. Более того: необоснованно начнет выдвигать на высокие посты людей, приглянувшихся ему своей «решительностью» и рвением, в частности таких, как того же Кулика. Ему, без должных оснований, он в 1940 году присваивает маршальское звание, что последний ни в малой мере не оправдает, загремев вскоре по приказу вождя через пять ступенек вниз – аж до генерал-майора. То же самое проделает Сталин и в отношении полюбившегося ему за «волевизм» Льва Мехлиса, назначив его в 1937 (!) году начальником Главного Политуправления РККА, а затем и представителем Ставки, в качестве которого, истерично заскакивая на тот или иной фронт, он жестоко расправлялся с военными кадрами.
 Эта сталинская уверенность в своей непогрешимости сыграет с ним злую шутку в первый период войны: и в отношении возможного нападения немцев, и в судьбе Юго-Западного фронта, и в просчете относительно наступления вермахта в излучине Дона на Сталинград.

Великое испытание

 Сдержанное определение Георгия Жукова, что «в начале войны, до Сталинградской битвы, у Верховного были ошибки» остается неопровержимым, но автор книги на эту сторону деятельности Сталина старается не педалировать. Хотя эти ошибки на виду и подтверждаются соответствующими документами. Но ведь это и был сталинский путь в генералиссимусы! Через тернии собственных заблуждений. Через сложнейшие политические игры с прожженными политиками Запада – когда одна дезинформация густо сплеталась с другой, умышленно перемежалась с правдой, когда ради втягивания нас в войну в ход шли самые преступные средства. Но надо было не только выслушивать информацию советской разведки, которая работала ох как неплохо, но и анализировать ее, а не подстраивать под свои собственные уже сложившиеся «провидческие» концепции.
 Главную, если не решающую роль сыграло при этом то, что правом личного доклада вождю располагали лишь люди, всецело подавленные его личностью, панически цепенеющие перед знаменитым пронизывающим сталинским взглядом. Ох уж этот взгляд! Разве смутил бы он кого-либо, если принадлежал бы, скажем, чабану, пасущему в горах овец (а Сталин им вполне мог стать, сложись иначе его судьба). Да не взгляд вождя бросал в дрожь людей, а та непредсказуемость – умышленно, разумеется, культивируемая – та чудовищная власть, которая за ним стояла: недаром же говорили, что нельзя было предвидеть, куда пойдешь из кабинета «хозяина».
 И еще. Гениальный, но с нулевым военным образованием, вождь с его лозунгом «не поддаваться на провокации» так и не смог понять, что довел им все до абсурда: держать боевые самолеты открыто, а чуть ли не всю артиллерию без прикрытия с воздуха в летних лагерях – значит не поддаваться на провокации, а замаскировать все, закопаться, как панфиловцы, в землю – значит поддаться; безоговорочно сбивать немецкие самолеты-нарушители, напичканные уликами их шпионской работы – поддаться на провокации, а с почетом возвращать летчиков и машины обратно – не поддаться…
 Есть в книге и другой вопрос, касаться которого не менее жутковато. Так пытался или не пытался Сталин просить у Гитлера перемирия, когда немцы были уже под Москвой? Что нам до сих пор было об этом известно? Очень немногое. Якобы наш вождь поручил Молотову срочно связаться с болгарским посланником Стояновым (гримаса истории: братская Болгария, как и в первую мировую, как, кстати, и сегодня, оказалась в лагере наших врагов!), а последний на это предложение прозондировать почву якобы с апломбом ответил: «Да разве такое возможно – вы все равно победите, мой народ верит в вас – даже докладывать об этом своему правительству не буду!» На этом, мол, сталинский демарш был исчерпан. Да только слукавил болгарский дипломат. Автор данной статьи убедился в этом, прочитав не изданную у нас книгу американского историка Джона Толанда «Адольф Гитлер», политическую биографию «фюрера» объемом свыше тысячи страниц, в которой прослежен чуть ли не каждый день его жизни. Так вот на ее 865 странице приводится запись из ведомства на Вильгельмштрассе (германский МИД – В.Н.) о шифровке от царя Бориса по этому вопросу и реакция на нее Гитлера – по информации Риббентропа Фрицу Гессе, своему особо доверенному лицу: «Чепуха! Мы и без того уже побеждаем!» О том, что эта позиция Гитлера распространилась и на 1942 год, свидетельствует Клаус Рейнгардт, бывший командующий 3-й танковой группой в своей книге «Поворот под Москвой»: «Война в целом уже выиграна…».
 Вроде бы все ясно. Но те документы, которые приводит в своем исследовании Владимир Карпов, просто ошарашивают. Оказывается, именно в 1942-ом, когда иссякло контрнаступление под Москвой, он (Сталин) отправил своих эмиссаров для переговоров о мире в Смоленск, велись они между НКВД и гестапо!

Державная стратегия

 Да, двойственность, даже многоликость натуры Сталина ощущалась во всем. Но несомненно одно: в целом он был великий стратег и державник. Мысль его о «десяти годах», в течение которых нашей стране предстояло догнать передовые страны Европы, «иначе нас сомнут», поистине точна и гениальна, как и задача во время войны – за счет эвакуации заводов, фабрик, научно-исследовательских учреждений – создать на востоке страны невиданную по своей мощи, недоступную для противника оборонно-промышленную базу.
 Чтобы провести все это в жизнь, Сталин не щадил ни себя, ни других. Непрестанно, днем и ночью, идут заседания в Политбюро и на других высших уровнях. Только что закончили серьезный разговор с металлургами и оборонщиками о литье цельных танковых башен, как приступают к обсуждению вопроса о добыче алюминия для авиапромышленности, о разведке вольфрама и молибдена… После чего Сталин уже едет на испытание новой противотанковой пушки, затем следует доклад о ходе работ над будущими «катюшами»… А параллельно – решение вопросов о … школьных учебниках, удобрениях для полей, о выделении средств для новых лабораторий, о репертуарах театров, о доппайках для фронтовиков, о … Так повседневно. И Сталин всегда ко всему подготовлен и точен в претензиях к специалистам, в своих решениях, которые тут же отливаются в постановления, распоряжения, приказы. За всем немедленно следует дело, назначаются точные сроки, гарантированный контроль, дается перечень сил и средств, которые незамедлительно будут предоставлены для выполнения данной конкретной задачи. И можно не сомневаться, что ответственные за все это будут названы с полной определенностью и спрос с них с железной неотвратимостью зафиксирован и обеспечен. Это не то что ныне – когда любая проблема может быть заболтана «на верхах» до помрачения умов, а ответственных за провалы тех или иных мероприятий и днем с огнем не разыщешь. А если и разыщешь, то они уже оказываются на недосягаемых вершинах олигархических пирамид или надежно защищенными целым частоколом указов «о неприкосновенности», или далече упрятавшимися в заранее подготовленных зарубежных убежищах. Но это – попутно… Тогда же по слову, не разошедшемуся с делом, из цехов выходили лучшие в мире Т-34, противотанковые орудия, «гвардейские минометы», легендарные штурмовики…
 Да, в стратегическом мышлении, в умении блюсти Державу Сталину не откажешь. Казалось, вождь знал всё и вся: поименно всех директоров заводов, ученых, конструкторов, писателей, всех командиров дивизий. Как говорил о нем Патриарх Алексий I, «нет области, куда бы не проникал его глубокий взор». А вот что писал Уинстон Черчилль, несомненный авторитет своего времени: «Он был выдающейся личностью, импонирующей жестокостям того периода, в котором протекала его жизнь… Сталин был человеком необычайной энергии, эрудиции и несгибаемой силы, резким, жестким, беспощадным как в деле, так и в беседе, которому даже я, воспитанный в английском парламенте, не мог ничего противопоставить… Он принял Россию с сохой, а оставил оснащенной атомным оружием». И как для полноты картины не добавить при этом слова знаменитого британца о том, что при входе Сталина в зал международных конференций «мы все вставали и руки наши невольно вытягивались по швам».
 В своей книге автор не раз упоминает о двойственности, противоречивости натуры Сталина. Но вот что удивительно – во многих работах о вожде проступает странная избирательность, которой, увы, почему-то не избегает и автор «Генералиссимуса»: Сталин все знает, а о чем-то даже понятия не имеет. «Не знает», что по каким-то причинам расстреливают «как шпионов» 59 командиров корпусов из 63-х! Объявляют «врагами народа» секретарей обкомов, членов ЦК, выдающихся ученых, конструкторов; выявляя «агентов иностранных резведок», железная ягодо-ежово-бериевская метла шурует по всей стране. О том, что в так называемых «исправительно-трудовых лагерях» сотни тысяч людей попросту, по выражению Берии, растирают «в лагерную пыль», вождь, разумеется, «не знал», как и то, что на лесоповалах узники выдерживали не более двух недель, а в шахтах и того меньше. А если бы этих людей нормально кормить и одевать, они смогли бы (даже виноватые!) создать для страны огромные блага, построить «коммунизм в отдельной Колымской стране».
 «Не знал», оказывается, мудрый вождь и другого: что в стране «победившего социализма», под солнцем «самой гуманной в мире Сталинской Конституции» (а это и было именно так!) действует Уголовный кодекс с совершенно безумной 58-й статьей. Тем, кто ее не читал, можно напомнить, что ею предусматривались наказания не только за несовершенные преступления и даже при отсутствии попыток таковые совершить, но даже «за связи, ведущие к опасным последствиям». Кто и какой мерой мог бы измерить эти «связи» и эти «последствия»? И уж совсем абсурдным было обозначение лишь нижней границы наказаний, «не менее стольких-то лет», а выше – сколько душе угодно. И заметьте: Запад не драконил нас тогда за эти вопиющие нарушения «прав человека» – «пусть они убивают как можно больше!»

С Богом!

 В своей книге В. Карпов убедительно показывает, что Сталин как человек, обладающий широким политическим мышлением, получивший в свое время православное образование, в отличие от гонителей Церкви Троцкого и Ленина, более терпимо относился к религии. Это проявилось еще перед войной, когда 11 ноября 1939 года он обращается со специальным директивным письмом, п. 1 которого гласит: «Признать нецелесообразной впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей Русской Православной Церкви, преследования верующих». «Давайте отметим как его личную заслугу освобождение многих тысяч священников и верующих», – призывает вполне справедливо автор. Хотя нельзя не заметить при этом: а что же мешало Сталину, к этому времени уже давно великому и самодержавному, провести эту гуманную акцию гораздо раньше – ведь никакие троцкие помешать ему не смогли бы?
 Но особую гибкость по отношению к религии Сталин проявил во время войны. Прекратилась трескучая «антирелигиозная пропаганда», аресты и гонения на священников, закрылись откровенно богоборческие издания – в духе тех самых, «воинствующих». Более того – по указанию вождя вечный воитель против православия Ярославский публично стал восхвалять патриотическую деятельность церкви. Потом состоялся архиерейский Собор. Это было прозрение…
 Нет слов, со стороны вождя деяния эти были благие, но не потянуло ли от запоздалых сталинских писем чем-то очень знакомым? Конечно же «Головокружением от успехов», той знаменитой статьей в газете «Правда» с «осуждением» методов коллективизации. Прием проверенный и вполне в большевистском духе – сначала ломануть, «дать темпы». Сделать процесс необратимым, а затем осудить «методы». Причем, никто не будет при этом наказан и ничто не будет повернуто вспять. Очень удобно. Тем же способом будут потом осуждены «сталинские репрессии» и сам «культ личности».

А как же с культом?

 Он был, и автор это подчеркивает. И создавало его окружение Сталина. Рой подхалимов, которые соревновались в подборе эпитетов – от «отца народов» до «корифея всех наук» и «величайшего вождя и полководца всех времен и народов». И Сталин это, что греха таить, поощрял. Разве не видел завешенную его портретами Красную площадь? Разве не читал ежедневно «Правду» со слащавыми «потоками приветствий» по поводу его юбилеев, которые месяцами уже после «даты» шли из номера в номер? И остановить эти безудержные панегирики мог бы одним жестом, одним махом. Но… не остановил.
 Это кажущееся противоречие Карпов как замечательный аналитик объясняет весьма убедительно. Да, культ был… Но была и личность – пусть теперь обо всем судит история.
 … А мы будем продолжать анализировать сталинскую эпоху. Великую и трагическую. И будем прикладывать ее к современности – как время державного могущества и … зарождения большевистского бюрократического партаппарата, который впоследствии, измельчав и исподличавшись, предаст и эту выстраданную в труде и в бою Державу, и нас с вами.
 Для глубинного понимания всех этих процессов монументальное исследование Владимира Карпова «Генералиссимус» – явление весьма своевременное и знаменательное. Но как говорили древние, «герой одной эпохи не может стать героем другой». Зато его отдельные, востребованные этой новой эпохой черты могут стать ее знаменем. В этом смысле державный гений Сталина, словно поступь Командора, пугает сегодняшних демократических пигмеев, не на шутку и «до основания» решивших разрушить великое государство. Разложить общественную мораль, растоптать уникальную культуру державообразующей нации. «Ах, вам нужен Гулаг? – словно зашоренные, лепечут они в ответ на выступления патриотов России. – Нет уж, мы спокойнее проживем со всем, что награбили, под тройной спецохраной. С верным ОМОНом. С наемной армией…»
 А подлинного лидера наша страна неизбежно выдвинет – не пришельца-революционера и не пришельца-реформатора, а своего, из глубин народа. Он-то и станет подлинным державником, истинным радетелем за Отечество. Когда это будет? Да сразу же – как только в массе своей мы этого захотим. Когда прекратим бездумно выбирать во власть и поддерживать тех, кто не любит Россию. Когда грозно заявим, что именно мы – хозяева нашей страны.
 Тогда с Божией помощью предстанет перед народом и он, великий вождь великой Державы.