Добавлено: 17.05.2025

Как нам следует исповедоваться

Из бесед архимандрита Афанасия (Митилинэоса) с паломниками

Итак, друзья, нам надо подготовиться к исповеди. По этой причине следует сказать несколько слов о правильной (исповеди), или лучше сказать, о правильном способе исповеди. Потому что из моего небольшого опыта я заметил, что очень многие, к сожалению, не умеют исповедоваться, и это, конечно, происходит в ущерб их духовности и, следовательно, их спасению.

Сначала нам нужно уяснить, что такое покаяние. Покаяние, как говорит святой Дамаскин, есть восхождение от противоестественного к естественному и от дьявола к Богу, предшествовавшим сему скорбным обстоятельствам и подвигам.

Другими словами, я должен вернуться из противоестественного состояния, которое является греховностью, потому что греховность является не неким естественным состоянием и, следовательно, является неким противоестественным состоянием, точно так же, как Адам после грехопадения стал противоестественным человеком. Поэтому я должен выйти из противоестественного состояния и вернуться в состояние, соответствующее нашему естеству, такому, каким Бог создал человека.

Я должен оставить дьявола и возвратиться к Богу. Но для того, чтобы это сделать, придется приложить немало усилий и подвигов. Именно это и есть покаяние. И именно это нам нужно знать, чтобы определить, действительно ли есть у меня покаяние или нет. Но давайте посмотрим на некоторые особенности покаяния, то, в чём мне нужно будет правильно исповедаться и получить прощение от Бога.

Первый элемент — это сокрушение. Сокрушение — это скорбь и боль сердца из-за грехов, которыми я огорчил Бога. Это то, о чём говорит апостол Павел: «И не оскорбляйте Духа Святаго Божия, имже знаменасмеся» («И не оскорбляйте Святого Духа Божия, Которым вы запечатлены» (Еф. 4:30)). Вы запечатлены Святым Духом. Ну а раз это так, то не огорчайте Святого Духа таким поведением, которое является греховным и противным воле Божией. Нашей движущей силой должен быть не наш собственный интерес, хотя пусть будет даже и наш собственный интерес, однако этот интерес в любви к Богу. То есть, чтобы стало понятнее: если вы в какой-то момент расстроились оттого, что огорчили мать или отца, то отчего именно происходит эта ваша печаль, в чем источник этой печали? От того, что вы боялись наказания со стороны родителей и что они могут принять соответствующие меры, и поэтому вы проявляете некое раскаяние, некое сокрушение только для того, чтобы избежать неприятностей от наказания? Нет. Ваша печаль должна заключаться в том, что вы огорчили своих родителей, которые так вас любят. Поэтому и в отношении вышесказанного мы должны чувствовать, что мы огорчили Бога. Бога, Который так любит нас.

Удивительно говорит святой Златоуст: «Плачь и стенай, когда согрешишь, не о том, что будешь наказан, так как это ничего не значит, но о том, что ты оскорбил своего Владыку, который столь кроток, столько тебя любит, столько заботится о твоем спасении, что и Сына предал за тебя. Вот о чем плачь и стенай», потому что Христос пришел чтобы быть распятым за тебя, потому что Бог дал Сына Своего за тебя. Из-за этого скорби, из-за этого сокрушайся, и из-за этого воздыхай, а не потому, что будешь наказан, воистину это благороднейший источник покаяния и счастлив тот, у кого он есть.

Второе. Мы должны исследовать свою совесть. Нам нужно подготовиться за много дней до исповеди, с момента нашей последней исповеди до нашей следующей исповеди — это время должно быть временем подготовки. То есть будем наблюдать и отмечать, о чем скажем чуть позже. То есть, другими словами, я должен всегда исследовать свою совесть каждый день, каждый момент, каждый шаг, в чём я согрешил. Что именно происходит внутри меня? Поэтому мне следует, особенно перед исповедью, собрать себя в сосредоточенное состояние, в тихом месте, чтобы собраться и исследовать свою совесть. Основной критерий, это объективность.

Я не должен потакать себе. Святой Августин говорит: будь не защитником, а судьей своих грехов. Не пытайся защитить свои грехи, но суди их. В этом случае мы можем сказать, что у нас есть объективность в самих себе. Это то, что сказал Езекия, царь Иудейский: «Я обдумываю, говорит он, все годы мои с горечью души моей. Я сяду чтобы сосчитать все годы жизни моей, прожитые горько, прожитые грешно, потому что грех есть горечь».

Как уже было сказано, вышеупомянутую подготовку надо делать с того момента, как я уйду с исповеди, готовясь к следующей исповеди. И не только потому, что это дает предпосылку ко вниманию, как бы напоминая мне о том, что я исповедался и теперь должен быть осторожным, но и потому, что мне подобает на всякое время наблюдать за своей совестью. И поскольку существует забвение, самое обычное забвение, то по этой причине мне надо записывать на каком-нибудь листке в том случае, когда я замечаю, что согрешил. Антоний Великий говорил, что, когда кто-нибудь идет на исповедь, в это время дьявол похищает у него согрешения из памяти, чтобы тот не вспомнил их и не исповедовал, и не получил бы прощенья. Вот почему он советовал монахам, подвижникам пустыни записывать на двойных листках, которые складывались подобно книжке. В эти сложенные в двое листки, говорил он, записывайте все что происходит в течение дня, и то, что вы записываете, будет у вас на поясе вместе с карандашом.

Что бы ни случилось будем это записывать. Очень серьезно говорю вам, что, когда придет время исповедоваться, тогда мы многое увидим. Конечно, чтобы не быть слишком дотошными на исповеди, мы можем упорядочить все то, что отметили. То есть нам не следует зачитывать это как дневник наших духовных заметок, также не нужно ставить даты, но нам надо упорядочить всё однообразное, то есть если я 10 раз сказал ложь, я не буду говорить это 10 раз, а скажу, что я солгал 10 раз, если, конечно, не существует конкретной лжи, которая создала какую-то проблему. Если это были обычные общие вещи, то следует сказать, что я сказал столько-то лжи или я сказал много лжи или я немного солгал.

Но я еще раз говорю, я привожу это в качестве примера. Если это ложь, которая вызвала проблемы, тогда следует сказать подробно, что произошло, что заставило меня солгать.

Четвертый пункт, который необходим, это то что, мне следует молиться. Я никогда не смогу исследовать свою совесть если Дух Святой прежде не просветит у меня все ее уголки. Поэтому я должен умолять Бога и просить Его просветить меня, открыть мне глаза, просветить мою совесть в ее темных уголках, чтобы я как настоящий судья, хорошо увидел с должным самопознанием, кем я являюсь на самом деле. Без молитвы никогда да не предпринимаем то, чтобы исследовать себя. Конечно, предметом молитвы является всё, и изучение Слова Божьего, и когда мы выходим из дома, и когда мы входим в свой дом, и когда мы садимся в машину, и когда мы выходим из машины, везде и всегда должна у нас быть молитва и когда мы входим в класс на урок и когда мы выходим из класса с урока, когда мы начинаем изучать уроки, когда заканчиваем уроки, везде и всегда молитва. Молитва нужна, везде и всегда! Тогда мы по-настоящему будем тверды. Поэтому нам надо молиться, чтобы Дух Божий просветил нас, и мы увидели себя по-настоящему.

Пятое. Нам следует выбрать строгого духовника.

Часто мы идем и выбираем духовника, который, как нам хотелось бы, потакал нам и давал бы амнистию нашим грехам. Именно не прощал бы, а амнистировал. Знаете, что означает, когда духовник идет на уступки? Скажем ему, например, что мы идём на вечеринку и будем танцевать. Ведь даже самый обычный духовник знает (хотя знаем это и мы), что это преддверие тяжкого греха, тяжких плотских грехов и показатель мирского образа мысли и т. д. Поэтому если духовник, по причине того, что я каким-то образом давлю на него, жалуюсь, плачу и говорю, что он должен меня отпустить, в конце концов отступает и говорит мне: «Ну хорошо, иди, иди». Это не является тем, что он прощает мои грехи, но дает моим грехам амнистию. А предоставление амнистии означает то, что он не считает их за грехи. Знаете, насколько это страшная вещь? Это поистине страшная вещь.

И наоборот, если духовник настаивает и говорит «нет, тебе не надо идти», это даже не является строгостью, но просто человек не получает амнистию. В каком случае можно было бы расценивать действия духовника как строгость? В том, если бы он не прощал грехи. Он был бы прав? Да. В каком случае? Когда ты не каешься. Если же ты каешься, конечно, он тебе простит грехи. Ведь если прощает Бог, разве не простит духовник?

В таком случае строгость ли это? Нет. Может у него много требований? Иногда да. Возможно, иногда действительно присутствует строгость. В чём? В требованиях. Когда эти требования действительно иногда слишком велики для человека, то человек может считать духовника немного строгим, однако духовник никогда не проявляет строгости в подробностях греха. Грех есть грех. Мы не можем сделать его нейтральной вещью, потому что грех есть грех. Так что выбирать духовника следует по-настоящему строгого именно в том смысле, в котором мы только что сказали, т. е. человека, который не дает амнистии грехам, а только прощает, отпускает их, ведь такова его миссия.

Наша исповедь должна быть по нашему собственному желанию. На нас не должны давить наши домашние. Ни мать, ни отец не должны говорить нам, чтобы мы шли на исповедь. И это из области элементарных вещей. Мы сами должны это понять. Это то, что должно созреть внутри нас, чтобы наконец мы почувствовали нужду в исповеди. Поэтому мы должны осознанно прийти к духовнику.

Но, однако, когда мы уже пойдем туда, то не будем ждать, пока сам духовник начнет нас расспрашивать. Мы пойдем и расскажем ему, что у нас есть. Потому что приходят некоторые и говорят: «Отче, задайте мне вопросы». Знаете, почему они так говорят? Потому что они не подготовились, и даже не было ни рассмотрения совести, ни подготовки дома, ничего. К тому же они могут часами сидеть в ожидании, и когда я спрашиваю почему они не подготовились, то отвечают, ты знаешь, я спешил и в спешке вышел из дома. Хорошо, пускай ты в спешке вышел из дома, но здесь, где ты ждал столько часов, почему бы тебе не сесть и не подготовиться?

Это, как если бы мы пошли к бакалейщику и зайдя внутрь сказали бы ему, что хотим сделать покупки. Чего вы хотите, ребята, спросил бы он нас. Господин бакалейщик, пожалуйста, не могли ли вы мне задать вопросы? И бакалейщик бы начал: может хотите мыла, может хотите риса, хотите макароны? Где-то там ты можешь вспомнить, что хочешь чего-то из всего того, о чем он тебя спрашивает. Вам не кажется, что это смешно? Это, наверное, похоже на Навуходоносора, который требовал от волхвов рассказать ему, какой сон он видел, и еще дать толкование на него. Они же просили: «царь, пожалуйста, расскажи нам твой сон, и мы его истолкуем», «нет» — говорит он, «вы расскажете мне, какой мне приснился сон». «Как же мы скажем тебе, какой сон ты видел, разве это возможно?». Так, мы идем и говорим духовнику, чтобы он задавал нам вопросы.

Святой Златоуст говорит по этому поводу: ты первый говори свои беззакония, не жди обличителя, не жди того, кто будет тебя обличать, не ожидай обвинителя, но сам предварив, восхити первое слово, начни первый говорить твою исповедь. Это будет означать, что я достаю из себя то, что имею. Духовник, это не следователь, духовник только слушает тебя и это уже много. Только тогда, когда у нас возникают затруднения, духовник может нам помочь, в случае, когда мы что-то забыли или часто не считаем за грех то, что является грехом, тогда он может задать нам один, два или три вопроса, которые помогут нам увидеть себя. Но это не значит, что с самого начала духовник должен начинать с вопросов.

Седьмое. Наша исповедь должна иметь некое состояние умиления. Она должна быть умилительной. Однако часто мы подходим со смехом и веселостью. Не надо смотреть на духовника, который часто бывает и должен быть любезным, радостным и смеющимся. Потому что если исповедующийся пойдет к духовнику, который будет очень хмурым с угрюмым, опущенным вниз лицом, он бы ужаснулся и сказал: ну и ну, что со мной будет!

Духовник, как уже мы сказали, должен быть радостным, любезным, благородным, чтобы исповедующийся воспрянул духом. Другое дело, что сам исповедующийся должен иметь состояние умиления. То есть он должен чувствовать, что он грешный человек. Он должен иметь сокрушенное, смиренное сердце, как сердце жены блудницы, мытаря или Закхея. Так, чтобы он мог почувствовать, что он действительно грешный человек. Так и должно быть здесь, если предположить, что наш духовник немного нас в чем-то обличает: «Чадо, почему ты это сделал?». Обличение — это важная вещь.

Что Бог сказал Адаму? Адам, где ты? Он говорит, что голос твой я слышал и спрятался, потому что я наг. И я убоялся. Почему ты убоялся? Может ты преступил Мою заповедь? Происходит некое обличение, что вообще происходит. Не будем бояться обличения если духовник сделает нам это обличение. Обличение, это педагогический фактор и это важный элемент.

Святой Иоанн Лествичник говорит: «Во время исповеди будь, как наружным видом, так и внутренним чувством и мыслью, как осужденный преступник, поникши лицом в землю; и если можно, то омочай слезами ноги своего отца духовного, как ноги Самого Христа». То есть и видом, и чувством и помышлением нам надо видеть себя как осужденных, когда мы идем на исповедь, с опущенными глазами, если возможно, даже будем целовать ноги духовнику, так, как мы целовали бы ноги врача или Христа, потому что, к сожалению, иной раз, когда духовник употребляет, обличение: «чадо, почему ты это сделал?», или «ты не должен был это делать» или что-то иное, происходит пререкание со стороны исповедующегося и таким образом — а это исповедующийся смотрит на иногда случается независимо от возраста духовника как на противоборствующую сторону а не как на духовника. И тогда духовник чувствует, что он уже не духовник, а оппонент исповедующегося. Например, я говорю кому-то: смотри, ты не будешь причащаться в воскресенье, потому что у тебя был серьезный грех. Но перед этим с исповеди вышел знакомый друг того исповедующегося, и он совершил тот же грех, однако я его допустил ко причастию по некоторой причине, и после некоторого рассуждения. Духовник принимает решения с рассуждением, и ему это дано принимать решения и рассуждать, а потом ты говоришь: другого ты допустил причаститься, а меня нет. Разве это не напоминает, когда ты говоришь своим родителям, почему моему брату или сестре ты дал то или иное, а мне не дал. Мы что здесь, спорами занимаемся? Такая ситуация рождает противоречия. И что делает противоречие? Оно делает духовника противоборствующей стороной. И духовник видит в исповедующемся противоборствующую сторону. Но скажите мне, в пространстве споров разве мы можем говорить об исповеди? О плодотворной, правильной и духовной исповеди? Без сомнения, нет.

Восьмое. Наша исповедь должна быть (само)обвинительной. Должно присутствовать самоукорение — это значит укорять и обличать самого себя, а не других. Часто можно увидеть у маленьких детей, (я говорю у маленьких, потому что, к сожалению, и у взрослых бывает тоже самое) пяти, шести семи лет, когда ему говоришь (дети должны исповедоваться с самого раннего возраста): чадо мое, может ты солгал? Он отвечает: это не я, это мои братья. Но, я же не спрашивал, лжет ли твоя сестра или твой брат, я спросил тебя, лжешь ли ты. То есть сразу перекладывают на других. Вы замечали это у маленьких детей? Однако то, что здесь происходит с маленькими детьми, происходит и со взрослыми, только другим образом.

Например, приходит женщина и исповедуется в грехах мужа. Знаете, мой муж ходит по кофейням, мой муж делает то и то. Госпожа, то, что делает ваш муж, это его ответственность, если речь будет о нем тогда и разрешительная молитва будет относится к нему; однако мы говорим о том, что сделали вы. Не говорите, о том, что делают другие люди, но говорите, что сделали вы. Это очень важно. Это и есть, как я сказал (само)обвинительная исповедь.

Как говорит святой Златоуст: если хочешь осудить (кого-то), то осуди сам себя. Или как сказано в книге Притчей: «Праведный себе самаго оглаголник» (Притч. 18:18). Истинно благочестивый человек — а праведный и есть благочестивый, добродетельный и святой он самообвинитель, он винит только себя; я, именно я — грешник; и конечно, по-настоящему духовный человек говорит это с полным осознанием, а не как формальность. Он может сказать, что во всем этом городе он самый грешный. Он так и говорит: в этом городе, где мы живем, я самый грешный человек.

И если вы скажете какому-нибудь человеку, что он грешник и совершил очень тяжкие грехи, он скажет вам: я ничего такого в своей жизни не сделал, я очень хороший человек. Это удивительно. К сожалению, это явление очень распространено, когда человек говорит, я очень хороший и ничего не сделал. Знаете, что значит, когда человек прожил целую жизнь 60–70 лет, впервые пришел на исповедь и говорит вам, что он совершил очень большой грех. Вы задаетесь вопросом какой грех он мог сделать? Кто знает может он убил человека? Нет, оказывается он съел ежа. Я говорю: если предположить, что вы не ели ежа, разве у вас нет других грехов? Нет, говорит, никаких других грехов у меня нет. Но разве это возможно? Говорит: отец, я не собираюсь говорить ложь.

Если начать прямо сейчас говорить человеку, что он всю жизнь провел в грехах, он все равно их не видит. И он не лжет. Он не видит своих грехов, потому что он не научился видеть себя. И это важный фактор и настоящий подвиг, который нужно начинать с младенческих лет, чтобы наблюдать за собой.

Обратите внимание, потому что вышесказанное имеет трагическую окраску. Где-то в писании сказано, если мы потеряем наше призвание, наше положение, не станем специалистами в этой науке из наук, мир не изменится. Ведь потерять свое спасение именно потому, что ты не научился видеть себя, это действительно страшно. Или как говорит святой Иоанн Лествечник в своем 4-м слове: «не стыдись сказать: «Отче, моя язва сия, моя рана сия; она произошла не от иного кого-нибудь, но от моей собственной лености; никто не виноват в ней, ни человек, ни злой дух, ни плоть, ни другое что-либо, но только мое нерадение».

Обратите внимание на один тонкий момент, о котором, возможно, я уже говорил вам раньше: никто не несет вины за мой грех, ни другой человек, ни дух, ни даже дьявол. Вы знаете, как многие говорят, что дьявол подтолкнул меня, и я сделал это. Не надо винить дьявола, если бы те не захотел сделать это, то не сделал бы.

Дьявол не может тебя заставить силой что-то сделать, он показывает или предлагает, однако тебе решать, применить это на деле или нет, поэтому ты не можешь сказать, что виноват дьявол, нет. Может виновато тело? Часто мы говорим: вот мое тело... Нет, тело не виновато, Бог не мог создать такое тело, которое противоречило бы Его закону и Его заповедям, и было бы против души.

Если вы мне скажете, что это написано у апостола Павла, который говорит: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти» (Рим. 7:24), то есть от этого тела, которое наполнено грехами и направлено на противостояние с душой «потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7:15), то, что я не хочу, это самое и делаю, но это сказано о другом состоянии, апостол показывает состояние человека после что полезно знать грехопадения, поэтому мы уже как-то говорили, христианскую антропологию.

Человек после грехопадения находится в состоянии, когда силы его же собственной сущности находятся в столкновении друг с другом, душа противоборствует телу, а тело душе, и это действительно так. Однако это является правдой не с точки зрения создания человека, не потому что Бог создал таким человека, но потому что мы оставили себя в запустении, как по причине личных наших грехов, так и из-за праотеческого греха, а это значит, что я не могу винить тело, я не могу сказать, что мое тело виновато. Нет! Ничего, кроме моего нерадения, и только оно одно действительно виной этому.

Апрель 1984 г.


Окончание в следующем номере
от 23.06.2025 Раздел: Май 2025 Просмотров: 3020
Всего комментариев: 0
avatar