Нам дан великий дар – вера

Протоиерей Димитрий Смирнов, один из наиболее известных российских пастырей и проповедников, в прошлом — глава Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Член Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви, Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви.

Отец Димитрий родился в Москве 7 марта 1951 года. Правнук священномученика Василия Смирнова.

В 1968 году окончил физико-математическую школу № 42, затем — художественно-графический факультет педагогического института. В августе 1978 года поступил в Московскую духовную семинарию, которую окончил экстерном за два года, и через год поступил в Московскую духовную академию, которую окончил также экстерном за полтора года.

2 августа 1979 года рукоположен в сан иерея. В 1980 году назначен священником в штат Крестовоздвиженского храма села Алтуфьево города Москвы. С января 1991 года настоятель храма свт. Митрофана Воронежского на Хуторской. Параллельно в связи с ростом числа новых прихожан стал настоятелем восьми храмов.

Многие годы возглавлял Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. Был включен в состав Совета по делам казачества при Президенте России.



Ровно год назад в этот же день, что и отец Димитрий, 21 октября почил Сергей Алексеевич Беляев — археолог, у которого я трудился все студенческие годы в экспедициях. А сам он уже тогда сотрудничал с Московской Патриархией, помогая в обретении мощей святых, — в некоторых из этих работ участвовал и я. Однажды я впервые увидел тогда еще достаточно молодого, с белым крестом, отца Димитрия Смирнова. Меня, помню, поразила его позиция. Мне-то тогда, еще и со всеми этими раскопками, виделось, что надо старые храмы реставрировать, какие-то исторические места возрождать. А он, наоборот, уверял:

«Надо идти туда, где люди. В спальных районах ставить хоть из фанеры первые храмы, и главное — начинать служить! Господь и священники нужны там, где сейчас люди! А не памятники истории и архитектуры…»

После общения в кругах археологов мне эта мысль показалась революционной. Это, напомню, еще 1980-е годы — тогда ни о каком Втором Крещении Руси большинство и мечтать еще не начинало. А он был новатором, который во многом двигал то, что и стало — возможно, благодаря таким, как он, — происходить.

Буквально через несколько дней после того, как я отца Димитрия впервые в весьма камерной обстановке увидел, я оказался на одном из стадионов, где была устроена встреча с богословами и священниками, все были настроены очень серьезно… И тут я вдруг увидел его во второй раз: идет такой жизнерадостный, весь сияющий отец Димитрий. У него всегда был этот всепобеждающий веселый дух. И столько, что его хватало, дабы зарядить огромную аудиторию. Отца Димитрия и тогда, еще молодого, слушали с замиранием. И это были люди, пока еще далекие от Церкви, — те, кто еще только открывал для себя Православие. Батюшка проповедовал любой аудитории всегда такими яркими и убедительно весомыми словами. Это были наши первые встречи.

Отец Димитрий возглавил Синодальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. Я стал его помощником по линии военно-воздушных сил и преподавателем богословских дисциплин действующим офицерам. Отец Димитрий и сам с удовольствием всегда с военным составом общался. Всегда с ним было радостно: его искрометный юмор, как молнии просто, разряжал обстановку и приподнимал дух. Так, что многое получалось и из того, что с иным настроем казалось бы и непреодолимым для других.

Среди прочего отец Димитрий стал устраивать всероссийские сборы военного духовенства. Они проходили в Калининграде на базе Балтийского флота, в Улан-Уде на базе ВДВ; на базе ВВС в академии имени Ю. А. Гагарина, в Звездном городке и в одном из полков дальней авиации под Великим Новгородом и т.д.

Его организаторские способности изумляли: то, как он мог собрать, вдохновить, мобилизовать всех. Где бы он ни оказался, там сразу начиналась какая-то кипучая жизнь. Синодальный отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами очень быстро под руководством отца Димитрия расширился, стал решать задачи с таким замахом, о котором раньше никто и не думал. Это же очень важно, чтобы люди, которые располагают оружием, имели еще и страх Божий.

Более 10 лет отец Димитрий отвечал за духовное окормление вооруженных сил России. Для многих военных поначалу, после десятилетий атеистического пресса, общаться со священниками было непривычно. Но если они видели добрый пример, настоящую веру, то и сами воодушевлялись, и это уже со временем кристаллизовалось в то внутреннее духовное благородство и выдержку, которыми наша армия отличалась еще в царские времена.

Отец Димитрий — добрый пастырь и великий учитель наших дней, воспитавший целую плеяду священников, окормлявший огромное количество прихожан в своих восьми открытых и возрожденных храмах, только одному Богу ведомо, сколько обративший к Нему людей на всех тех миссионерских площадках, в эфирах, где он проповедовал Слово Божие.

Чем бы он ни занимался, что бы он ни затевал с людьми, он оставался прежде всего душепопечителем. Обычно это разные дары — управленческий, ораторский-учительный, духовнический, — но в отце Димитрии всё это гениально совмещалось. Это такая глыба — кто только и может быть всем для всех (1 Кор. 9: 22), оставаясь сами собой и служа Богу.





В храме Благовещения Пресвятой Богородицы, что в Петровском парке, настоятельствовал протоиерей Димитрий Смирнов. Переступив порог этого храма 20 лет назад, я сразу осознала: вот он, мой дом! Доброжелательность здесь исходила от всех — и от прихожан, и от свечниц, и от каждого из клириков. Это такая большая, отзывчивая семья. Отец Димитрий всегда обнимал всех нас своей любовью. Да что всех нас! Вся Россия как-то в сердце его вмещалась. И он болезновал обо всех.

В последние годы, несмотря на многочисленные недуги, из-за которых отцу Димитрию приходилось пригоршнями заглатывать таблетки, он, заканчивая исповедовать длинную очередь прихожан после всенощной, каждую субботу еще и в прямом эфире радиостанции «Радонеж» отвечал на вопросы слушателей. Иногда уже охрипшим голосом, превозмогая усталость. Попьет чайку с лимоном и отвечает дальше на все эти «как» да «почему». А звонили ему в эфир не только со всей России, но и из Европы, Америки — с любовью благодарили за его титанические пастырские труды.

Впрочем, отец Димитрий и сам был настолько открытым и естественным, что никогда не скрывал своих чувств, подчеркивая, как дорога ему его большая — границ которой никто не ведал, а может быть, их и не было — церковная семья. Его проповеди, длившиеся иногда по 40 минут и более, были подготовленным экспромтом и всегда вызывали у слушателей — будь это прихожане храма или его мультимедийного блога — живой интерес. Однажды, задержавшись после проповеди на солее, он сказал, обращаясь ко всем нам, прихожанам:

«Ближе, чем вы, у меня никого нет!»

И все в храме замерли: тот, кто всегда и всюду нарасхват, говорит вдруг такое…

Отец Димитрий был как отец — иногда строгий, но всегда любящий. Мог громогласно отчитать какого-нибудь нарушителя тишины в храме, забывшего отключить мобильный телефон на время службы или не призвавшего к порядку своих расшалившихся малышей. При этом он всегда старался сопроводить свое замечание шуткой, чтобы не оскорбить и как-то нечаянно опрометчиво не задеть кого своей мощью.

Вообще, чтобы дети, устав слушать службу, не мешали взрослым, на территории храма несколько лет назад оборудовали прекрасную игровую площадку с «зеленым лабиринтом», водяной мельницей и прудиком с золотыми рыбками. Был разбит и розарий, в котором установили высеченное из камня Распятие. Здесь очень часто, кстати, можно встретить и кого-нибудь из пока невоцерковленных жителей окрестного района, особенно родителей с детьми, — и все они, как признаются, видят тут некое земное подобие Рая.

А новая, просторная трапезная с росписями на стенах, где готовят еду с душой и молитвой и крутят записи классической музыки?.. Отец Димитрий был простым, его широкая натура требовала постоянного нахождения в гуще народной жизни. Даже во время обеда он никогда не уединялся, но трапезничал вместе со всеми нами.

Отец Димитрий слишком масштабен, чтобы можно было о нем, не ощущая безохватности, говорить. Один вид этого гиганта, у которого не только внешность была богатырской, но и дух, вызывал в душе радость и спокойствие. К его наследию, которое он оставил нам прежде всего в виде своих проповедей, мы будем еще приобщаться и приобщаться — причем это надо делать постоянно, чтобы не утратить того духовного ускорения, которое он задал.

Это столь счастливый человек, что о нем и не скажешь в прошедшем времени. А потому счастливый, что любил Бога и людей не только словом, но и делом. А дел у него было бесчисленное множество, которое способны поднять лишь единицы, и то с помощью только Божией благодати. Он даже предлагал людям такое средство от уныния — побольше заниматься полезной деятельностью, чтобы, когда смерть придет, сказать: «Всё уже, Господи?»

А еще он наставлял нас, что человек должен достойно взойти на свою Голгофу. И он сам подал нам пример такого мужественного восхождения. Терпел болезни, в том числе сахарный диабет, переболел ковидом в тяжелой форме. В последние годы удары на отца Димитрия сыпались один за другим. Господь испытывал Своего верного раба, и батюшка всё переносил мужественно — он всегда был подлинный боец духовного фронта. Года два тому назад сгорел основанный им приют «Павлин», после чего отец Димитрий лежал в больнице. Затем он всколыхнул греховное «болото», сравнив женщин, живущих в гражданском браке, с бесплатными проститутками, — для того, чтобы защитить их, обманываемых, показать, насколько такая греховная связь их же и унижает. И тут же на отца Димитрия поднялась этакая либеральная «многоголовая гидра», защищающая пожирающий жизни разврат. А батюшка даже и не знал обо всей этой буре, потому что занимался делом, не до того ему было. Он ведь по натуре созидатель, а не разрушитель. И с его кончиной мы утратили апологета нравственности, яркого и многогранного оратора, защитника традиционных ценностей семьи и материнства — того, к кому прислушивались на самых разных уровнях общества. Потому что он и для властей предержащих был авторитетом, и для нуждающихся в помощи и поддержке — покровителем. Отец Димитрий много сил вкладывал в дело предотвращения абортов, понимая, что если русские женщины не будут рожать всех детей, которых им Бог пошлет, то лет через 20 «шестую часть земли с названьем кратким Русь» уже и вовсе заполонят совсем другие, отнюдь не исконные здесь народы.

В восьми храмах, в которых отец Димитрий настоятельствовал, все делалось для прихожан, и мы это ощущали. Кружки: иконописный, певческий, живописи и английского языка — каких только не было в воскресной школе! Молодежные балы, где можно найти свою половинку, концерты, встречи с интересными людьми и даже театр. Все это организовывалось по благословению отца Димитрия, который поддерживал любую творческую инициативу.

А когда отец Димитрий перенес ковид и проходил реабилитацию, конечно, служить он уже не мог, и приход уже чувствовал сиротство. Но однажды прихожане во время одной из служб заметили, что на стуле, на котором отец Димитрий обычно исповедовал, сидит голубь. Это не было видение. Реальная птица. Возможно, залетела в окно. Но обычно птицы, если и залетают вообще в переполненное людьми помещение, то выбирают какие-то более верховые позиции — а тут вдруг точно в утешение этот христианский символ там, где многие годы Господь нас десницей отца Димитрия разрешал от грехов, всем нам был послан.

Навсегда запомню последнюю Литургию, на которую привезли уже в инвалидной коляске отца Димитрия. Странно было видеть немощным нашего богатыря-настоятеля. Насколько помню, это была служба на Крестовоздвижение. Когда-то в Крестовоздвиженском храме (в Алтуфьево, где до этого служили несколько поколений его прадедов-священников) отец Димитрий Промыслом Божиим свое служение и начинал. И вот после окончания этой памятной Литургии я подошла к отцу Димитрию за благословением, не зная еще, что прощаюсь с ним навсегда в этой земной жизни.

«С праздником! Любим вас и молимся!» — только и произнесла я, чтобы не утомлять батюшку, и хотела уже было ретироваться, как заглянула в его глаза и увидела, столько в них скорби, и слезы. Помню, как, поцеловав его мягкую, благословляющую руку, просто по-детски прижалась к ней щекой… Все мы у него были — что и заповедано Господом — как дети (Мф. 18: 3). Но все-таки то единение, которое зиждилось на приходе Господом посредством многого и неустанного служения отца Димитрия, не разрушимо, верим, смертью. Тепло его сердца с нами. А значит, и у нас, если сохраним то самое ускорение духа, есть надежда на встречу впереди.

Отец Димитрий говорил нам как-то, что ценность человеческой жизни узнается по тому количеству народа, который придет к покойному на кладбище. А еще он с присущим ему юмором просил не приносить ему «веники» на могилку, а лучше горячо молиться и заказывать поминовение в храмах и монастырях. К самому-то отцу Димитрию люди как шли, так и будут идти. И все, кого к Богу отец Димитрий привел, так и будем Господу за нашего наставника молиться.



Новость о том, что Господь призвал батюшку Димитрия, ошеломила и в то же время на душе воцарился мир и необъяснимая теплота, спокойствие. Дорогой наш батюшка Димитрий, благодарим Бога что вы жили в каждом доме православного человека. Вы были свечой и духовной лампадой. Вы и были свечой горящей и опаляющей, обжигающей, но целебной. Светильником духовной жизни современного православного христианина. Я благодарю Бога, что Он явил Вас в наше трудное сумасшедшее время. Вы спасли очень и очень много людей. Даже не зная их. Я из их числа. Вы научили нас многому. И сейчас слезы боли скатываются от нашего сиротства. Вечная память, дорогой наш батюшка!





Чтобы воспринять Евангелие, нужна тишина и готовность услышать ответ.

Господь молчит, потому что человек не прислушивается.

Церковь всегда противостоит язычеству, греху, беззаконию, одним словам — антихристианским силам или силам антихриста. Монашество — это авангард Церкви, который обязан хранить в чистоте вот это неприятие Церковью духа мира сего, хранить ревность духовную. В этом главная цель и смысл существования монашества.

Монашество — это камертон, с помощью которого мы настраиваем не музыкальные инструменты, а наши души на правильный духовный лад. Соль монашества состоит в том, чтобы сохранить чистоту православной традиции, христианского благочестия от обмирщвления, насколько это будет возможным.

Афон — это тоже наша Родина, только духовная.

Есть такие места, где мы особо ощущаем наше общее родство. Афон — одно из таких мест, которое дает нам ощущение того, что все мы из одного общего корня. Другое подобное место — Киев, где все мы приняли общую купель. Киево-Печерская Лавра и Афон — это опорные точки, которые очень важны для становления Русского Православия. Когда русский человек туда попадает, независимо от того, в Сибири ли он родился, или в центральной России, или на Украине, он чувствует умом своим и сердцем, что он прибыл на Родину.

Афон до сих пор не познан до конца современным русским человеком, с точки зрения той духовной пользы, которую он мог бы принести. Он является неким эталоном духовной жизни. Это та даль, в которую вглядываясь, мы можем проверить, верным ли путем идем. Самое большое сокровище Афона — это традиционное богослужение и молитва, прикасаясь к которым, человек получает огромную духовную пользу. На Афоне существует и бережно хранится исконно древняя православная богослужебная традиция, с которой можно сопоставлять и поверять ту традицию, которая существует у нас дома на приходе.

Я перед Афоном благоговею. Я много поездил, но такой концентрации людей, которые понимают, что такое христианство, больше нигде не увидишь. Это очень дорого для меня. Это чистое золото духовной жизни.

Мы все должны учиться в школе главному предмету. Первый профилирующий урок на все одиннадцать лет — это семья, любовь.

Если мы хотим сохраниться в истории, если мы хотим продолжать развивать нашу многонациональную культуру, нам в этом помогут не танки. От разорения и смерти народа нас спасет только большая русская семья.





Митрополит Владимир Богоявленский был митрополитом и Санкт-Петербургским, и Московским, и Киевским. Одна страна, один народ. Никто никому не запрещает говорить и писать по-украински. Зачем это разделение? Это все как-то не по-христиански. Сейчас уже все говорят: два народа, мы славяне. Мы славяне, но и хорваты славяне. Славян много, но мы и хорваты — разница серьезнейшая. Я могу всех славян перечислить. Так же как сербы и черногорцы. Они говорят: у нас языки разные. Там есть четыре или пять слов разных. Это же не значит, что надо государство разделять. Какой в этом смысл?

Даже Европа. Как вот немцы не любят французов, как французы смеются над немцами, но и они стремятся объединиться, несмотря на все противоречия. А мы разделяемся. Понятно, что в это разделение наши заокеанские друзья вкладывают большие деньги. Но зачем же идти у них на поводу? У них свои задачи. У нас свои. Веник, разделившийся на прутики, легко сломать.



Трудно представить, что газета «Русь Державная» существует уже двадцать лет.

Зал, в котором мы собрались, был создан для того, чтобы здесь собирались архиерейские соборы нашей Церкви. Прошло совсем немного времени, и я помню это, как вчера, а теперь друзья и коллектив трудящихся в газете заполнили этот зал. Для соборов заполняются уже другие залы. Жизнь идет вперед. Мы всегда недовольные, нам всего кажется мало, но то, что сделано за последнюю четверть века, сделано людьми церковными и теми, кто сочувствует церковному движению. Масштабы этих деяний столь огромны, что не поддаются перечислению, каждый отдел вписал в них что-то свое. Достаточно подумать, что за 20 лет восстановлена половина всех монастырей Российской империи. Вся эта мощная деятельность состоит из отдельных кирпичиков, очень важных, и одним из них является газета «Русь Державная». Только главный редактор и близкие к нему люди знают, как непросто в наше время издавать газету, когда крупнейшие мировые издания переходят на электронный формат. Издаваться в обычном формате становится чрезвычайно трудно. Каждый год существования газеты — это подвиг.



Мне кажется, наше государство занимается просто локальными задачами. А есть задачи глубинные, решение которых может дать далеко идущие благоприятные последствия. Люди, даже верующие, забывают главный фактор нашей жизни.

Во Второй мировой войне этот главный фактор сыграл важнейшую роль. Это Бог. Как можно Его обойти, если человечек — это маленькое существо, затерянное в космосе на маленькой планете. Конечно, наш народ страдалец. Но мы как народ заслуживаем улучшения? Нам дан великий дар — вера. В то же время находятся люди, которые спокойно отрицают самого Бога. Вглядываемся в ту ситуацию, в те проекты, которые министерство образования устраивает в нашей стране, и в те проекты, которые осуществляется в жилищно-коммунальном хозяйстве, или в какие-то еще другие. Мы видим в самом народе какое-то полное равнодушие в отношении этих проектов и нежелание что-то изменить, видим полную пассивность.

Я понимаю, что народ до сих пор не оправился от 70 лет коммунистического правления, когда жизнь человека перестала вообще что-либо стоить. Это до сих пор в генетической памяти находится. Поэтому мне кажется, что важен труд людей, которые могут что-то делать, а каждый на своем поприще может что-то сделать.

Труд наш должен быть направлен на оживление души нашего человека. Что у нас происходит в умах? Имею в виду покаяние. Покаяние — это изменение мысли. И тут нужен творческий подход, чтобы начать Россию обустраивать. Повороты тоже должны сперва совершиться в голове.

Атмосферу в стране можно улучшить сразу на порядок.

Просто надо каждый день стараться что-то сделать полезное. И к этому призывать людей.