– Для монаха юбилей – не юбилей. Мы не празднуем эти даты, и монах всегда должен относиться к этому критично и самокритично, потому что, ну, что праздновать? Если Господь дает какую-то радость покаяния и жизни с Господом, то, как в Святом Евангелии говорится, «затворись тайно в келии своей и Господь воздаст тебе яве». То есть мы не должны перед людьми проявлять какие-то милости, которые Господь дает нам грешным, которыми Господь нас милует и призывает к покаянию, ко спасению. Поэтому все-таки и на Святой Горе в целом, и нам чужды какие-то знаменательные даты, которые празднует этот мир. Потому что, кто такой человек, особенно человек грешный, который пришел на Гору Святую не ради того, чтобы искать каких-то почестей, каких-то воздаяний, а ради того, чтобы душу свою грешную спасти, чтобы как-то очистить ее, приблизиться к Богу через покаяние, через молитву, призывание Иисуса Сладчайшего, дабы Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель, очистил душу нашу, сердце и тело и привел ко спасению.
О том, как Господь призвал, что сказать? Родился я в семье православной. Мамочка моя, Царствие ей Небесное, монахиня Ольга, принявшая монашество по благословению отца Наума, старца нашего приснопамятного, всю жизнь, с самого детства старалась нас воспитывать в святой православной вере. Вспоминаю детство, лет 5-6 мне было, сижу на полу, играю, а девочки уроки делают. Мама читает нам Евангелие. Потом периодически спрашивает: «Толя, что я прочитала?» Я все отвечаю, потому что память хорошая была, и, слава Богу, я внимательно слушал то, что мама скажет, прочитает в Евангелии. Тем самым она готовила нас к этой жизни, к этому жизненному пути, по которому повел нас Господь. Учился в обычной школе, но и там были испытания, потому что время было безбожное, и поэтому, когда мы не вступали ни в пионеры, ни в комсомольцы, это вызывало определенную реакцию, хотя папа был простым шофером, а его брат был депутат, и за него школа наша голосовала. Однажды меня после уроков оставили в школе и говорят: «Почему ты не вступаешь в пионеры? Твой дядя депутат, мы за него голосуем, а ты такой отщепенец». Я говорю: «Я верующий человек, я не хочу вступать в пионеры». Прошло несколько часов. Меня отпустили. Пришел домой, мама спрашивает: «Где ты был?» Я говорю: «Меня не отпускали, все хотели в пионеры сосватать». Мама утром идет в школу и говорит: «Почему нарушаете 51 статью Конституции Советского Союза о свободе вероисповедания? Вы что такое делаете? Я пойду в Гороно на вас жаловаться на всех». Они говорят: «Извините, мы ошиблись. Мы немножко переборщили». С тех пор в этой школе меня больше не беспокоили. Так жизнь в этой школе, в другой школе, в третьей по месту жительства – мы переезжали – шла своим чередом.
Затем дальше образование, музыкальное училище, работа в Филармонии, в детской музыкальной школе преподавателем, и уже армия. В армию, когда нас призывали, музыкантов хотели в какой-то оркестр определить, но получилось так, что вместо оркестра мы попали в отдельный батальон сопровождения воинских грузов, который по всему Советскому Союзу развозил пушки, снаряды и все прочее.
Однажды в одной из командировок мы, четыре человека, едем в теплушке-вагоне, охраняем эти вагоны, что там внутри, сами не знаем, чем они там наполнены. Мы – это два только что призвавшихся солдатика, один старослужащий и начальник караула сержант. Где-то под Харьковом, не помню, то ли Раздельная, то ли Рубежная называлась станция, произошел такой случай. Второй солдатик пошел проверять вагоны, пломбы, а у нас карабины были с примкнутыми штыками, и вот он полез наверх, а там же идет провод контактной сети. Он забрался и получил сильный удар от электрического разряда. Было процентов 40 ожога, может быть, больше. И вот мы все возле него собрались. Тогда я как-то внутренне помолился и сказал: «Господи, если он останется жив, я пойду в семинарию». Господь спас его, выжил этот парень. А я забыл про то, что обещал. Прошло полтора года службы, потом были еще некоторые служебные перетасовки – в другом месте я уже служил и должен был еще одно место службы сменить. Это уже сверхсрочная служба шла.
И я вдруг вспоминаю, что я же дал обещание идти в семинарию. Пошел к начальству и сказал: «Извините, на этом моя служба заканчивается, и я уезжаю домой». Конечно, уговаривали, как это принято, но я настоял на своем. Поехал домой к владыке Варнаве. Это ныне здравствующий владыка Чебоксарский и Чувашский. Попросил у него благословения, и он меня благословил. Я отправился на сдачу экзаменов, сдал их и поступил по милости Божией в семинарию. И Господь дал счастье познакомиться более близко с отцом архимандритом Наумом, к которому и раньше наша семья обращалась, и по благословению которого я поступал в музыкальное училище. Стал часто ходить к нему на исповедь, почти каждый день бегал к нему перед началом занятий. Он благословил меня в первый год не ехать на каникулы, а остаться в Троице-Сергиевой лавре при семинарии. Нести послушание, читать книги. Он мне дал целый список духовной литературы, которую я должен был прочитать, конечно, уже такого монашеского направления: Игнатий Брянчанинов, Добротолюбие, Иоанн Лествичник и другие книги. Причем нужно было завести тетрадочку, и выписывать в нее наиболее понравившиеся места, чтобы их потом можно было цитировать с указанием из какого это издания, с номером страницы и т.д. В те времена особо же не было книг. Мы брали их в библиотеке, читали и сдавали обратно в библиотеку. В советское время запрещено было издавать религиозную литературу. Что-то, конечно, выходило в самиздате или расходилось в ксерокопиях. Но если бы узнали об этом, то могли бы арестовать и выгнать из семинарии. Помню, машинисткам приносили какие-то книги, просили те или иные проповеди напечатать для личного использования. Пятый или шестой, или даже седьмой экземпляр попадал нам в руки, и мы были довольные, радостные от того, что какие-то проповеди святого отца или известного проповедника мы могли использовать в дальнейшей службе на приходе.
Когда я остался на каникулы при семинарии, узнал об этом известный преподаватель Алексей Ильич Осипов и говорит: «Как ты? Может, у нас поживешь? Моя мама уехала в Калугу, остался ее небольшой старенький домик, никого в нем нет, а я еду по учебным делам за границу, буду выступать». Он как большой проповедник, богослов ездил на многие международные конференции. Я сказал, что спрошу духовника, и если благословят, то, конечно, приму это предложение. Благословение я получил, и живу там, что-то в огороде покопаю, у дома посижу, почитаю. К чему я это рассказываю? Хочу вспомнить о приснопамятном отце архимандрите Науме, насколько он великий был старец и прозорливец, хотя некоторые, может быть, относятся к нему по-разному. И вот я стал приходить к домику мамы Алексея Ильича Осипова, смотреть за огородиком, да и за домом присматривать. А у меня младший брат – отец Георгий, который сейчас служит в Чебоксарской епархии, он был тогда мальчишкой 15-летним, поступил в медицинское училище и при аптеке трудился. Как-то он ко мне пришел в обеденный перерыв, мы с ним разговариваем, и вдруг заходит мужик огромный, патлатый, заросший, дикий, с топором в руках, говорит: «Я сейчас порублю вас всех, вы что тут решили!..». Рычит, кричит, ругается. Что делать? Господи помилуй! Беру табуреточку, думаю, если что, под топор подставлю ее, а там как Бог даст. И его крестом осеняю: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Аминь». Перекрестил его, он еще немножко порычал, стал «сдуваться» и ушел. Утром бегу к отцу Науму, не успел еще вопрос ему задать, он уже говорит: «А он каторжанин, может и зарубить». Оказалось, что сосед Алексея Ильича вернулся из тюрьмы, что-то не понравилось ему: или забор не такой, или домик не тот, или стекла оконные раздражают. И пришел выяснять отношения. А мне Господь еще раз показал, насколько же Господь дает благодать Свою людям, просвещенным от Бога Божественной милостью.
И была учеба, незабываемые годы учебы у преподобного Сергия. Это самые счастливые годы жизни. С утра к преподобному Сергию на братский молебен. После прибежишь к отцу Науму на исповедь, он поисповедует, молитовку прочитает. Бежишь в храм на раннюю службу, если успеваешь до завтрака. Немножко постоишь, записочки почитаешь там с монахами. Потом бегом на завтрак, на занятия, после занятий – в библиотеку, чтение книг. Такие это были светлые, святые дни, когда мы изучали богословские предметы. Преподаватели, профессора были еще старой школы – батюшки и просто гражданские преподаватели, такие как Константин Ефимович Скурат, доктор богословия. Можно сказать, это был старец в миру, то есть без духовного звания, без монашества, хотя, может быть, он и был тайным монахом, мы не знаем, но настолько же одухотворенным было его преподавание гомилетики, и других наук. Вспоминается и отец Иоанн Маслов, который преподавал нам литургику. Ходит, рассказывает нам, он такой большой, и прочитает нам о святых отцах, о старцах глинских. А потом в журнале смотрим, а у него там какие-то колесики, галочки, то есть он не ставил нормальные оценки, а выставлял их только в четверти. Почти никому тройки не ставил, а все четверки, пятерки. Нам же, студентам, было интересно, что там в журнале, а там колесики, галочки, загогулинки какие-то. Такой же был отец Иона, а потом Астраханский владыка Иона: «Братец, как поставлю тебе колесо!». Такие были милостивые и смотрящие за духовным состоянием человека преподаватели, которые не просто преподавали науку как просто науку, но именно снабжали ее духовным содержанием, молитвенным содержанием. Был у нас Борис Николаевич Пушкарь, ныне владыка Вениамин на Дальнем Востоке, митрополит. Он нам всегда говорил: братья, читайте Библию. Прочитайте сейчас Библию, потом вы уже никогда не сможете прочитать, некогда будет. Учил нас этим основам Евангельским. Очень светлая душа, будучи тогда еще вне сана, он был глубоко духовный человек, как старец. Он много дал студентам такого именно духовного воспитания, духовной искры, которая зародилась в студентах, семинаристах младших классов, подвигла их на дальнейший духовный путь.
Как-то наш настоятель архимандрит Алексий (Кутепов), ныне митрополит Тульский, съездил на Святую Гору Афон и познакомился на Афоне с Ксиропотамским игуменом отцом Ефремом, настоятелем. Тот ему сказал: «Если хочешь, я тебе помогу пополнить Свято-Пантелеимонов монастырь. Для этого у меня есть здесь возможности на Святой горе, имею авторитет и в Константинопольской Патриархии. Набирай человек 20, и я помогу их оформить на Святую Гору». Отец Алексий объявил: отцы и братия, кто желает на Святую гору Афон, пишите прошение, и мы, Бог даст, вас оформим и отправим. Я пошел к отцу Науму, благословение получил. Стали готовиться к этому величайшему в жизни событию. Прошло два года, греческие власти и Константинопольская Патриархия из 14 человек, которые были отобраны, первые 7 человек не пропустили и оставили в списке нас, последних 7 человек, в том числе отца Макария (Макиенко), отца Кириона (Ольховик), еще другие были братья. Отец Иероним уже умер, бывший игумен монастыря в Алатыре Шурыгин, скончался лет пять тому назад. Так Господь нас сподобил приехать на Святую гору Афон. Так мы с 1987 года по милости Божией несли этот крест, несем до сих пор, каждый в своем звании, на своем месте, как Господь призвал и определил.
– Батюшка, как появилась в Вашей жизни келья святого Модеста?
– Где-то в 90-х годы руководство монастыря решило открыть подворье в Москве. Подворье, правда, существовало, но только номинально, в Переделкино. Это были всего лишь одна-две комнатки. Сам храм, называясь афонским подворьем, был просто обыкновенным приходским храмом Московской Патриархии. Отец Владимир Зорин до сих пор там служит настоятелем. При этом храме до меня был отец настоятель иеромонах Виталий (Гришин). Он сейчас служит в Москве, в одном из храмов помогает отцу Митрофану, тоже бывшему насельнику Троице-Сергиевой лавры. И вот по благословению монастыря я приехал в Москву и стал искать место для подворья, объехал Москву и Подмосковье. С Божией помощью в докладе Святейшему Патриарху Алексию указал на несколько храмов. Святейший сам объехал их и сказал, что предлагаются три храма на выбор из тех, которые первоначально рассматривались. Это храм Никиты за Яузой на Таганке, затем рядом храм святителя Николая, ныне подворье Чешской Православной Церкви и храм святителя Николая на Рождественской улице, ныне подворье Пюхтицкого монастыря. Предлагался для подворья один из этих храмов. И Святейший сказал: «Пожалуйста, выбирайте». Посмотрев все и обдумав, остановились на храме святого Никиты мученика за Яузой, поскольку он и побольше был, покрасивее, более старинный и с большой прилегающей территорией и домом. Все это нужно было отвоевать у местных властей, поскольку в самом храме размещалась студия диафильмов, печатные станки, печатали пленку. Слава Богу, решение о передаче было принято, и пошла работа, в течение года или чуть больше нужно было этот храм вернуть Церкви. Всем этим пришлось заниматься. Слава Богу, получилось.
На помощь мне прислали сначала отца Петра Пиголя, через некоторое время он стал настоятелем подворья. А потом отца Петра опять направили на Афон, и назначили настоятелем подворья отца Феоктиста. Я тоже вместе с ними трудился по развитию подворья и по развитию монастыря. Было сложно и с финансами, и со всем. Вспоминаю такой случай. Для реставрации монастыря Святого Пантелеимона нужны были стройматериалы. Господь помог нам выйти на Эдуарда Росселя. Тогда он был руководителем Свердловской области. Когда мы пришли к нему, некоторые бизнесмены из его окружения и помощники вначале решили: «О, у нас есть за границей монастырь, можно на этом деле заработать». Но когда мы поговорили с Эдуардом Росселем, он сказал: «Они же нищие, надо им помочь». Выделил нам вагон батарей чугунных, вагон листа железного оцинкованного для покрытия крыш, два вагона стекла для окон, вагон бруса, вагон досок. То есть буквально несколько вагонов стройматериалов. Слава Богу! Мы рады, но еще и довезти надо это было от Екатеринбурга до Москвы, от Москвы до Одессы, из Одессы отправлять все это кораблем на Афон. Все это было трудно сделать. Хорошо, что нам помог некто Александр Иванов. Он был одно время помощником эконома в Троице-Сергиевой лавре и имел какие-то полезные контакты деловые и способности. Но в основном всем этим мне пришлось заниматься – отправкой всех стройматериалов. Ездил несколько раз в Одессу в порт, с начальником порта поговорить, как-то все это бесплатно оформить. А перед этим отправлять груз железной дорогой. А там уже таможня начинает работать между Россией и Украиной, надо пошлину платить. Не пропускают. Я обратился в Министерство путей сообщения. Там тоже говорят, что надо всем платить. И вдруг, не помню, как зовут этого доброго человека, кто-то из заведующих отделом, армянин по национальности, говорит: «Как так, не могут отправить этот груз? Сам отправлю, за счет своей фирмы». Вызывает какого-то помощника, говорит: следи за всем, созванивайся с этим монахом, отправляй все, контролируй отправку до самой Одессы.
Так Господь нам помог. Мы все отправили, приехали в Одессу, все стройматериалы пришли. Опять-таки в Одессе, в порту все это бесплатно складируется, потом грузится на один кораблик, соглашаются под руководством начальника порта бесплатно довезти до города Салоники. В Салониках разгружаемся, но там уже не бесплатно, конечно, – греческие портовые сборы. Но, слава Богу! И отец Иеремия покойный с одним рабом Божиим, сейчас он трудится, наверное, в Саввино-Сторожевском монастыре, брат иеромонаха Кенсорина. Отец Кенсорин сейчас трудится в одном из скитов Троице-Сергиевой лавры, а его родной брат нес в монастыре послушание на автомобиле камаз, и все это перевозили из Салоников на Афон. Отец игумен скорбел, что много солярки расходуем на все эти перевозы. Конечно, все это не стоило такой скорби, потому что мы приобрели много стройматериалов, которые потом очень пригодились для реставрационных работ, начатых позднее в монастыре.
Все эти перипетии дали очень нужный опыт, и когда Господь призвал на дальнейшее служение, с благословения отца Наума я стал проситься на эту келью, и монастырь Симонопетра выделил место, и в конце 1998 года было подписано прошение на келью святого Модеста. С 1999 года мы стали потихонечку восстанавливать эту келью. Приехали, жили в палатках, на земле и даже не думали, что будем строить, потому что все было разрушено, от храма оставалось только с полметра алтарной части. Были со мной монах Нил, который сейчас живет невдалеке отдельно на небольшой келейке в паре километрах от нас, и двое мирских помощников. Мы думали: с Божьей помощью построим здесь небольшой домишко и будем молиться во Славу Божию. Но Господь так устроил, что стали появляться помощники, благотворители, жертвователи как-то так потихонечку. Мы даже не думали, что так получится, сделали, конечно, план храма, кельи и понемногу все это стало строиться и воплощаться в жизнь. И уже в 2000 году храм был построен, затем его освятил владыка Феогност по благословению Святейшего Патриарха Алексия. У нас, наверное, единственный на Афоне антиминс, подписанный Святейшим Патриархом Алексием II, и мы на нем по Божией милости служим, совершаем Божественную литургию. У нас ежедневная Божественная литургия по милости Божией совершается. Собралась братия. Но тоже не сразу все это, конечно. Некоторые приходили, уходили. По милости Божией так произошло, что монастырь благословил, я был в то время иеродьяконом. Потом с благословения настоятеля монастыря отца архимандрита Елисея Святейший Патриарх Алексий рукоположил меня в священники, в иеромонахи, и потом началось литургическое возрождение нашей кельи святого священномученика Модеста.
– Батюшка, мы недавно побывали в Вашей кельи. Ощущается какое-то невидимое присутствие святости Божественной, несмотря на то, что вокруг только одна природа, небольшой скромный храм. Конечно, нам никому не удавалось бывать в райских обителях, но ощущение такое, что ты попал в совершенно удивительное место. У меня такие ощущения. Как Вы думаете, с чем это связано? С тем, что это Святая Гора Афон или не только?
– Конечно, что это Святая Гора Афон, безусловно. И Святая Гора Афон, и священномученик Модест, и, кроме того, у нас по милости Божией много частиц святых мощей угодников Божиих, и братья стараются по силам своим совершать подвиг молитвы и покаяния, потому что, когда Иисусову молитву читают, когда слушают Божественную литургию ежедневно, создается особая атмосфера молитвенного настроя. Когда небольшая келья, она становится образом маленькой семьи. В больших монастырях как бы все-таки больше движения, больше послушаний крупных. И там, конечно, тоже много святости, много благодати Божией, много святых мощей, чудотворных икон, но там как бы это не так заметно, поскольку происходит большое движение массы народа, а на маленьких кельях атмосфера семейная, домашняя, и она способствует тому, чтобы больше стараться направлять свои силы на занятия молитвой Иисусовой. У нас читается Псалтирь между службами в это время, когда нет богослужений от утра до вечера по послушанию, по смене, сменяются иноки, монахи, читают святую Псалтирь, в которой поминаются имена. И также во время богослужения поминаются имена людей, за которых молятся о здравии или о упокоении, также поминаются имена и на Псалтири, и вся эта общая атмосфера располагает к такому ощущению особого присутствия Божия, особой милости Божией. А потом Господь дает паломникам особо такую радость, открывает это состояние, потому что для монахов бывает немножко другое состояние. Потому что монахи постоянно находятся на Святой Горе, и там происходит брань духовная, происходит борьба, как Достоевский Ф.М. словами святых отцов говорит: дьявол против Бога борется, поле борьбы – сердца человеческие, и поэтому эта война, духовная брань она идет и, конечно, отражается на состоянии монахов. Зато эта Божественная литургия, молитва Иисусова – они дают этот духовный настрой, с помощью которого побеждаются козни вражьи, побеждается негативный дух, который старается испортить внутренний мир монахов, напасть и исказить те принципы, ради которых монах пришел на Святую Гору, ради которых молится и старается нести этот крест. А мирянам не всегда все видно, потому что когда они прибывают на Святую Гору и несколько дней здесь пребывают, то Господь от них многое, может быть, закрывает и дает им благодать и радость для того, чтобы неся в миру скорбный свой крест, получили они утешение и дальше возвращались с Божиим благословением в мир, чтобы нести и дальше свой крест жизненный, который Господь каждому дает свой, по силам человека, ради спасения его. – Спаси Господи, батюшка. Последний мой вопрос связан с иконой Державной Божией Матери, поскольку у нас газета связана непосредственно с явлением Державной иконы в день отречения императора Николая II от престола. Когда входишь к вам в храм, видишь у входа икону Державной Божией Матери. Как раз в прошлом году столетие было со дня ее явления, а в этом году – столетие со дня убиения Царственных мучеников. Наверное, неслучайно икона у вас находится.
– На все воля Божия. Один раб Божий, монах, который жил на Святой Горе и хотел подвизаться в каком-то месте, но по каким-то причинам у него это не получилось, у него было в келии две иконы. Одна – эта икона Державной Пресвятой Богородицы и вторая – Иверская икона Божией Матери и он, осознавая, зачем их оставлять там, где они лежат, если самому ему пришлось уехать в Россию (где-то он в России сейчас живет, иногда появляется на Святой Горе). Он пришел к нам и говорит, хотите, я вам отдам эти иконы, чтобы просто они не лежали там где-то, потому что перед иконами надо молиться, а не так, чтобы они просто где-то находились. Он передал нам эти иконы, дай Бог ему здоровья, поминаем его в своих молитвах. Иногда он приезжает, правда, очень редко на Святую Гору и заходит к нам тоже. Конечно, нет ничего случайного в жизни каждого человека. Мы почитаем, конечно, как и все православные христиане русские, и Царя-мученика, и Царскую семью, потому что они все пострадали за святую православную веру, и почитаем икону Пресвятой Богородицы Державной, которую Господь явил вместо ушедшего Императорского дома, хранительницу земли русской Пресвятую Богородицу, именуемую Державною.
– Спаси Вас, Господи, дорогой батюшка, за ваш духоносный рассказ!
Многая и благая Вам лета!
Беседу вел Андрей Печерский