В политико-стратегическом отношении оценку этой победы на Курской дуге дал Сталин: «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой». Эта оценка и поныне никем не отвергается и даже не оспаривается! После этого поражения и понесенных вермахтом потерь он уже стал не в состоянии вести наступательные действия. Отныне, вплоть до падения Рейхстага, немцы будут только обороняться. Когда-то непобедимый Гудериан, прозванный «быстроходным Хайнцем», признал после Курской дуги: «В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение...»
Нет слов, перед Курской битвой замечательно сработала наша агентурная разведка — славное имя Николая Ивановича Кузнецова у всех у нас на слуху: это ему, одному из первых, удалось выведать о гитлеровском замысле в самом его зародыше. Вскоре стало известно и точное время немецкого наступления на Курской дуге: в 3 часа утра 5 июля 1943 года! Венцом этих успехов стала перехваченная и расшифрованная телеграмма генерал-фельдмаршала М. Вейхса в адрес оперативного отдела штаба Верховного командования вермахта от 25 апреля. Этот документ, полученный через знаменитого советского разведчика Кима Филби, подробно излагал план операции «Цитадель», содержащий к тому же ошибочную оценку состояния советских войск, что также значительно облегчило принятие решения о подготовке нашей наступательной операции. В довершение всего захваченный нашими разведчиками немецкий фельдфебель Бруно Формель, занятый в канун наступления подготовкой проходов в минных полях со стороны группы армий «Юг», подтвердил известное уже нашему командованию — начало ровно в 2 часа по европейскому времени.
Теперь уже после многих раздумий решение упредить гитлеровцев было принято. Рискованное тем не менее по двум причинам. Во-первых, цели изготовившегося к наступлению противника, позиции артиллерийские, склады горючего и боеприпасов, расположения изготовившихся к броску танков еще достаточно не изучены — бить «по кустам»? — как выразился сам Жуков. Во-вторых, такого рода артиллерийское контрнаступление потребует огромного количества снарядов. А может, немецкие генералы, прежде всего их Манштейн, именно на это как раз и рассчитывают? Думать, думать, думать... Теперь уже едины во мнении: нанести по немцам короткий, но мощный, с опережением примерно на час, артиллерийский, с широким применением гвардейских минометов — «катюш», контрудар. Вот что сказал об истоках этой уверенности в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Рокоссовский: «Меня спрашивали: почему мы были так уверены, что отобьем врага. Эта уверенность имела прочную основу. Выросли, обрели опыт наши командиры. Солдаты научились драться и побеждать. Страна все в больших масштабах обеспечивала нас новейшей техникой и оружием. Произошли важные перемены в организационной структуре войск. Появились артиллерийские соединения (целые дивизии и корпуса — В. Н.) Сильнее стала авиация, оснащенная самыми современными по тем временам самолетами. Нет, теперь уже никакая вражеская сила не смогла бы сломить нас!»
Обрушившийся на противника могучий кратковременный огненный шквал нанес ощутимые потери изготовившимся к броску немецким дивизиям, дезорганизовал их управление, координацию действий.
Последующее за плотной, изматывающей противника обороной советское наступление 12 июля, когда вступили в силу планы операций «Кутузов» и «Полководец Румянцев», стало началом тотального сокрушения всей германской группировки. Здесь представляется уместным привести высказывание бывшего начальника штаба 38-го танкового корпуса Ф. фон Меллентина: «На второй день наступления мы встретили ожесточенное сопротивление, и, несмотря на все усилия наших войск, им не удалось продвинуться вперед. Перед дивизией «Великая Германия» находилось болото, а по ее плотным боевым порядкам вела сильный огонь русская артиллерия. Саперы не могли навести переправ, в результате многие танки стали жертвой советской авиации, летчики которой проявляли исключительную смелость».
Прохоровское поле на курской земле явилось тем местом, где гитлеровские фельдмаршалы сосредоточили основные силы 4-й танковой армии Гота и оперативной группы «Кемпф», ведя наступление на войска Воронежского фронта под командованием Н. Ф. Ватутина. Сюда же было брошено основное число имевшихся в вермахте новых танков и штурмовых орудий. Приняв максимальное продвижение в этом направлении своих войск за признак успеха, они устремились в северо-восточном направлении, чтобы отсечь сразу два фронта — Воронежский и Центральный, чтобы, развивая дальше наступление, изменить в свою пользу всю стратегическую обстановку на Востоке. Но на пути к этому кажущемуся успеху встали героическая гвардейская 5-я танковая армия генерала П.А. Ротмистрова, 6-я гвардейская, 69-я, 1-я танковая и другие закаленные в боях соединения сразу двух фронтов.
Сражение под Прохоровкой описано во всех подробностях и во многих источниках. Оно явилось самым крупным танковым противостоянием за всю Вторую мировую войну. В нем с обеих сторон одновременно участвовало 1200 танков и самоходных орудий. Это была схватка двух бронированных лавин. Вот что рассказал автору этих строк ее участник, мой сосед по квартире Герман Афанасьев:
— Я был механиком-водителем самоходной установки СУ-152. Нас, самоходчиков, подключили в тот бой исключительно для борьбы с «тиграми» и «пантерами», броню которых, 100 и 80 мм, пушка нашей «тридцатьчетверки» взять не могла. «Все немецкие танки, кроме этих, пропускать, — проинструктировал нас командир, — Бить только из засады»! Мы знали, что это значит: наша установка не была приспособлена для стрельбы по движущейся цели. Орудие могло перемещаться лишь в вертикальной плоскости, а по горизонту мне приходилось его «доворачивать» гусеницами. 88-мм пушка «тигра», мощная, с огромной пробиваемостью, сразу бы нас продырявила. И в этом особых секретов для нас не было: «тигр» по целям с тяжелой броней стрелял в основном «болванками», снарядами без взрывчатки, вместо которой их масса увеличивалась за счет бронебойного сердечника из особо прочной стали. Словом, мы имели право лишь на один выстрел из-за укрытия, выстрелил — и сразу же прячься. Но зато у нас было нечто другое: наш 152-мм бетонобойный снаряд двухпудового веса, если попадал «тигру» в башню, то срывал ее, если же в борт врезался, то пробивал в нем огромную дыру. Таким способом двух этих немецких «зверей» мы и подловили».
Между прочим, эти бетонобойные снаряды, которые так пригодились при Прохоровке, происходят из той, Финской, войны, когда пришлось изобретать эффективное средство для взламывания закованной в бетон «Линии Маннергейма».
Память о великой победе на Курской дуге живет не только в нашем сознании. Она — в воздвигнутых на местах боев грандиозных памятниках.
Валентин НИКОЛАЕВ
«Русь Державная», 2013, № 7
«Русь Державная», 2013, № 7