Оптинские новомученики

Трое оптинских братьев – это молодая православная Россия, и вместе со всеми они вошли однажды в храм.
Но вошли с той огненной верой
в Господа, с какой кровоточивая жена устремилась к Христу, уверовав, что исцелится, коснувшись его ризы. Не для того ли Господь прославил в чудотворениях трех Оптинских новомучеников, отдавших жизнь за православную веру, чтобы услышала страдающая Россия глас Господа нашего Иисуса Христа: «Дерзай, дщерь, вера, твоя спасе тя»?


25 лет назад в Пасхальную ночь 1993 года в Оптиной пустыни были ритуально убиты монахи Оптиной пустыни иеромонах Василий (Росляков), иноки Ферапонт (Пушкарёв) и Трофим (Татарников).

Эти молодые люди, рождённые и воспитанные во время, когда создавался человек «советский», сохранили в себе – генетически и духовно – образ поистине великорусский. Они стали оправданием всему своему безбожному поколению.

Через них нам было показано, что борьба добра и зла – не отвлечённое понятие, она идёт здесь и сейчас, не на жизнь, а на смерть.

Убиенные монахи – лишь часть того русского мира, которому была объявлена война на очередном роковом витке нашей истории.

Во времена Куликовской битвы иноки выступали в честном бою с противниками Христа и Святой Руси. Оптинские монахи стали жертвами нашего подлого времени, когда бьют в спину, бьют безоружных.
Их честная смерть – знак к нашему пробуждению. Потому что нам есть, что защищать. И отдавать свои святыни за комфорт, за сытую жизнь – это слишком дёшево. Как мы на Страшном Суде посмотрим в глаза святым нашим Василию, Ферапонту и Трофиму?..

Иеромонах Василий (10/23 декабря 1960 г.р.) – москвич, из семьи военного, в Великую Отечественную сражавшегося на Северном флоте.

Ещё в разгаре советского времени отец Игоря увидел ложь, на которой строился коммунизм, и сдал партбилет в райком. С детства и в годы войны он носил с собой маленькую иконку Пресвятой Богородицы, знал молитвы.

Василий (в миру Игорь) прошёл через детское неверие. Что привело его к вере? Может ранняя кончина отца, может страшный сон, который ему приснился… Первое его посещение храма, и первая исповедь были в юности, когда он впервые столкнулся с серьёзной несправедливостью. Побывав на спортивных соревнованиях в Голландии, он познакомился с девушкой, переписывался с ней, за что его обвинили в «шпионской связи с иностранными гражданами».

Профессиональный спортсмен, Игорь закончил факультет журналистики. Любил русскую деревню, писал о ней в своих статьях.

На его духовное становление во многом повлиял иеромонах Рафаил, служивший в Порхове Псковской епархии. Гибель иеромонаха Рафаила в автомобильной катастрофе стала важным духовным переживанием для Игоря.

В своих дневниках он писал: «Чем больше любовь, тем больше страданий душе; чем полнее любовь, тем полнее познание; чем горячее любовь, тем пламеннее молитва; чем совершеннее любовь, тем светлее жизнь».
Игорь несколько лет жил истинным христианином в мире спорта, и даже во время трудной подготовки к соревнованиям он соблюдал пост и избегал увеселений молодёжных компаний. А однажды вместо летнего отдыха на море он поехал в Псковские Печоры и прожил там паломником около месяца. Там произошло его знакомство со старцем Иоанном Крестьянкиным, который и благословил Игоря оставить спорт и уйти в монастырь.

… 5 января 1990 г. Игоря постригли в иночество с именем Василий. А на Вход Господень в Иерусалим, 8 апреля 1990 г., рукоположили в иеродиаконы.

Он обладал даром слова. Его проповеди были особо проникновенны. Отец Василий составил несколько прекрасных стихир об Оптиной Пустыни, работал над составлением службы преподобным старцам, но так и не закончил её.

Отца Василия отправляли на самые тяжёлые послушания: читать молитвы на исход души над умирающим, причащать бесноватого… Ему всё было по плечу.

О том роковом дне убийства монахов написано много. Осталось осмыслить.

Надо сказать, что после мученической кончины иеромонаха Василия, матушка его Анна Михайловна, которая сетовала на то, что сын посвятил себя монашеству, приняла монашеский постриг с именем Василиссы.


Инок Ферапонт, в миру Владимир Леонидович Пушкарёв, 1955 г.р. – родом из Новосибирской области. В его семье, как и у всех впрочем, были и атеисты, и молитвенники. Отец будущего монаха в 17 лет ушёл на фронт, с боями дошёл до Берлина.

Владимира тайно крестили во младенчестве. Он рос кротким и послушным. Любил читать и был увлечён рисованием. Сохранился такой эпизод из его детства. Мальчик спросил однажды:

– Мама, а кто такие Ангелы?

– Это, сыночек, невидимые духи, – ответила она, – которые служат Богу и помогают людям делать добрые дела.

– Мама, а я могу стать Ангелом?

– Можешь, сынок, если будешь послушным.

Это сейчас вспоминаются с особым вниманием подобные знаки. Но ведь они были, были.

Юность Володи ничем не отличалась от юности его сверстников. Школьный вокально-инструментальный ансамбль, ночи, которые подростки просиживали с гитарами. Может, это и было их спасением в том мире, где уже рассыпались коммунистические идолы. Хотя Володя позже признавался, что его увлечение сценой уводило от Бога. Кто знает. А кого-то – привело.

На духовное становление будущего инока повлияла его встреча с женщиной, которая рассказала о своей клинической смерти, о том, как она видела Ангелов. Она посоветовала почитать Володе книги Игнатия Брянчанинова «Слово о смерти» и «О видении духов», житие преподобного Иова Почаевского и поучения старца Силуана Афонского.

Владимир окончил профессионально-техническое училище и работал в Орджоникидзевском лесхозе. Поднимая тяжёлую бетонную плиту, он повредил спину, долго болел. Позже, уже в монастыре, он с трудом выполнял послушание. Когда один из братьев его спросил, почему он не скажет о болезни, инок Ферапонт ответил: «Пусть считают меня лентяем. Это ведь правда».

Володя прошёл срочную службу на Дальнем Востоке. Занимался восточной борьбой. Закончил Дивногорский лесотехнический техникум. Любя уединение, он работал в таёжной глуши близ озера Байкал.

Переехав к родному дяде в Ростов-на-Дону, работал шофёром, занимался каратэ. В какой-то момент он не выдержал приёмов медитации и стал спорить с тренером, говоря: «Смелости и решительности надо бы учиться у наших отцов и дедов, а заимствовать у каких-то индусов – не вижу смысла». Так, с восточными единоборствами было покончено.

Снова вернувшись в таёжное уединение, Владимир уже шёл на путь иночества. Позже он рассказывал, что там, в лесной глуши, ему часто являлась бесовская сила в виде девиц, колдуна. Он слышал вопли и стоны. «Если бы ты знал, через какие страдания я пришёл ко Христу!», – говорил он позже своему другу.

Вернувшись в Ростов-на-Дону, Володя часто посещал кафедральный собор в городе. Знаковой была его поездка к старцу Кириллу (Павлову), который благословил Володю оставить мир и уйти в монастырь. Несколько лет проработав трудником при ростовском кафедральном соборе, в 1990 г. Володя уехал в Оптину Пустынь.
Он отличался среди братии своим трудолюбием, незлобием, терпением, послушанием сверх сил, которое творил тайно.

Желая помочь придти к вере, Володя переписывался со своими родными и друзьями. Они часто его корили за уход в монастырь. В конце Великого Поста он сжёг свою переписку, молясь: «Господи, имиже веси судьбами спаси моих сродников и всех друзей, и всех, кого знал я на этой грешной, тленной земле».

Перед самой Пасхой 1993 года инок Ферапонт раздал все свои вещи, даже инструменты, которыми вырезал кресты…

– Как хорошо здесь, на этой святой Оптинской земле! Мне почему-то хочется, чтобы эта Пасха была вечной и не кончалась никогда, чтобы радость её непрестанно пребывала в сердце.


Инок Трофим (Татарников), в миру Леонид Иванович, 1954 г.р. – родился в Иркутской области. В семье было ещё четверо братьев и сестёр. Его прадед по материнской линии служил при императорском дворе в царствование императора Николая II.

Его детство было сопряжено с тяжёлым крестьянским трудом. Но и свои радости в нём были. Лёня пас коров, скакал на лошади, знал каждую ягоду в лесу, умел трудиться.

Он закончил железнодорожное училище и с радостью работал по своей профессии. Уже будучи иноком он писал: «Уходящая вдаль железная дорога напоминала о быстротечности нашей земной жизни. Необходимо почаще включать тормоза возле храма и исповедовать грехи свои, мир идёт в погибель и надо успеть покаяться».

Срочную службу он прошёл в танковых войсках в Читинской области. После службы работал в Сахалинском рыболовстве, выходя в Охотском море. Его родные вспоминали, что привозя подарки из заграницы, Леонид одаривал ими всех родных, а себе никогда ничего не оставлял. «А мне ничего не надо», – отвечал. Лёня занимался художественной фотографией, танцевал в народном ансамбле, занимался в яхт-клубе.

У Лёни было нестерпимое желание помогать людям. Он устроился работать в сапожную мастерскую, но вскоре другие сапожники сказали ему, что обувь чинить надо так, чтобы человек снова пришёл её ремонтировать. Лёня так работать не мог. Он устроился скотником на ферму. Все доярки хвалили его, пеняли другим скотникам, что они спят на работе, коровы у них не ухожены, а у Лёни всегда порядок. Скотники не хотели менять привычный образ жизни, озлобились на трудолюбивого парня. Пришлось уйти. Та же схема повторилась, когда Лёня устроился работать пожарником. Он был не такой, как все. Бросался всех спасать без устали, когда была такая возможность.

Лёня поселился недалеко от Бийска и по воскресным дням прислуживал в алтаре кафедрального собора Бийска. В селе Шубенка, где он жил, вместе с другими православными людьми они хлопотали о возвращении верующим старого храма, несмотря на угрозы и насмешки.

В августе 1990 г. Леонид с группой паломников из Бийска впервые приехал в Оптину Пустынь, куда давно мечтал попасть. И остался послушником. 25 сентября 1991 г. Леонида постригли в иночество с именем Трофим.

«Рукоположение – это послушание, – говорил он, – а монашество – по желанию сердца. Каждый православный христианин в тайне своей души хочет стать монахом, но не каждый имеет столько мужества и сил, чтобы вступить на этот путь, поэтому многие находят себе оправдание. Ну и пусть находят, лишь бы только монашество не хулили. Хула на монашество – это грех последних времён», – говорил инок Трофим.

С момента своего воцерковления будущий инок в среду и пятницу ничего не вкушал и не пил. Великим Постом первую и последнюю седмицы проводил без пищи, а в остальные дни употреблял её раз в день.
Инок Трофим трудился на монастырских полях, помня заветы своего отца – механизатора, который часто брал мальчишку с собой в поле. «Самое главное, следи, сынок, за бороздой, и держи руль в руках покрепче. Поле-то оно широкое, но любит точность», – говорил когда-то его отец.

Инок Трофим часто, исполнив послушание, помогал ещё местным жителям – пахал огороды, колол дрова.
Не оставлял он и чтение, работу умного сердца. Однажды он зачитал одному из братьев отрывок из книги С.А. Нилуса «Близ есть при дверех» о том, как хитры и лукавы будут действия диавола в последние времена.

– Через своих служителей масонов он соблазнит даже избранных. Поэтому нужно быть бдительным ко всем проявлениям мирового зла», – говорил инок Трофим.

– А ты не боишься, что за такие смелые речи тебя убьют? – спросил его брат.

– Ты знаешь, не боюсь, – ответил Трофим, – внутренне я спокоен и готов умереть. Конечно, какова воля Божия будет. Лишь бы спастись.

Незадолго до Пасхи инок Трофим помог подправить забор старушке, проживавшей на территории монастыря. Она стала благодарить его, на что инок ответил:

– Что ты меня благодаришь, убогого инока? Ты, матушка, лучше Бога благодари. Я-то что? Прах. И землёй скоро стану…

Вечером на службе инок Трофим, всегда крепкий и выносливый, присел на ступеньку клироса. В это время читали тропарь «Готови сама себе, о, душе моя, ко исходу. Пришествие приближается неумолимого Судии». Братия вспоминает, что Трофим опустил голову и тихо сказал: «Я готов, Господи!».

А в Страстную Пятницу, во время выноса плащаницы, иноки Трофим и Ферапонт вместо погребального звона неожиданно прозвонили Пасхальный перезвон…



Вспоминает Борис Костенко, заместитель генерального директора телеканала Спас:

– Начиналась перестройка. Страна вступила в ту полосу страшных перемен, которая потом закончилась 91-м и 93-м годами. Церковь жила своей жизнью, обретала свободу, крепла и пополнялась новыми силами. Один из таких ручейков, а теперь мы понимаем, что это уже полноводная река в истории нашей Церкви – это будущий иеромонах Василий.

Я тогда уверенно считал, что этот человек скорее всего станет моим духовным отцом, обрести которого мечтает каждый. Духовником глубоким, молитвенником, выбравшим тяжелейший путь иноческого подвига в таком намоленном и одновременно трагическом месте. Но Оптина пустынь никогда не была местом кровавым. Это было место духовного полета, подвига, прозрения, откровения, тяжелого молитвенного труда, общения великих оптинских старцев с теми, кто к ним приходил, писал и разговаривал. И вдруг такие драматические события…

Работая уже в программе «Время», мы с Алексеем Денисовым решили запустить телевизионный цикл «Русскiй мiръ». Слово «мiр» написано было по старой орфографии через точку и «ять». Тем самым мы явно позиционировали свою приверженность к старой традиции, к тому, что мы сегодня называем русской православной цивилизацией. Рассказывая в своих передачах об отдельных страницах, личностях, явлениях русской истории, русской повседневности, русского героизма, мы пытались пробудить в людях интерес к собственной истории и гордость за свое славное прошлое. И вот имея такого молитвенника в Оптиной, тогда уже иеромонаха, мы решили поехать туда на Пасху. Тогда это было очень даже непросто. Мы оформили все документы, получили разрешение. Тем не менее к нам относились весьма скептически, ведь в Оптину приезжали разные репортеры, которые писали разные вещи, не всегда положительные. Я уже не говорю, что снимали иногда всякую глупость.

Как обычно, приехали за несколько дней, подготовились, снимали крестный ход. Он шел из монастыря по той самой знаменитой дорожке, по которой ходила практически вся русская интеллигенция XIX века, точнее, лучшие ее представители. В кадр нашей камеры попали и Трофим, и Ферапонт, и, естественно, отец Василий в красном пасхальном облачении, в отличие от других священников, которые были еще в белом. Во главе крестного хода он нес икону Воскресения.

Потом мы уже узнали, что лампы переносного света, которыми мы высвечивали крестный ход уже за монастырской оградой, испугал убийцу, у которого был готов обрез. Он хотел стрелять по монахам, но, по его словам, «голос» сказал ему: «Нет, этого делать сейчас нельзя – ты можешь попасть в обычных людей, а твоя цель – только монахи». Тогда он успокоился и спрятался в кирпичных развалинах.

Вы же знаете, что такое служба, тем более Пасхальная, в таком месте. Введенский собор в монастыре Оптина пустынь всегда переполнен, и двигаться там свободно нельзя, тем более с камерой. Служба закончилась в полшестого утра. Монахи вышли из алтаря, я подошел к отцу Василию. Мы похристосовались, он поздравил меня с Пасхой, подарил мне маленький куличик и яичко, которое я до сих пор храню. Я не берусь судить, никто точно не знает, но, возможно, я был последний человек, с которым он общался, кроме убийцы.

Ничего особенного отец Василий не сказал, просто пожелал мне крепости духовной, и мы поздравили друг друга со светлым праздником. Единственное, что я добавил: «Ждем тебя завтра здесь, у колокольни, где-нибудь днем. Надо будет выйти, чтобы поздравить с праздником телезрителей». Он отказывался, конечно. Я говорю: «Не надо говорить каких-нибудь особых слов. Ты просто поздравь с праздником, и все, этого будет достаточно. Как пастырь, как священник, как инок, ничего тут нет особенного».

Мы попали в монастырь только в районе 15 часов дня (телефонов мобильных тогда еще не было). И узнали такую страшную новость, которая нас сразила наповал…

С одной стороны, это тяжелейшая утрата, личная трагедия, это боль, смерть, слезы. А с другой стороны, мы поняли, что с этим надо что-то быстро делать, и, если не расскажем об этом мы, люди, не сторонние наблюдатели, а все-таки профессионалы, понимающие свою ответственность перед событием, перед памятью. То, что произошло, должно занять свое место в истории Вселенского Православия.

Прошли годы, я не могу сказать, что рана зажила. Она не заживет никогда, потому что я потерял того самого человека, которого любой православный хочет получить себе от Господа как духовного отца, наставника, как духовную поддержку. Советов от него было не так много, я не буду их пересказывать, они очень личные. В книгах, которые написаны сейчас об отце Василии, есть некоторые бытовые подробности, но они не имеют никакого отношения к его духовной жизни, к той части его биографии, которая начинается с момента прихода его в монастырь Оптина пустынь. Скажу только одно, что обо всех людях, которые ему помогали, оказали и мне духовную поддержку и так или иначе отошли от Господа, от Церкви, надо только молиться, молиться, поминать, надеяться, что Господь их простит, а нас укрепит в вере.




В день 25 летия убиения оптинских монахов архимандрит Мелхиседек, настоятель храма святых апостолов Петра и Павла в Ясеневе и храма Покрова Пресвятой Богородицы в Ясеневе, пресс-секретарь Синодального отдела по монастырям и монашеству произнес такие слова:

– 25 лет назад на этом месте, месте погребения братии, мы стояли и я тогда напомнил, как Господь, обращаясь к змию, сказал: «Семя жены сотрет тебе главу, а ты будешь жалить его в пяту». Жалить в пяту. Дьявол только ужалил наших братий, а что получилось? Получилось, что братия стерли главу змия. Дьявол думал, что смерть ими овладела, а они сами победили смерть. Почему? Потому что Первый Христос победил смерть. Это наше кредо, это основание нашей веры, это фундамент нашей веры, то, что мы с вами призваны к бессмертию. И то, что сейчас мы видим за нашей спиной, это 25-летие их победы, победы жизни над смертью, победы братии над грехом, победы братии над тлением. И те бесчисленные плоды, которые мы видим – это молитва, обращающаяся к ним. Молитва, которую приносят тысячи и тысячи людей, приходящие в Оптину Пустынь, чтобы поклониться этой часовне.

Как сегодня сказал один из наших братьев, это кувуклия воскресения – эта часовня, свидетельствующая победу жизни над смертью, она так и называется – часовня воскресения. Апостол Павел нам говорит: «Сеется в уничижении, восстает в силе, сеется в немощи, восстает в славе, сеется в тлене, восстает в нетлене, сеется тело душевное, восстает тело духовное». И братья как бы были посеяны в земле. Казалось бы, умерли, а на самом деле, душой живы у Бога. И я думаю, что они сегодня и сейчас, всегда предстательствуют на Небе о святой нашей обители, о всех тех людях, которые прибегают к ней на помощь, о всех тех людях, которые ознакомившись с их жизнью, стараются, насколько это возможно, подражать и веровать, потому что мученичество начинается не в момент убиения. Мученичество – это выбор. Есть мученичество, длящееся во времени, когда человек уже встает на путь христианской жизни...

Сегодняшняя панихида, сегодняшнее торжество победы жизни над смертью свидетельствует, что нет ничего сильнее жизни в Боге. Один из наших поэтов сказал очень мудрые и очень верные слова:

Владеем мы всерадостною тайной:
Бессильно зло! Мы вместе! С нами Бог!

Вечен наш Бог, вечны святые, и если мы будем идти путем христианской жизни, нас ждет ликующая, никогда не кончающаяся вечность, где всегда, по откровению одного из оптинских старцев, поют «Христос Воскресе!». Дай Бог, чтобы мы когда-нибудь своими глазами, своими ушами, своей душой и сердцем увидели эту ликующую радость и воскликнули друг другу: «Христос Воскресе!» и услышали от всех святых победоносное: «Воистину Воскресе Христос!».