К 21-й годовщине второго обретения Державной иконы Божией Матери (27 июля 1990 г.)
Родился он, когда СССР только что возглавил Никита Хрущёв, пообещавший показать по телевизору в 1980 году последнего попа. Вроде бы всё к этому и шло. Сейчас трудно представить, но в 1954 году в Ленинграде, бывшей столице Российской империи, действовало всего 4 (!) храма. В одном из них Михаила и крестили в восьмимесячном возрасте. Кто тогда знал, что этот младенец станет священником протоиереем Михаилом Женочиным и в конце 80-х в двухстах километрах от Ленинграда, на родине своей матери, построит храм удивительной красоты, изображение которого потом появится на юбилейных монетах новой России.
Бывали мы в Гдове, удивлялись и радовались строительству там огромного храма. Больше всего, помнится, поражало и нравилось то, что храм ничем не напоминал современных строений – не было в нём вычурности, он имел все приметы и достоинства древней псковской архитектуры. А строил его как раз наш кяровский батюшка Михаил.
Историки считают, что название Гдов образовалось от слова «вдов», то есть «принадлежащий вдове». По преданию, этот городок близ Чудского озера был уделом вдовствующей великой княгини Ольги, родившейся около 885 года в селе Выбуты под Псковом. Её именем была названа и местная речушка – Вдовья. Историк Татищев писал, что ещё до крещения Руси святая благоверная княгиня Ольга обошла весь Русский Север с проповедью Евангелия, везде устрояя погосты, храмы, кресты. При её жизни Гдовскую землю населяли славяне, водь и чудь, и в их топонимах осталась память о святой княгине. Так, на речке Нарова есть остров Ольгин, а напротив него, на берегу, стоит эстонская деревня Кунинга-кола, название которой переводится как Княжье село. У самого города Нарвы о великой княгине напоминают русская деревня Ольгино и Занаровский Ольгин камень. А в 10 км от Гдова в деревне Кануновщина стоит древняя часовня, посвящённая равноапостольной княгине.
По запискам самого батюшки можно представить, каким смелым, даже дерзким стало его решение строить в Гдове новый храм. Ведь шла середина 80-х годов, КПСС ещё правила страной. Он писал:
«Совершая пастырское служение в маленькой церкви села Кярова, – вспоминал о. Ми-хаил, – я наткнулся на письмо, написанное карандашом председателю Совета Министров Косыгину. В нём около 500 человек слёзно умоляли разрешить строительство церкви в Гдове. Никого из этих людей давно уже нет в живых, но я, пробираясь на приход по пояс в снегу (совершал я богослужение при температуре минус семнадцать градусов), мечтал о построении храма в Гдове.
Не за деньгами, а за духовным советом я поехал к старцу Николаю Гурьянову на остров Залит (Талабск). Вместе со мной было два священника с прихода Кобыльего Городища. Батюшка приветливо встретил нас, усадил за самоварчик, и я ещё не произнёс ни слова, а он неожиданно для всех нас спросил: «А храм-то во Гдове строится?» От такого вопроса мы чуть не потеряли сознание, ибо стали свидетелями явного дара прозорливости старца. Он ушёл в свою маленькую комнату и, вернувшись, дал мне пожелтевший пакет, в котором лежала одна тысяча рублей (по курсу того времени – более одной тысячи долларов). Я принял его с верою, как залог того, что храм будет и деньги не оскудеют, как масло в кадке Наинской вдовы времён Илии Пророка. Возвращаясь к самовару, старец неожиданно насыпал мне в кружку до самого верха сахара. “Что, батюшка, горького много будет мне в жизни, – спрашиваю я, – что так усладить хотите?” Внешняя уверенность старца укрепляла мои силы...»
Строить храм отец Михаил решил на месте собора вмч. Димитрия Солунского. В своё время в нём хранилось множество святынь и древностей. В том числе семь древних Евангелий, три колокола времён Ивана Грозного и, конечно, старые иконы. На одной из них была такая надпись: «1340 года из Пскова ходили воевать 50 человек за Нарову... По сему случаю икона и создася, и перенесена в город Гдов». Куда исчезло всё это? Неведомо. С помощью археолога Большакова (позже он стал священником) отец Михаил нашёл фундамент собора, а в центре его – другой, ещё более древний, который подтверждал гипотезу, что здесь уже во времена Александра Невского стояла церковь. При раскопках было обнаружено множество захоронений, как древних, так и 1930-х годов – с тех времён, когда в Гдовской крепости находилась тюрьма НКВД, где проводились пытки и расстрелы. По завершении раскопок областные чиновники запретили работы, заявив, что приход своими силами не сможет воссоздать в крепости памятник архитектуры в стиле XVI века, ибо таких попыток в России ещё не было. Батюшка приехал в Псковское управление культуры и в полном священническом облачении выступил со светской кафедры: «Мне всё равно, какое решение вы сейчас примете – поддержать верующих или запретить, только знайте, что храм в Гдовской крепости непременно будет. Даже если вы примените слезоточивый газ и брандспойты. Вы будете разгонять, а мы будем строить».
Многие могли бы посчитать настойчивость батюшки безумием. Как строить? Из чего? В ту пору без разрешения начальника на личные деньги нельзя было купить кирпич даже на ремонт печки. А тут требуется один миллион кирпичей, то есть сорок железнодорожных вагонов! Нигде в Советском Союзе частному лицу такого количества не могли продать. Выручило соседство с Эстонией, где удалось арендовать цех, и там во вторую смену стали «выпекать» кирпичи для храма. Появились и деньги. Пять тысяч пожертвовал Псково-Печерский монастырь, шесть тысяч – город Остров, три тысячи – церковь Архангела Михаила села Кобылье Городище. Две с половиной тысячи жертвовал архиепископ Владимир, нынешний митрополит Санкт-Петербургский. Самую большую материальную помощь оказал архимандрит Лев (Дмитроченко). Четыре тысячи долларов пришло от графа Андрея Ивановича Стенбок-Фермора из Парижа. Около 10 тысяч рублей передал настоятель Никольского храма в Любятово прот. Владимир Попов. Были и другие пожертвования.
Батюшку особенно тронуло, когда его прихожанка Зинаида Веревкина пожертвовала самую большую свою драгоценность. «Когда я пришёл к ней домой, она сообщила: «Мама моя хранила и мне отдала большой кусок золота – слиток. Я берегла его на чёрный день... Хочу его пожертвовать вам, батюшка, на храм». При этом она достала из укромного места тяжёлый свёрток, бережно завёрнутый в тряпицу. Когда она развернула свёрток, то я увидел, что в нём был спрятан слиток... латуни, который эта простая женщина хранила многие годы и вот теперь отдала на строительство храма как самое дорогое, что имелось в её доме. Я сердечно поблагодарил её, и мне подумалось: «Быть может, Господь действительно вменит ей это в золото». И этот кусок латуни, как лепта евангельской вдовы, возможно, является самым большим пожертвованием на строительство собора и может оказаться в очах Божиих больше всех других даров, принесённых нашему храму».
Пока храм строился, с 1988 года батюшка проводил богослужения в тесной избе. А вскоре кто-то, тайно проникнув в молитвенный дом, облил его керосином и поджёг. Пожарники успели вовремя. Отец Михаил вспоминал: «Удивительно, что огонь прекратился возле диванчика, накрытого ковриком отца Николая, – как-то, в очередной мой приезд на остров Залит, батюшка подарил мне коврик, сказав: «Может быть, где-нибудь пригодится». Вот и пригодился...»
В августе 1991 года начались постоянные богослужения в северном приделе вмч. Димитрия Солунского. А затем, как вспоминал о. Михаил, встал вопрос, в честь кого освящать второй придел. «Приехав на остров, я спросил мнение отца Николая, и он ответил:
«Освящайте в честь священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского. Ведь я был у него посошником, и, когда владыка приезжал на Гдовщину, я старался везде его сопровождать, держа посох». «Батюшка, а как вам запомнился священномученик Вениамин?» – спрашиваю я. Вспоминая, отец Николай ответил: «Владыка нежно погладил меня по голове и сказал: «Счастливый ты, Коля, что в Бога веруешь!».
Потом был готов и центральный придел, его освятили в честь иконы Божией Матери «Державная». Старец Николай подарил приходу эту икону, которая и поныне пребывает в храме.
Отец Михаил был прежде всего созидателем по духу, и ему многое удалось сделать. Мечтал о благополучии страны, о развитии края. Недоумевал, почему всё вокруг катастрофически разрушается и наверх выплывают всё больше нечистые на руку и безнравственные люди. Помню его фразу о России: видишь, как тяжело, даже, может быть, неизлечимо больна родная мать, гниющая заживо, и ничего не можешь с этим поделать. Эта душевная боль стала одной из главных причин, почему так рано ушёл о. Михаил из жизни. К сожалению, записей проповедей батюшки, кажется, никто не вёл, и нам остаётся только свидетельствовать, что они были действительно прекрасны и производили большое впечатление на прихожан. Помню последнюю его проповедь на праздник Вознесения, когда батюшка, словно предвидя скорый уход из жизни, говорил, что для верующего человека смерть не страшна и не является бессмысленным, трагическим концом бытия. Вера Христова обещает нам, что жизнь не кончается сроком, отведённым на этом свете, но будет продолжена, при преобладании благих деяний, в Царствии Небесном. Кульминацией проповеди стали слова о. Михаила: «Наша вера радостная!»
При молитве за батюшку, чтобы простились ему грехи его и обрёл он путь в Царствие Небесное, всё же не покидает меня вера и надежда, что он там и молится за нас, недостойных. (В сокращении)
Валерий Фатеев
Православие.ru