Радость наполняет сердце, когда я вспоминаю Первосвятителей нашей Церкви, блаженно почивших Алексия I, Пимена, Алексия II, одаривших меня своим доверием и вдохновлявших своим примером жертвенного служения на благо Церкви, на пользу возлюбленного Отечества.
Залогом успеха моей работы в качестве старосты Богоявленского собора были молитвы и активная помощь духовенства и мирян нашего прихода – оплот нравственной поддержки в многообразных благих начинаниях. Все, чего мне удалось достичь в благоукрашении собора, в попечении о делах приходских, было бы невозможно без спасительной и благодатной помощи Божией, которая, уповаю, не оставит меня и в дальнейшем.
Совсем немного времени, казалось, прошло с Рождества Христова, и я вновь беседую с «всероссийским старостой», как уважительно величают в церковном народе председателя приходского совета кафедрального Богоявленского собора в Москве Николая Семёновича Капчука.
В прошлом году этот неутомимый труженик нивы Христовой отметил 80-летний юбилей. Когда бы ни позвонил в собор – Николай Семёнович всегда на месте. На просьбу о встрече он всегда отвечает: «А вам когда удобно? Приходите, пожалуйста».
В этот раз наш разговор не мог не коснуться той широкомасштабной провокации, скандал вокруг которой продолжается до сих пор, – это глумление над православными святынями в Храме Христа Спасителя 21 февраля с.г.
– Эти люди появились сначала у нас в Богоявленском соборе еще за три дня до этого, – рассказывает Николай Семёнович. – Но разгуляться мы им здесь не дали. В считанные минуты мы их выдворили вон из храма. Провокация эта, несомненно, была заранее спланирована и срежиссирована. Хорошо было бы найти организаторов этого кощунственного действа и наказать их, а не только исполнителей, по всей строгости закона…
За долгие годы моей работы в Церкви много всяких нападок пришлось повидать. Бывало, что и тухлые яйца, – рассказывает Николай
Семёнович, – бросали во время Пасхального Крестного хода, и пьяные выходки были. Но все равно торжественность и благость праздника никогда не нарушались. Господь хранил.Не могу точно вспомнить, в каком году власти решили Крестные ходы на Пасху и колокольный звон запретить. Помню совещание в Моссовете по этому поводу. Обращаются и ко мне. Я отвечаю: «У меня сложное положение. Я не знаю, куда Патриарх пойдет во время Пасхальной Литургии. Я не вправе ему указывать. Так же и относительно колокольного звона: если будет благословение Патриарха – значит, будем звонить».
Так все и произошло. Были и Крестный ход, и колокольный благовест, правда только в нашем Богоявленском соборе – и больше ни в одном храме Москвы. Приходилось уполномоченного Плеханова убеждать: «У нас вся Россия собирается, иностранцы приходят».
Был однажды такой случай. Пришла подвыпившая компания в храм, начали хулиганить. Самого энергичного решили вывести. Сторож повел его к воротам. Он, не доходя до ворот, развернулся, пырнул нашего сторожа ножом в живот и убежал. Милиция задержала оставшихся, и быстро выяснилось, что виновник только что вышел из заключения. Его арестовали прямо у него дома. Во время суда пострадавший, который выжил, просил простить этого человека. Судья эту благородную просьбу отклонил: «Он же не просто случайно вас ножом ударил, он еще повернул его и ждал смерти вашей».
Был как-то еще похожий случай, когда один человек вдруг набросился прямо в храме с ножом на церковного сторожа, выбил ему левый глаз, нанес другие ранения. Человек этот, как впоследствии выяснилось, был невменяемым. Его отправили на лечение в психиатрическую больницу.
Во всех инцидентах милиция нам мало помогала – приходилось самим защищаться.
Кстати, мужчин раньше в храмах больше было. А сейчас многие из них, замечаю, в храме долго не задерживаются: поставил свечку – и вышел. А раньше собор полностью набивался, и люди всю службу стояли. Хождений никаких не было. В любое воскресение войти в храм сложно было. Приходилось во дворе стоять. Сейчас где-то на треть народа поубавилось. Конечно, с одной стороны, и храмов стало больше. А с другой – какую-то западную привычку стали перенимать: зашел в церковь ненадолго – и вышел погулять. Не стоят всю службу.
Так что, нужно с народом нашим серьезно работать. Сегодня мы стараемся удержать ту религиозную свободу, которую недавно получили. А людям хочется большего: чтобы наша Церковь активнее откликалась на проблемы повседневной жизни.
Конечно, после десятилетий запустения быстро перестроиться невозможно. Выросли целые поколения людей, которые не знали Церкви. Не было и литературы. Простой церковный календарь невозможно было купить. Люди боялись даже текст молитв друг другу передавать. По этой причине я текст молитв «Отче Наш» и «Верую» на входной двери храма крупными буквами вывел.
А нынешние кощунства – они не на пустом месте выросли. Мы где-то самоуспокоились, что нас двадцать лет никто не трогал. А силы зла не дремлют, кто-то ведь эту антицерковную кампанию организовал, подключил СМИ, телевидение. Долг наших правоохранительных органов – выявить зачинщиков и наказать их по достоинству.
Скоро мы будем встречать Светлое Христово Воскресение. Поэтому давайте лучше что-нибудь хорошее вспомним. На Пасху в собор у нас войти почти невозможно было. И с 70-х годов стали пропуска вводить. Храм вмещает три тысячи человек. Но я до пяти тысяч пропусков раздавал. Потому что не все могли прийти. Много молодежи было. Бабушки меня поругивали, что я предпочтение отдаю молодежи при выдаче пропусков. А я объясняю: «Это же ваши внуки. Хорошо уже то, что они хоть раз в год придут. Вы же в любое время в храм прийти можете…» Вокруг собора три кольца оцепления выставляли. И часто молодых, даже с пропуском, останавливали. Видно, установка такая была. Из храма во время службы никто не выходил, потому что обратно уже не войдешь. Весь двор, вся площадь были заполнены народом. Радость всех переполняла. Храм наполнялся так плотно, что люди порой руки поднять не могли, чтобы перекреститься.
На Пасху причащались только избранные. Во-первых, к Чаше пройти сквозь толпу трудно, а потом – для этого постных дней много было, чтобы достойно подготовиться и причаститься. Это сейчас половина присутствующих на пасхальной службе причащается. Куличи мы освящали во дворе – ставили длинные столы, и все желающие могли без всякой очереди подойти.
На Пасхальную литургию стремились к нам прийти многие известные политики, общественные деятели. Борис Ельцин однажды всю трехчасовую службу простоял. Когда я ему предложил в алтарь пройти и немного передохнуть, он отказался. Часто посещали наш собор председатель Конституционного суда Валерий Дмитриевич Зорькин, Сергей Станкевич и многие другие. Ощущалось неподдельное тяготение этих людей к вере, к нашим православным святыням.
Для меня всегда радостно было, когда удавалось сохранить порядок в храме. Бывало, очередь за крещенской водой от самого метро выстраивалась. Но она постоянно двигалась. Никто на месте не стоял.
Нелегко было на моем посту в советские годы. Были и людская зависть своих же собратьев, и давление властей. Ведь из выпускников духовной академии только один я остался в Москве на высоких должностях. Трудно было, но часто удавалось с властями договориться, чтобы какое-то разрешение получить. К примеру, сделать пристройку к алтарной части собора. Не сразу, но удалось убедить в необходимости этой пристройки, поскольку она была в проекте строительства собора, но по каким-то причинам не была в свое время возведена. А сведения эти я получил из отдела по охране памятников. В результате руководителя отдела уволили. А пристройка была очень быстро и почти незаметно для посторонних глаз возведена…
На этом беседа с моим интересным собеседником прервалась. Его ждали многочисленные и безотлагательные дела. Когда я спускался из кабинета Николая Семёновича, который находится почти под куполом собора, мне почему-то внезапно пришла мысль: «Если бы каждый из нас на своем месте, на которое поставил его Господь, трудился так, как самозабвенно делает это уже без малого пятьдесят лет простой и скромный человек – Николай Семёнович Капчук, многое было бы по-другому в нашей стране, в наших городах, в наших семьях».
Андрей Печерский