В святом граде Иерусалиме, в так называемой Русской Гефсимании, в склепе, находящемся под церковью Святой равноапостольной Марии Магдалины, стоят два гроба. В одном покоится Великая княгиня Елизавета Федоровна, в другом – ее послушница Варвара. О том, как тела их из далекого Алапаевска попали в Иерусалим, я и хочу рассказать.
Мой дядя, князь Николай Александрович Кудашев, был последним императорским посланником в Китае. В 1920 году он прибыл во Францию, где находилась и я с моей матерью и сестрами. Он нам рассказывал, как летом 1919 года «один монах» с двумя послушниками привез в Харбин тела умученных Романовых.
«Как официальному лицу, – говорил он, – мне пришлось поехать в Харбин, чтобы их опознать и составить протокол. Монах (имени его дядя или вовсе не называл, или я его тогда не запомнила), уложил убиенных в наскоро сколоченные гробы, вернее ящики, и, погрузив в теплушку, сам поместился в ней со своими послушниками. Это было как раз в самый разгар гражданской войны в Сибири, а потому тащились они до Харбина целых три недели, в страшную жару, под раскаленной солнцем железной крышей вагона. По прибытии в Харбин тела были в состоянии полного разложения – все, кроме Великой княгини, которая была совершенно нетленна. Гробы открыли и поставили в Русской Церкви.
Великая княгиня лежала, как живая, и совсем не изменилась с того дня, как я перед отъездом в Пекин прощался с ней в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту.
Я заказал для них настоящие гробы и присутствовал на похоронах. Зная, что Великая княгиня всегда выражала желание быть погребенной в Гефсимании в Иерусалиме, я решил исполнить ее волю и послал прах ее и ее верной послушницы в Святую Землю, попросив монаха проводить их до места последнего упокоения и тем закончить начатый подвиг».
Прошло тридцать два года. Вторая мировая война между тем перебросила нас в Америку.
В 1952 году покойный муж мой поехал по делам во Францию, а оттуда решил совершить паломничество в Иерусалим.
Обходя святые места, он попал на Малую Галилею, названную так потому, что во время земной жизни Господа Иисуса Христа там, на склоне Елеонской горы, находился самый бедный квартал Иерусалима. Теперь там резиденция патриарха Иерусалимского, в саду которой находятся две святыни: основание дома, в котором Господь явился ученикам после Своего воскресения, и часовня, построенная на том месте, где архангел Гавриил явился Божией Матери и предсказал Ей скорое Ее успение. По соседству с этой часовней, с разрешения и благословения покойного патриарха Дамиана, некий русский иеромонах о. Серафим построил себе хибарку и жил в ней.
Встреча моего мужа с о. Серафимом была самая трогательная, так как тот знал его отца, князя Михаила Сергеевича Путятина. И оказалось, что о. Серафим был тот самый монах, который привез в Иерусалим останки Великой княгини.
Когда же в разговоре выяснилось, что гость его женат на племяннице князя Кудашева, которого о. Серафим называл своим благодетелем, то радости батюшки не было предела.
В молодости о. Серафим писал рассказы на духовно-патриотические темы, что и дало ему доступ ко двору, где произведения его были должным образом оценены. Родом он был с Урала. Удивительное совпадение: во время Октябрьской революции он был в Москве и уговаривал Великую княгиню Елизавету Федоровну поехать с ним в Алапаевск, «где, – говорил он, – у меня есть хорошие люди в старообрядческих скитах, и они сумеют сохранить Ваше Высочество». Великая княгиня отказалась скрываться из боязни репрессий, которые могли обрушиться на ее родственников, но добавила: «Если меня убьют, то прошу вас, похороните меня по-христиански».
В дальнейшем рассказ о. Серафима во всем совпадал с рассказом князя Кудашева. Когда белые под начальством атамана Семенова овладели Алапаевском, о. Серафим, находившийся тогда на родине, сумел достать тела убитых и исполнить данное Великой княгине обещание. Атаман Семенов велел выдать ему вагон и пропуск, и он таким образом направился в Харбин. Вагон его передвигался вместе с фронтом: проедет вперед верст двадцать пять, а потом откатится верст на пятнадцать и т.д. Благодаря пропуску атамана его постоянно отцепляли и прицепляли к разным поездам, в общем, содействуя его продвижению к конечной цели. Путешествие продлилось три недели, и невозможно представить себе, что пережили за это время о. Серафим и его два спутника, провожавшие свой страшный груз. Жидкость же, вытекавшая из гроба Великой княгини, благоухала, и они бережно собирали ее как святыню в бутылочки.
Скончался о. Серафим пять лет тому назад, когда уже я была в Святой Земле, и погребен он около своей кельи. Ему было восемьдесят пять лет. Незадолго до своей кончины он подарил мне пузырек с прахом Великой княгини... Все это издает очень приятное, остро-пряное благоухание, не похожее ни на какой запах, который мне когда-либо приходилось обонять. Несмотря на свою нежность и тонкость, это запах очень пронизывающий, так как проходит сквозь нейлоновый мешочек, в который я бутылочку с тряпочками завернула. Она стоит у меня на полке перед образами, где всегда горит лампада. От времени до времени запах немного меняется, точно в составе преобладают попеременно то те, то другие ароматические вещества. Конечно, я не позволяю себе часто прикасаться к бутылочке, а только прикладываюсь к ней в день годовщины убиения Великой княгини как к мощам или же сдуваю с нее пыль.
Надо добавить, что из-за болезненных разделений в Русской Церкви доступ в Гефсиманию был закрыт о. Серафиму в последние годы его жизни, и он был лишен возможности поклониться гробу той, которой он с таким самоотвержением и великим трудом отдал последний христианский долг.
Грешная инокиня Серафима