Из записок священника
Главная цель кощунства в главном храме страны – переступить через границу дозволенного, морально допустимого в обществе. Если общество это примет, признает возможным, не назовет преступлением, отнесется «толерантно», «гуманно», то тогда дальше можно будет на этой «отвоеванной территории» считать «нормальным», «допустимым» любое попрание святыни, оскорбление Бога, Церкви, верующих людей, любое кощунство.
А потом, может быть, развивать это наступление и дальше – взрывать храмы, убивать священников, приглашать в страну завоевателей и принимать их с хлебом-солью как «освободителей». И все это было уже! И храм этот уже был взорван! И это тогда называлось официально в обществе «целесообразным», «справедливым», «прогрессивным», а всякое возражение сему каралось как «контрреволюция».
Это очень серьезно. Потому что это путь в нежизнь. Как всякое богоборчество. Ибо источник жизни – Бог.
Нечто подобное мы наблюдали недавно во вроде бы куда более безобидной области жизни – в моде. Несколько лет назад девушки, женщины стали носить обтягивающие брюки. До этого, во все века
нашей истории, выйти на улицу в таком виде было просто невозможно, неприлично. И вдруг в один какой-то момент кем-то это было объявлено возможным, стало «модным» – и почти мгновенно, как по команде, многие молодые, а потом и немолодые женщины переоделись, благо капитализм, рынок предоставляют такую возможность, и даже требуют этого. И это стало вроде бы «нормальным» («А что такого? Все так ходят»). «Нормальным» в кавычках, потому что никаким подлинным нормам это не соответствует. И от этой общепринятости, вседозволенности нисколько не стало лучше, чище, моральнее, полезнее, красивее, разумнее. Все равно – грех. А следовательно, никакого от него толку нет никому, только вред всем. Хотя, конечно, и этот грех делает вид, что всё это очень здорово. Почему бы и нет? Вроде бы даже некая мелочь жизни… На самом деле это направлено против главного – против души человека. Да, грех всегда глуп. Ничего он не дает, только отнимает. И всегда он против людей, против лучшего в них.
Ты хочешь такой одеждой привлечь к себе внимание, но ведь ты не одна такая. А вот нравственный уровень всего общества понижается благодаря и тебе, а значит, и против тебя.
Ты идешь в такой одежде – и непрерывно грешишь. Ты грешишь против любви – своей и тех, кто на тебя смотрит. Каждый взгляд на тебя прохожих другого пола, которые никогда с тобой больше не встретятся, хоть в какой-то степени ослабляет их души. Внимание к тебе – призрачно, мимолетно, безцельно – но для семьи не безобидно, поскольку ослабляется духовная связь человека с его единственной половиной. И тебе от этого на самом деле тоже нисколько не лучше – твой грех мешает и твоей душе, твоей любви.
Основа настоящего счастья – любовь. А истинная, то есть жертвенная любовь приходит в чистую душу, сохраняется целомудрием. И когда целомудрия, скромности, стыда в обществе становится меньше, то, значит, меньше и крепости семейной.
Ведь для настоящего счастья надо не только однажды привлечь к себе внимание одного человека, но потом и верность друг другу хранить годами, всю жизнь, даже в мыслях, терпеть друг друга и вытерпеть. А без верности нет счастья, без верности – слезы, измены, несчастные дети, распадающееся на атомы общество, страна.
Все предыдущие поколения не ошибались, когда они носили совершенно другую, целомудренную, хотя и очень красивую одежду – недаром все невесты одеваются в самое красивое, то есть длинное платье.
Вот это «преодоленное» общественное табу на нечто: на не уважение ли к святыне, на антисемейную ли, антидетскую, антицеломудренную одежду или ее отсутствие, на черное ли слово – это чрезвычайно серьезно. Это движение по пути распада, по пути погибели. Оно исходит, несомненно, от дьявола, который все время ищет: где бы обмануть человека, выдать за «свободу» распад и развал, дабы погубить наши души.
В Пажеском корпусе, самом элитном военно-учебном заведении дореволюционной России, в котором учились дети дворян, его воспитанников учили бояться Бога и еще бояться тех людей, которые Бога не боятся. Учили совершенно правильно. Человек, не боящийся Бога, – это действительно самый страшный человек, он способен на всё.
«Человек – это его вера», – писал И.В.Киреевский. «Если Бога нет, то всё позволено», – главная боль Достоевского, гениально исследовавшего суть этой страшной болезни в своих романах, в образе Раскольникова, главная боль русской жизни XIX века, которая развернулась вовсю в веке ХХ всенародной исторической трагедией, а теперь пришла к нам и в XXI век.
Если у человека нет ничего святого, если он может переступить через всё, если им движет революционный дух: «А почему это нельзя? А ну и что? А я не желаю! А мне плевать на всех! А мне плевать на мою Родину! А какая она мне мать, что я от нее имел? Разве это жизнь?» – то тогда нет человека, ему только кажется, что он вышел на полную свободу, что он встал выше всех и вся, что он победитель – нет, он терпит полное поражение: этот дух уничтожает его самого, это дух небытия, дух самоубийства, дух диавольский.
Неверие убивает. И чудовищная эпидемия самоубийств детей и подростков нынешним Великим постом – это страшный приговор безбожию, всякому даже «светскому», «объективному», «безразличному» отношению к тому, к чему человек не может относиться безразлично, оставаясь полноценным человеком. Она открывает страшную сущность неверия, богоборчества: то, что это против жизни, против человека, а не самоутверждение человека, как страшно и коварно лжет человеку его убийца, ни на секунду не оставляющий «заботы» о каждом из нас – диавол.
Между Богом и нашими детьми возведен барьер. Кому-то самым страшным представляется единение Церкви и школы, а это и есть самое нужное для наших детей, для нашей молодежи – слово правды о Боге, о душе, о добре и зле, о смысле жизни, о православной истории Отечества, о настоящей любви и праведности.
Не зная ничего о жизни души, о главной борьбе, которая идет на земле – за душу человеческую, – о той лжи, с которой невидимый враг нашего спасения стремится войти в каждую голову, – они беззащитны. И самая главная дьявольская ложь – чудовищная мысль, которая всегда от него исходит, – о самоубийстве. Это ложь о мнимой безвыходности в каких-то затруднениях – а на самом деле у Бога безчисленное количество выходов из любого положения. Это ложь о том, что, мол, убьешь себя – и кончатся все скорби. Да, здесь они кончатся, хотя и радости тоже, которые всегда есть в жизни, которые ждут каждого юного человека впереди. В этой жизни кончится всё. НО ЧТО НАЧНЕТСЯ?
Безбожие не знает ответа на этот вопрос. Мол, ничего не будет. Или даже что-то положительное (есть и такая чудовищная ложь). Безбожие учит, что человек – это его тело. Нет тела – нет человека, не живет человек. Это неправда. У человека есть душа. Мы говорим: душа болит, душа не на месте. Душу-то не убьешь! Правда состоит в том, что душу самоубийцы ждет такая мука, какую мы здесь и представить себе не можем. И к тому же вечная. Правда в том, что Спаситель открыл нам дверь к вечной радости, в которую мы входим через Его Церковь.
+ + +
Отлучение от Церкви Л.Н.Толстого может быть с первого взгляда воспринято как что-то недоброе, жестокое, немилосердное, негуманное. Короче говоря, как дело нелюбви.
Но на самом деле это было именно делом любви. Настоящей, не «гуманистической». В том числе и к погибавшему писателю: в надежде на его вразумление и покаяние, на его спасение. И, конечно, к тысячам несчастных, которые подпали или могли подпасть под влияние его идей, расходящихся с учением церкви; и они да не погибнут.
О гуманизме как о сатанинском учении сказал Сам Господь. Когда Иисус Христос «начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников и быть убиту и в третий день воскреснуть..., Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобою. Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! Ты мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16, 21-23).
Человеческое – это то, что хочет земного, временного, материального блага. Божие – то, что хочет блага неизмеримо высшего, вечного, ради которого Сам Богочеловек пострадал на Кресте, совершив высшее дело Любви. И все мы призваны нести свой крест.
Гуманистическая, забывающая о Боге, о вечной жизни души «любовь», любовью-то вовсе и не является.
Когда отец семейства говорит, что он полюбил другую женщину и уходит к ней, оставив жену и детей, – он поступает по любви? К кому, к жене и своим детям?
Без Бога за любовь можно принимать нечто иное, даже противоположное настоящей любви.
Преподобный Иустин Попович, сербский святой недавнего времени, писал, что любовь к Богу без любви к ближнему – это самообман, а любовь к ближнему без любви к Богу – себялюбие.
Кощунницы в Храме Христа Спасителя не ведали, что творили. Они не знали главного – того, что идут против Бога, того, что обмануты дьяволом. Они поступали так, как будто Бога нет. И они якобы пришли не в дом Божий, а в дом, где люди просто собираются и что-то поют и читают. То, что они сами при этом якобы «молились», то есть обращались к Богу, – это, конечно, неправда. Если бы они понимали, что оскорбляют Бога, если бы увидели, какие страшные чудовища их направляют, они бы ужаснулись. И дай Бог им это понять.
Есть грехи ведомые и неведомые. Они совершили страшный грех перед Богом, перед людьми, они нанесли вред себе, своим детям. А Бог поругаем не бывает. И те, кто предлагает их «простить», совершить якобы «дело любви», тоже забывают о главном – о Боге.
Мы-то, люди, можем их «пожалеть», «простить», но простит ли Бог? Если Бог накажет, то мало не покажется. И потому на самом деле «гуманисты» не добра им желают, а как раз наоборот.
«Но есть и Божий Суд, наперсники
разврата!
Есть грозный Суд: Он ждет;
Он недоступен звону злата...»
Без Бога в жизни ничего не понять, всё выворачивается наизнанку. «Любовь» оборачивается ненавистью, «добро» - злом, стремление к «свободе» - рабством, идеал легкой, красивой жизни – нежизнью.
+ + +
Слова, которых нет в словаре великорусского языка, которым недопустимо оказаться в поле зрения детей, никогда для русских людей не считались возможными в печати. Они так и назывались: непечатными. Имеется в виду печать, существовавшая в царской России и в СССР, то есть во всю историю нашей страны до последних двух десятилетий.
В России нормой и ныне должна быть полная цензура на непечатную лексику, на сквернословие в СМИ.
Сквернословие – это обличение либеральной свободы как самодовлеющей ценности, как политической цели. Какая это ценность, что она дает человеку, что созидает? Только разрушает? И зачем она тогда?
«Свобода слова»? Какого слова? Слова чистого, доброго, созидательного, слова евангельского? Или слова черного, грязного, разрушительного? Главная разница – именно в этом!
Свобода зла не нужна человеку. Не нужна детям. Она их портит, губит, разрушает. Вот вам, либералам, любимый пример о слезинке ребенка. Слезинка ребенка, пролитая от раны его души, горше слезинки физической боли.
Сквернословие – это разрушение культуры, разрушение языка, разрушение нравственности, разрушение целомудрия, разрушение семьи, разрушение государства, разрушение любви, разрушение веры, разрушение личности: всё позволено, нет ничего святого.
Не «свобода слова», а свобода зла.
«Но ведь это же правда, люди в жизни так говорят. Это же есть».
Правда? Это есть? Но главная правда тут в том, что это плохо, грубо, неприлично, стыдно, некрасиво, некультурно, непедагогично, не по-человечески. Это греховно. Хоть и «совершенно свободно».
Вряд ли нынешние литература и искусство глубже проникают в правду жизни и человека, чем произведения классиков, которые всегда обходились без непечатных слов.
Церковь учит нас: Правде научитеся живущии на земли.
Правде учиться надо, это не такая простая, очевидная категория – правда. Правда и праведность – это в русском, славянском языке неразделимо.
Здесь – огромная разница между западным, правовым, эгоистическим пониманием жизни и нашим, русским, православным, для которого главным был тот вопрос, который и действительно, и на самом деле для всех, для каждого человека, для всей жизни людей всегда и во всем является главным: добро или зло? Созидание или разрушение? Богу или дьяволу это угодно?
Ну а дьявола, конечно, этот «вопрос ребром» не устраивает, ему нужно лукаво уйти от него, замаскировать зло под добро, добро назвать злом. Вот он и придумал применить свой излюбленный прием – ложную альтернативу: не добро или зло, а свобода или запрет, имею право или не имею.
«Имею право! Это мое дело, что я буду делать со свободой – неважно, добро буду творить или зло! Не важно, какой урон понесут другие от того, что мне заблагорассудится делать – это их проблемы!»
Такое отношение к жизни, к людям, к стране, к Богу никогда не было приемлемо на Святой Руси.
Святая Русь всегда стремилась жить по евангельскому закону. А Запад изменил Христу, изменил Евангелию – потому он и борется с Православием, то есть с евангельской сутью, с живой христианской верой, а не с камуфляжем христианства, прикрывающим служение мамоне – с лжехристианскими ересями католичества и протестантизма.
Господь наш Иисус Христос сказал: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день Суда» (Мф. 13, 36). То есть даже за каждое пустое – не то что наполненное грязью и тленом.
Апостол Павел сказал: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших» (Еф. 4, 29).
И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово!
+ + +
В каждом приходе есть такие радости.
Ребенок родился с половиной мозга. После таинства крещения мозг оказался целым.
Молодой матери врачи говорили, что она ребенка не доносит – у нее большая щитовидная железа. Она молилась перед Фёдоровской иконой Божией Матери (перед которой просят о помощи в родах), мазала маслом от лампады, горящей перед этой иконой, шею и живот. Родила девочку, а потом – мальчика.
Другой православной молодой матери после рождения двух девочек врачи говорили, что у нее подозрение на онкологию, ей рожать нельзя. Родила еще двух здоровых девочек.
Недавно отошла ко Господу раба Божия Татиана. В долгой болезни не раз соборовалась, постоянно причащалась, со всеми примирилась. За нее очень молилась ее мать, ее поминали не в одном храме. За два дня до кончины ей было видение: большая красивая птица, у которой вместо перьев – записочки. Те записочки, которые мы подаем на Литургию, на проскомидию. Царствие ей Небесное!
Вот что такое церковная молитва, что такое наша Православная Церковь. Это жизнь. Это родившиеся дети, это любовь и истинная радость здесь, на земле, это вечная радость за гробом.
Священник Николай Булгаков