Правое дело Владимира Крупина

У некоторых русских прозаиков есть произведения, написанные в жанре лаконичной прозы. У Виктора Астафьева «Затеси». У Владимира Солоухина «Камешки на ладони». А у Владимира Крупина, конечно же, его «Крупинки», которые так и хочется сравнить с песчинками, в которых сосредоточено мироздание. Есть раздел «Крупинок» и в новой книге Владимира Николаевича «Море житейское». Читаешь их и поневоле восхищаешься талантом и мастерством увидеть житийное в житейском, небесное в земном. Каждая «крупинка» по составу своему и по литературной огранке поистине бриллиант чистейшей живой воды русской словесности. Поневоле приходят на ум слова Валентина Григорьевича Распутина о Владимире Николаевиче Крупине: «…в письме его ни с кем не перепутать. Это какая-то особая манера повествования — живая, даже бойкая, яркая, воодушевленная, образная, в которой русский язык «играет», как порою весело и азартно «играет» преломляющееся в облаках солнце…»

Рассказывая вроде бы о делах сердечных в миниатюре про «правых» и «левых» женихов Мурманска «бойкий» на байки писатель говорит читателю о двух совершенно различных отношениях к жизни. В Мурманске мужчины почти поголовно моряки. Приметливые девушки-мурманчанки подразделяют всех мурманских женихов на две категории. Левые женихи – матросы, что идут в плавание налево, в буквальном географическом смысле слова – в сторону теплого Гольфстрима и Европы. Туда, как правило, курсируют торговые и туристические суда. «Правые» моряки уходят в плавание вправо, в не очень уютную и очень опасную Арктику – по делам, с коммерцией не связанным, часто военным. Между правыми и левыми женихами-моряками мурманские невесты метко определили большую разницу. Левые женихи более разговорчивы и более озабочены материальным. Знают, чего и где в какой стране почем, какой язык лучше учить, чтобы было удобно, сходя на берег, делать покупки. Мысли «правых» женихов заняты не столько материальными проблемами, сколько трудной, а часто и рискованной романтикой севера. Правые моряки никогда не уходят налево, не в смысле измены жене, а в смысле, что арктические моряки практически никогда не переквалифицируются на морские походы в сторону благополучной Европы. Не меняют неуютные русские севера на теплые гольфстримы! И наоборот, привыкшие к европейской цивилизации левые моряки не жалуют суровую Арктику.

К чему я это говорю, спросите? А к тому, что, если провести аналогию, то получается, что литературное дело Владимира Крупина – правое дело. Уроженец вятский, на слово хватский, принимающий свое писательство не как «левый» поход за материальным, а как правое упорное и несуетное служение избранному делу, длящееся десятки лет, начавшись с первой книги «Зерна» (1974г.). По ней молодой на тот момент прозаик Крупин был принят в Союз писателей. И вот уже, хотя и рано, но можно подводить некоторые итоги: зерна стали крупой, крупинками…

Благодаря целому ряду прекрасных прозаических произведений – «Великорецкая купель», «Живая вода», «Во всю Ивановскую», «Ямщицкая повесть», «Слава Богу за всё», «На днях или раньше» и многих других, не говоря ж про его «Православную Азбуку», Владимир Крупин признан живым классиком. Многие коллеги считают его феноменом того, как можно быть в жизни радушно улыбчивым, но при этом твердо стоять на своих убеждениях неприятия нынешнего порядка, когда Россию уничтожают по американскому распорядку. Никому Крупин своих убеждений не навязывает, он вообще, по моим наблюдениям, человек не категоричный. Но неуклонно этим убеждениям следует. В лихие девяностые, когда массово шло разграбление страны, прозаик Крупин сделал свой выбор, отказываясь при скудных писательских достатках от литературных премий, которые периодически хотели вручить ему. Не считал Крупин возможным брать что-то в то время, когда разграблялась его родина.

Правильно сказал о нем, своем друге и единомышленнике Валентин Распутин, что был Крупин самым твердым и убежденным противником тех, кто пытался уничтожить страну. Конечно, писать о Владимире Крупине после тех слов, что сказал о нем Валентин Распутин – дело даже не смелое, но неэтичное. И лишь юбилей Владимира Крупина да недавняя смерть Валентина Распутина являются моими оправданиями. Позволю себе процитировать то, что сказал о Крупине Распутин: «Проза Владимира Крупина — это нечто особое в нашей литературе, нечто выдающееся и на удивление простое... в его прозе очень сильный рассказывательский элемент. Впечатление такое, что письмо ему дается легко: сел за стол и, рассказывая предполагаемым слушателям о том, как он ездил на свою родину или на родину друга, сам за собой записывает и едва успевает записывать события в той последовательности и подробностях, как они происходили. Но рассказывает и записывает сосредоточенно, живописно и эмоционально, не теряя за живостью и непосредственностью строгости и художественности. А это значит, что кажущаяся легкость слова на самом деле достигается непросто, в тех же мучительных поисках, как и для всякого писателя, относящегося к слову с уважением…»

Уникальность Крупина в том, что он пишет о своем народе и для своего народа. Скажете, ну какая в том уникальность? А вот много ли наберется сегодня писателей, чьи произведения понятны и любимы народом? Проза Крупина воистину народная проза, в не самое благополучное для народа время. Крупин остается с народом и повествует народу о нем самом, не льстя и не лукавя, но и не позволяя себе унывать самому и вгонять в уныние свой народ. Выходец из крестьянской семьи, сын лесничего, Владимир Крупин порой напоминает мне такого доброго лесовика, знающего такие тайны творчества и мироустройства, что сразу становится спокойнее за Россию.
От жизни Владимир Николаевич не бегал. По окончанию сельской школы работал слесарем, грузчиком, сельским корреспондентом районной газеты, был даже членом бюро райкома комсомола с перспективой выдвижения на должность секретаря райкома комсомола. Не косил от армии, честно прослужил родине три года, как тогда полагалось… Юношеская страсть к литературному творчеству привела его в Литературный институт, но – удивительно! – по конкурсу не прошел и поступил на филологический факультет Московского областного педагогического института. Большое имя в литературе Крупину сделала повесть «Живая вода» (1974г.), позднее переведенная на несколько иностранных языков. Уже тогда Крупин явил читателям уникальную манеру говорить о высоком просто и без пафоса, который так часто отпугивает нашего усмешливого русского человека. Наш народ твердо усвоил: где пафос – там ложь. А потому герои Владимира Крупина часто по-доброму усмешливы – деревенские мужики, в каждом из которых живет философ, порой они косноязычны, но правду жизни видят насквозь. Ту правду, которую так ценит наш народ. Думается, что уже в «Живой воде» был предрешен приход Владимира Николаевича к теме Православия.

…Познакомился я с Владимиром Николаевичем давно благодаря самарскому писателю-фронтовику Валентину Николаевичу Мясникову. Узнав, что я еду в Москву и какое-то время буду жить в Переделкино, самарский прозаик Мясников, на то время редактор областной «Книги Памяти», сказал: «Эдуард, просьба к тебе. Вот небольшая бандероль, а вот на листочке номер московского телефона. Позвони, пожалуйста, это телефон Владимира Крупина, известного прозаика. Передашь ему бандероль, да и лично познакомиться будет повод...» Так с легкой руки земляка моя библиотека пополнилась первой дарственной книгой Владимира Крупина «Православная Азбука». Книга была новенькая, но сейчас вид у неё совсем другой – думаю, ни один из писателей не был бы против, чтоб его книги так зачитывали! С Православной Азбукой познакомились сначала мои внучата, особенно полюбила книгу моя внучка Татьяна, затем дети и внуки соседей… Сейчас на полках моей библиотеки много книг Крупина с дарственными надписями. Мы не раз встречались с Владимиром Николаевичем в Правлении Союза писателей России, на Всемирном Русском Народном Соборе в Храме Христа Спасителя. И всегда с ним было интересно, всегда находилось, о чем перемолвиться словом. Познакомил меня Владимир Николаевич и со своей женой, главным редактором журнала «Преподавание литературы в школе» Надеждой Леонидовной...

Как-то в письме от 26 июня 2003 года Валентин Григорьевич Распутин написал мне о Крупине: «Его нужно внимательно и вдумчиво прочитать. Десять лет он не издавался (книгами), а сейчас книги опять пошли. Я дружу с Крупиным около тридцати лет и не однажды писал о нем. А какие замечательные «Рассказы последнего времени». Кто еще может так написать? Я, к сожалению, не вижу…». Коснулся Валентин Григорьевич в этом письме и нашумевшей в свое время истории с публикацией в «Нашем современнике» повести «Сорокового дня». Вот что он написал: «В чем тут может быть вина Крупина, я не пойму. Он написал повесть и принес ее в журнал Ю. Селезневу, заму Викулова, повесть понравилась, однако Викулов побаивался ее. Обратились за отзывом к членам редколлегии В. Белову и В. Распутину. Они поддержали повесть. Скрепя сердце, редактор соглашается на публикацию. А затем, когда разразилась гроза, сваливает, и по-своему справедливо, ответственность за публикацию на Селезнева. А никакого участия Крупина в том, публиковать или нет повесть, не могло быть, он, как всякий автор, ждал лишь ответа. В сущности, Сергей Васильевич Викулов должен больше обижаться на Белова и меня за наш вкус, а не на автора, безропотно ждавшего решения… Знаете, Эдуард Константинович, вам необходимо ближе подружиться с Крупиным. Владимир Николаевич великолепный прозаик и у него есть чему поучиться. Если возникнет необходимость – звоните мне, сюда, в Иркутск, и вопрос будет решен. Удачи Вам и терпения! Искренне В.Распутин».

…Я не только подружился, но и стал однажды свидетелем творческого триумфа Владимира Крупина. Увидев его в зале церковных соборов Храма Христа Спасителя в день оглашения лауреатов Патриаршей премии, вдруг почему-то подумал – да вот же он, лауреат. И еще до оглашения списка подошел к Крупину и поздравил его с премией. Хотя в коротком списке возможных лауреатов были весьма уважаемые писатели, но что-то говорило мне, что лауреатом станет именно Крупин. Словом, я его поздравил, а он изумился – что, разве решение жюри уже огласили? Отвечаю – нет, не огласили, просто моя сельская интуиция подсказала мне имя лауреата. Когда огласили имена, и Крупин действительно оказался лауреатом, видимо, подумал – вот какой хитрый Анашкин, поди, разведал дотоле тайную информацию – лауреатский именинник. А мне просто подумалось тогда, что даже странно, что Крупин до сих пор не Патриарший лауреат! Видимо, так думалось не мне одному, но и членам комиссии по присуждению премии.
Уж кто-кто, а такой служитель русского правого литературного дела, как Владимир Крупин, служит русскому наречию так, что любо-дорого почитать его в наше время нашествия на Русь иноплеменных, а часто и вовсе безродных слов. Его Емеля, хотя и не полезет в карман за иностранным «олрайтом», да русский язык знает так, что любо-дорого, потому что он и есть народ-словотворец. Эта русская природная хваткость на слово часто ставит в тупик иностранцев. Послушайте лишь фрагмент из огромного множества его рассказов:

«– Вот у вас такая фраза, – спрашивала меня немка-переводчик. – «Этот Витя из всех Витей Витя». Как это понять? – Ну да, из всех Витей Витя. – Это у нас не поймут. Надо как-то иначе. – Ну-у... – думал я. – Давайте: этот Витя еще тот Витя. Да, пожалуй, так даже лучше: еще тот Витя. – Это тем более не поймут. Подумают, что этот Витя похож на того Витю. То есть их два: этот и тот. – Вот то-то и оно-то, – говорил я, – что он не тот, хотя он еще тот. Он еще тот Витя. Мы начинали искать общеупотребительное слово, синоним выражения, перебирали слова: шаромыжник, прохиндей, мошенник... Нет, Витя под эти мерки не подходил, это был еще тот Витя, переводу не поддавался и уходил за границу сильно упрощенным. – Вот я назову повесть, – сказал я переводчице, – и тебе снова не суметь ее перевести. Вот переведи: «Как только, так сразу». Переводчица тяжело вздыхала, а я ее доколачивал: – И в эту повесть включу фразу: «Шлялась баба по базару распьяным-пьяна-пьянехонька», – как переведешь? Да никак. Ни по какому базару у вас не шляются, да и базара нет. И она, заметь, не ходит, не слоняется, не шлендает, она именно шляется. И хотя распьяным-пьяна-пьянехонька, но какую-то цель обязательно имеет. Иначе, зачем бы шлялась. – Может быть, – вспомнила переводчица выражение, – она погоду пинает? – Это для нее пройденный этап. Вчера пинала, сегодня шляется. Да, товарищи немцы, были мы для вас непонятны, такими и остаемся. Но в утешение тебе скажу, что для англичан мы еще более непонятны...»

Как говорится, чем смог, тем утешил русский писатель немецкую свою переводчицу! А мы с вами, дорогие мои, для кого русский язык родной от рождения, можем не утешаться, а радоваться, что есть у нас такое глубоко национальное явление, как проза Владимира Николаевича Крупина, которого я от всей нашей широкой и непонятной иностранцам русской души поздравляю со славным юбилеем!







Я верю в грядущие поколения. Два поколения мы упустили, но подрастают новые, и они возродят величие России.

Почему русская литература – ведущая в мире? Потому что стоит на основе книжной письменности Древней Руси, которая глубоко православна. Главная её мысль: Русь жива, пока живёт Православие.

Мир стоит молитвой, а она произносится Богодухновенными словами. Славянское единство хранится церковным языком. При всех наших разногласиях, мы – славяне – братья по вере, ибо в основе у нас единый язык.

Нельзя не охранять святыни. Надо готовиться к отражению штурма на язык Православия, главной словесной иконы.

Советские люди молились трудом, молились делом, молились преданностью стране своей, народу. И метод соцреализма учил показывать именно таких русских.



О России моё страдание. Что мне всякие америки-англии, провались они в дыру забвения, не вспомню. Но Россия, родина моя единственная, солнце незакатное, как же без тебя? Как же тебе трудно!

У меня есть знакомый, очень хороший, мудрый, терпеливый батюшка. Видимся редко, но я всегда ощущаю его присутствие в моей жизни. Все наши разговоры о судьбе России.

Он всегда и утешает меня и настраивает на понимание того, что Россия безсмертна, что она любима Господом и Божией Матерью.

Садимся в его крохотной кельечке. Батюшка наливает чай, крестится:

– Вспомни это предание: идут преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский и печалятся о России. Печалятся, и встречает их святой Николай, Мир Ликийских чудотворец, спрашивает: «Почему клоните головы, братья»? – «О России печалимся, о нашей единственной, так ей, матушке, тяжело». «Братья, не печальтесь, Россия – любимое дитя у Бога. Любимое. Провинилось дитя, Он накажет, но накажет любя. Простит».

– Но, батюшка, – говорю, – такая сейчас идёт лихорадка, такая встряска, уж двадцать пять лет издеваются над Россией, как выжить?

– Да и не только встряска и лихорадка, – отвечает батюшка, – больше того, на Крест Россия взошла, на Голгофу. Вновь иудеи нового времени распяли Россию. И это мы сейчас видим во всём. Но ответь, а что следует за Крестом? Что дальше?

– Как что дальше?

– Снятие с Креста, вот что. Конечно, тут и плач и рыдание. И ощущение даже погребения. А после него что?

– Воскресение?

– Конечно! Вспомни утро Воскресения. После Голгофы обязательно Воскресение. Всё происходящее плохое мы видим, но начинаем видеть и Воскресение.

– Дай-то, Господи.

– Молиться надо, дело делать, вот и всё.

Батюшка улыбается:

– Вот такая притча. А ещё можно теперешнее состояние России сравнить с иконой. Ведь всё в мире иконоподобно. И Божий мир, и каждый человек, несущий в себе образ Божий. И нация – икона, и государство. И молитвы наши – словесные иконы. Вся Россия – икона. И много раз её пытались зачернить, испачкать, бросить в мусор. Через насилия, убийства, обманы, подкупы, бунты, революции. Да. Всё было. И что? Ты разве не знаешь, какое количество икон стало обновляться в конце двадцатого века и в начале этого? Стоит икона, почти вся чёрная, но вот на ней проступают линии, краски, она высветляется и вот перед нами Божий лик, лики святых. Так и с Россией будет. Обновится.

– Когда?

– Чего ты такой нетерпеливый? Уже обновляется. Разве не обновление эти сотни и сотни возрождённых храмов, а новых сколько! И на Пасху Христову все полны-полнёхоньки.

– На Пасху полны, – соглашаюсь я. – В тысячах храмов, а в миллионах телевизоров прыгают, визжат, похабничают бесы. Это же действует на людей.

– Молиться надо, крестить экраны. Сникнут. Да, катастройка идёт, всё переломано, искалечено. Как и Россия. Да, говорю недавно в проповеди, дерево России было надломлено, порушено. А до того у этого дерева были широкие ветви, надёжно закрывавшие пространство, и сорняки под деревом не смели вырастать, не было условий. А тут крона обрушилась, всё открылось, сорнякам воля. Они и попёрли. Вся эта дурнина, крапива, жульё-ворьё, болтуны, много их. Но ведь вот что: какие у них корни, какие стволы? Так себе. А дерево корни сохранило. Земля-матушка корни питает, оживает дерево. И разметнёт шатёр и под ним всё это паразитство зачахнет.

– Ой, хорошо бы.

– Что хорошо бы? Так и будет. Вот выражение есть: градообразующее предприятие, а есть выражение государствообразующее, но уже не предприятие, а что? Какой народ образовал Россию? Кто ещё мог, никого со света не сживая, создать такое Оте-чество? Русские! Государствообразующая нация. А почему? Русские – православные, прощают врагов. Смотри, как нас обзывали: русские оккупанты. Гнали отовсюду. Из Средней Азии, например. И что? И едут к нам, просятся, хоть тротуары подметать. А из Прибалтики мы уехали и они сами стали разбегаться, безлюдно уже там. Ты же сам там был, мне рассказывал.

Батюшка ещё налил мне и себе чаю:

– А ещё скажу то ли притчу, то ли просто такое сравнение. Русские для России – это несущий каркас здания. Это строительный термин. Каркас не виден, но именно он держит здание.

– О русских, – вспоминаю я, – современный поэт написал, что «русские – народ таинственный и жуткий. Он как щетина прорастает из-под земли на третьи сутки».

Батюшка даже головой покрутил:

– Ну, поэты! Он бы лучше сравнил не со щетиной на покойнике, а с травой. Вот самая малая былинка, как она растёт, какие страдания у ней. А к солнцу тянется. И вообще теперешнюю Россию Запад старается убить, уничтожить в ней всё национальное, культуру, литературу, убить порядочность, развратить, споить. Это как будто асфальтом закатывают живой цветущий луг. Но ты видел, да все это видели, как весной из-под асфальта пробиваются растения. Но русский народ– великий народ. Пробьёмся. Главное – не паниковать. Это только от великой гордыни запад публично не признаёт того, что без России весь мир погибнет. Все они в чёрные дыры безвестности провалятся, а Россия останется.

Батюшка вздохнул:

– И как не поймут, что тела без души нет? Душа у мира православная.

А ты успокойся. Нытьё, стоны, уныние – всё это грехи. И не воображай, что ты спасаешь весь народ. Как батюшка Амвросий говорил? «Знай себя и будет с тебя». И великий завет преподобного Серафима: «Спасись сам и около тебя спасутся». А за Россию будь спокоен. Тяжело ей? А когда было легко?

Под конец разговора жалуюсь батюшке, что много грешу, что меня одолела суета, просьбы, заботы, от жизни одна усталость, а радости нет.

– А ты знаешь, как живи.

– Как?

– Как рыба в воде. Вот она и рождается и живёт в солёном море. Всю жизнь. Её поймали, пробуют. А она совсем не солёная. Как же так, жила в солёной воде, а не обсолилась? Так и ты будь в этом мире, как рыбка в море. И живи спокойнёхонько.

Прощаюсь с батюшкой, прошу благословения на пути-дороги, на труды во славу Божию.

Батюшка благословляет и напутствует:

– Всегда была вражда к России. Кто за нас? Тот, кто за Христа. А кто против нас? Тот, кто за антихриста. Другого разделения друзей и врагов России нет.


На севере вятского края, там, где водораздел северных и южных рек, несущих свои воды или к Ледовитому океану или к южным морям, стоял дом с двухскатной крышей. В доме жил мальчик семиклассник Миша. Был хорошим помощником маме и папе, надёжным товарищем. Учился хорошо, особенно интересовался географией. Это заметил учитель Павел Иванович. Давал Мише интересные книги о других странах, о природных явлениях.

– Ты уже знаешь, Миша, что наше село стоит как раз на водоразделе рек. А знаешь ли ты, что именно твой дом, он же на пригорке, именно он, может быть указателем раздела. Я вообще думаю сделать табличку, чтобы люди знали это природное явление.

– И на нашем доме прибить?

– Именно так.

– Здорово!

В этот день Миша, вернувшись из школы, остановился перед своим домом и как будто впервые его увидел. Дом стоит окнами к востоку, к восходу, и у него двухскатная крыша. Одна сторона крыши обращена на юг, другая на север. Заходят они в дом с запада. У них в доме солнце весь день. С утра приходит в восточное окно, будит, потом идёт по часовой стрелке и вначале, до середины дня, нагревает южную сторону. Вот на ней уже и снега почти нет. После обеда солнце переходит на западную сторону, а северную и вовсе не греет. Вон какие сугробы с этой стороны на крыше.

Было не холодно в этот день. Солнышко светило. Шёл мелкий-мелкий снежок, снежинки вспыхивали на солнце, будто крохотные лёгкие зеркальца.

Миша всегда любовался на увеличенные фотографии снежинок. Такие чудесные! Ни за что никому не сделать такие узоры. Только кружевницы как-то успевали запомнить их красоту. В районном музее они видели кружева северных мастериц. Особенно восхищённо любовались ими девочки. Может, и они смогут потом вязать кружева.

Миша глядел на крышу своего дома и видел, как снежинки садились на неё. Вот это да, думал он. Две снежинки летели вместе, а упали на разные стороны крыши, и дальше судьба их разделяется навсегда. Одна растает, побежит вместе с ручейком к реке Лузе, а там к Северной Двине и в Белое море, Ледовитый океан. А другая к реке Вятке, Вятка к Каме, Кама к Волге, а Волга впадает в тёплое Каспийское море.

Конечно, рассуждал Миша, есть круговорот воды в природе. Вода испаряется, поднимается, замерзает, кристаллизируется, её носит ветром и она опять падает на землю.

К ним в школу приходил батюшка, говорил о воде, как о Божием чуде.

– Трудно понять, что такое Святая Троица. Но когда это объяснить на примере из природы, то легко. Вот солнце – Бог отец, круг. От него идут лучи, как посланники на землю, это Бог Сын. А от них тепло и светло, это Бог Дух Святый. Также и вода нам поможет. Вода – кровь земли. Колодец, родник, река, озеро – всё вода. И вот зима, вода замерзает, но что такое лёд? Это всё та же вода в другом виде. А если воду закипятить, от неё поднимается пар И это тоже вода, водяной пар. Он легко превращается в воду, вода легко замерзает и так далее.

А раз в году вода, на Богоявление, освящается везде, даже в водопроводе. И стоит в сосудах, не портясь долгое время. Но только, если налита с молитвой и чистой совестью. Да, вспомнил Миша, бабушка также говорила. У неё такая банка есть со святой водой и она из неё Мише наливала в кружечку.

Назавтра Миша с отцом сбрасывали снег с крыши, с северной стороны. За ночь он отвердел, его легко было резать на большие куски. Они с шуршанием ехали вниз и падали, разбиваясь на землю. Некоторые куски Миша специально перебрасывал на южную сторону. Чтобы таяли скорее и текли на юг. Интересно было: снег, составленный из снежинок, умрёт, превратится в воду и никогда не вернётся?

– Вернётся, – весело говорил отец. – Ему наша крыша понравилась. Побудет водой, испарится, поднимется в холод, превратится в снег и айда, по розе ветров, на север. Как нам без снега? Не в Африке же ему быть. Почему у нас, Миша, реки чистые? Они по пол-года подо льдом очищаются. А представь реки Африки, Индии, да иди, попей из них. Не вернёшься.

Они разговаривали о водоразделе.

– Вот повезло нам, пап, да? И табличку Павел Иванович сделает. Что тут раздел вод.

– И что тут живёт Миша, который не выучил алгебру. А давай-ка мы новый скворечник соорудим. И старый подремонтируем.

С крыши было далеко видно. Да ещё и дом стоял на высоком месте. Далеко, на севере, синел лес, на юге тоже, но потемнее. А вверху шли облака. Шли, куда повелевал ветер. А ветру кто повелевал? Роза ветров? А розу кто вырастил?





Дорогой Владимир Николаевич! С сердечной радостью писатели России, авторы и читатели журналов «О Русская земля», «Роман-журнала XXI век», «Новая книга России», «Русского воскресения», поздравляют Вас с юбилеем!
На особенку написаны ваши повести, новеллы, рассказы, «крупинки», где есть и место, и время, и живые люди с их неподражаемым вятским прононсом...

Вы верно служите Русскому слову, а оно помогает Вам подниматься все выше и выше по лествице Блаженств!
В условиях сегодняшнего, сложного времени Вы повторили подвиг своих талантливых предшественников, которые в самые сложные периоды нашего Отечества, испытывая сами нужду, не только делом и мастерством служили своему народу и России, но и из своих скудных средств выковывали, – в прямом смысле, – Победу духа, – чему свидетельство Главный собор России – Храм Христа Спасителя.

Ваш каждодневный отклик на те или иные события духовной жизни Отечества на «Русской народной линии» понуждают нас вновь и вновь просыпаться, труждаться на благо Родины и во славу Иисуса Христа.

Мы желаем Вам, дорогой Владимир Николаевич, творческой радости на многая и благая лета в вашем благородном служении нашему народу.

С неизменной любовью и признательностью, по поручению писателей России, читателей наших изданий