Разрушение нравственности достигло в нашей стране тех пределов, когда наша действительность ускользает от художественного осмысления ее.
Разумеется, мы все понимаем, что разрушение нравственности отнюдь не стихийный, а очень четко организованный и навязанный нам процесс.
И дело тут не только в том, что в наше время, когда черта оседлости оказалась почему-то проведена по Кремлевской стене, духовные наследники Схарии, превратившиеся в главных агентов нашей культуры, настойчиво навязывают нам пародию на культуру вместо самой культуры.
Разрушение нравственности — необходимое условие существования нынешнего российского капитализма. Для приватизационной экономики тоталитарное разрушение любых нравственных ориентиров является единственной средой, в которой она может ощущать себя в относительной безопасности, в разрушении нравственности — гарантия безопасности наших капиталистов-назначенцев, возможность общественной амнистии их…
Поэтому-то накачиваемый государственными средствами насаждается в нашей стране постмодернизм, ставящий своей целью разрушение любой системы нравственных координат…
Поэтому с такой помпой демонстрируется сериал по слабенькому роману Александра Солженицына, в котором с помощью актерского обаяния читателю навязывается простенькая и нехитрая мысль, что быть предателем своей Родины, выдавать ее врагам государственные тайны вполне благородно с общечеловеческой, так сказать, точки зрения.
Или другой сериал, в котором вновь был подвергнут экранизации Михаил Булгаков… Я не сторонник того, чтобы преувеличивать значение этой картины, даже и отрицательное. Фильм получился достаточно серенький, и хотя Олегу Басилашвили, играя, так сказать, в режиме живого репортажа удалось передать и чубайсовско-гайдаровский цинизм, и столь характерное для наших демократов презрение к русскому «быдлу», но для создания образа «князя тьмы» этого все-таки оказалось недостаточно.
Но это, так сказать, попутные замечания – для нас же важнее другое…
Что удалось в фильме — так это усилить, отпедалировать имевшиеся и в самом романе Михаила Булгакова мотивы самодостаточности и духовной несокрушимости художественной гордыни, мотивы, связанные с смешением источников света и тьмы, добра и зла в одну непроницаемую, дохристианскую неопределенность.
И именно поэтому — тут не может быть никаких сомнений! — этот посредственный сериал по роману Булгакова стараниями критики будет превращен если не в художественное явление, то, во всяком случае, в исполняющего обязанности художественного явления.
Но ведь есть литература и культура и патриотического лагеря, которая в подобных грехах не замечена, однако – увы! – и тут пустота.
Поразительно, но за последние два десятилетия и здесь не создано ни одного по–настоящему значительного художественного произведения. Современная литература не может представить ничего даже отдаленно напоминающего художественное осмысление произошедших перемен, подобного тому, какими в первые годы советской власти были произведения Есенина и Блока, Шолохова и того же Булгакова.
В чем же дело…
Мне кажется, что реалистического осмысления событий не может произойти, пока мы замыкаемся в гордыне самодостаточности, пока ищем разрешение проблем, полагаясь лишь на собственные силы.
Эти силы достаточно скромны, как бы сильно не был одарен человек. Они приобретают созидательную мощь, только когда писатель связывает их с самыми главными проблемами, которые занимают его страну, когда воплощает их в светоносной глубине языка, созданного нашим народом, за его тысячелетнюю православную историю.
Православная мораль отвергает все варианты неполноты и неисправности служения независимо от того, в какой области – церковной, государственной, литературной – осуществляется оно, и достижение идеала, попытка идеального осуществления заложенных в человека способностей является тем знаком, по которому определяется правильность избранного пути.
Творчество в православии – это всегда попытка нарисовать и постигнуть созданный Богом мир. Самая важная и самая интересная для писателя тема – тема спасения человеком своей души.
Это и следует назвать православным реализмом – художественным методом, совмещающим познание мира и спасение собственной души. Этим художественным методом и пользовались, порою сами того не сознавая, гениальные русские писатели, в этом методе и достигало их творчество наиболее полного и яркого результата.
И, напротив, если писатель не разделял принципов православного реализма, то в его творчестве всегда обнаружится стремление осмеять Божий мир, попытка разрушения его. Сатанинская гордыня таких авторов порою начинает заслонять и сам от Бога полученный ими дар…
То, что мы называем православным реализмом, существовало в русской литературе на протяжении всего минувшего тысячелетия, к православному реализму обращались в своем творчестве и сумевшие преодолеть просвещенческую гордыню наши великие классики ХIX века.
Безусловно, что и в ХIХ, и в начале ХХ века литература православного реализма, базирующаяся на православной культуре и нравственности, талантами создателей ее, и массовостью своей не уступала разрушительной литературе, но именно эта разрушительная литература была превознесена литературной критикой и внедрена в сознание миллионов наших соотечественников.
Если на конкретных примерах проследить, как происходило замалчивание и переосмысление произведений, не вмещающихся в прокрустово ложе прогрессивно-демократических тенденций, мы увидим, что русская катастрофа 1917 года последовательно, кирпичик к кирпичику выстраивалась на протяжении многих десятилетий.
Православная литературная критика могла противостоять этому, но ни церковная общественность, ни государственные идеологи не посчитали необходимым заниматься организацией подлинного противостояния Белинским, Добролюбовым, Писаревым, и в результате, по сути, произошло духовное оскопление русской литературы.
Сергей Есенин говорил, что мало написать, нужно, чтобы тебя услышали.
Увы…
Не услышали Чехова, не услышали Лескова, не услышали Достоевского, не услышали Гоголя, не услышали даже зрелого Пушкина…
Если мы искренне заинтересованы в возрождении России, мы должны обратить внимание и на православную литературную критику, которая способна была бы не только сделать «слышимыми» литературные произведения, отвечающие принципам православного реализма, но и выработать сами эти принципы.
Очевидно, что литературная критика, как школа православного мышления, должна быть возрождена на страницах русских патриотических журналов, если это действительно русские, действительно патриотические журналы.
С каждым годом все очевиднее становится, что наиболее ярким и значительным представителем школы православного реализма во второй половине двадцатого, а, может быть, и во всем двадцатом веке был Николай Михайлович Рубцов.
В своих книгах, посвященных Николаю Рубцову, я подробно рассматривал, как шло воцерковление Рубцова не через храм, а через русский язык и русскую культуру, я подробно анализировал особенности поэтики Рубцова.
Не буду повторять уже многократно сказанного в этих книгах, скажу о другом.
Сейчас консерваторы и реформаторы, государственники и либералы – все озабочены поиском некоей русской национальной идеи.
Предлагаются самые нелепые направления поиска ее, многочисленные суррогаты и подделки, не способные ни объединить, ни воодушевить наш народ.
И все это в то время, когда еще митрополит Иоанн ясно и четко сказал, что «всем, кто любит Россию, пора прекратить поиски какой-то «современной русской идеологии», искусственное конструирование идеологических и мировоззренческих систем для русского народа…
«Русская идея существует в неизменной своей нравственной высоте и притягательности; она пережила века, смуты, войны, революции и «перестройки» и не нуждается в замене или поправках, так как в основе ее лежит абсолютная праведность Закона Божия и Его святых заповедей».
Возвращаясь к творчеству Николая Михайловича Рубцова, мы можем с полной определенностью сказать, что его поэзия и является наиболее полным и глубоким художественным воплощением той русской идеи, о которой говорил митрополит Иоанн.
Николай КОНЯЕВ