В этот день дарили подарки, вспоминая о дарах волхвов, устраивали праздничный стол в связи с окончанием поста и наступлением святок, ходили в гости, пели колядки - славили родившегося в мир Спасителя. Так как не только Церковь, но и все общество в то время жило по юлианскому календарю, Новый год приходился на святки, и никакого противоречия не возникало.
После октября 1917 г. все религиозные праздники, в том числе и Рождество, были запрещены. Причем наказание могло последовать не только за посещение богослужения, но и за безобидную рождественскую елку в доме. Только в конце 30-х годов государство позволило своим гражданам устраивать праздник теперь уже в новогоднюю ночь, которая по новому, григорианскому календарю предшествовала Рождеству и приходилась на разгар Рождественского поста. С точки зрения здравого смысла традиция эта была совершенно искусственной - с таким же успехом можно праздновать и начало месяца или недели. Но за годы существования советской власти люди, далекие от Церкви, привыкли к этому празднику.
Безусловно, что почти все сегодняшние церковные люди родом из советского детства и также привыкли к Новому году. Но, придя к Богу, приняв для себя традиции, которыми Церковь живет на протяжении столетий, ни один верующий человек - взрослый или ребенок - не променяет Рождество Христово на Новый год.
Церковь вообще никого не принуждает праздновать или не праздновать, поститься или не поститься. Почему такая обида возникает у светских людей, когда им кажется, что Церковь отнимает у них Новый год, предлагая взамен Рождество? Да потому, что многие люди даже не пытаются понять суть Рождества Христова. Им кажется, что праздник, само ощущение полноты бытия может быть связано только с боем курантов, салатом оливье и брызгами шампанского. Но почему же, проведя полдекабря в беготне по магазинам, заготовке продуктов, люди не испытывают настоящей радости? Бой курантов, пробки шампанского…, а наутро болит голова, на сердце пустота, и нет никакой сказки? Да потому что в Новом годе нет стержня, нет глубокой истины. Доказательством тому служит огромное количество спиртных напитков (и отнюдь не шампанского), которое выпивают в нашей стране в праздничные дни. Ведь когда есть настоящая радость, ее не надо искусственно подогревать.
А в Рождестве Христовом эта истина и глубина, эта радость есть. Так, может быть, стоит попробовать оставить советские предрассудки и приобщиться к настоящей традиции нашего народа, а Новый год воспринимать как тихий семейный праздник, некую подготовку к Рождеству? Или, по крайней мере, перестать недоверчиво смотреть на тех, кто эту традицию для себя уже нашел.
Еще недавно не только дети, но и взрослые с удовольствием и с особой тщательностью выбирали подарки для дорогих людей. Нередко делали их своими руками, чтобы выразить тем самым заботу и любовь. А сегодня мы идем в магазин, покупаем там открытку с плохо рифмованными стихами, абсолютно ненужный сувенир - символ года и отправляемся «радовать» близких. А наши близкие потом ломают голову, что делать с целым стадом коров, лошадей или стаей змей, которые скопились от заботливых родственников. И это называется милый обычай дарить подарки? А в выигрыше остаются только продавцы этих поистине бесполезных вещей.
Почему же мы настолько падки и на все иностранное? С Запада приходит день неведомого нам святого Валентина, и мы забываем своих святых подвижников. У китайцев наступает Год синей обезьяны, и русским людям опять же нечего хранить, кроме китайских народных традиций. Кого ни спроси, Евангелие мало кто читал, а гороскопы - каждый. Мы готовы перенять все праздники Запада и Востока, заставить квартиру изображениями свиней и крыс, но когда дело доходит до серьезных вопросов, до христианских традиций, и пальцем не пошевельнем, чтобы открыть для себя что-то новое. За каких-нибудь пять-десять лет о дне влюбленных узнали даже дети в детских садах, а Рождество Христово на протяжении 20 лет после освобождения Церкви, увы, все еще праздник, который «не стал для нас родным и близким».
И это большая наша общая беда. Это предательство по отношению к нашим традициям, предкам, к самим себе, наконец.
Почему же мы готовы всё забыть и перечеркнуть? И о каком же возрождении русской нации тогда можно вести речь?
Игумен ПАХОМИЙ (Брусков)