Сила русского духа. К 10-летию подвига

– В Комиссии лежат сотни дел, которые требуют своего рассмотрения, и это процесс долгий. Однако то, что Комиссия сочла предоставленные ей сведения недостаточными для канонизации, не означает, что вопрос закрыт навсегда. И людям, которые меня спрашивают, в чем задержка, я отвечаю, что, к счастью и к сожалению, этот процесс не быстрый и не механический. К счастью – потому что такие вещи быстро не решаются, в Церкви ничего не решается поспешно. К сожалению – потому что если бы от меня, грешного, здесь что-то зависело, то я бы постарался канонизацию Жени ускорить, насколько это возможно, поскольку его подвиг, как некий кристалл, который вбирает в себя свет, освещает правильное понимание того, что вообще происходит в Чечне.

Его прославление как святого, его икона оказали бы очень сильное воздействие на наших воинов. Хотя, конечно, мы его и сейчас прославляем – просто как человека, совершившего подвиг. И в Чечне многие совершают подвиг. Вот воин Александр собой заслонил командира – это совершенно христианский подвиг. И я верю, что он в Царствии Небесном и достоин прославления. Немногим людям удалось душу свою так конкретно положить за друга, за командира.

И подвиг Жени Родионова тоже абсолютно хрестоматийный: человеку предлагают принять ислам, а он отказывается и идет на смерть. Как замечательно, что в наши дни это возможно. Когда я вижу его фотографию, у меня слезы выступают, для меня он как ангел. Молодой мальчик, всего девятнадцать лет, и в то же время в нем такая дивная, непоколебимая твердость!

Я верую и исповедую, что Евгений Родионов совершил подвиг, достойный канонизации. Я счастлив, что именно наш Отдел собирал материалы к его прославлению. Но как только мы подали документы в Комиссию по канонизации, на этом функции нашего Отдела закончились. Почему? Далее уже действует Комиссия. До этого Отдел подвел итог тому, что происходит в церковном народе: во-первых, подвиг получил широкую огласку, во-вторых, возникло стихийное почитание.

К нам в Отдел были, не скажу сотни, но десятки обращений из разных мест от разных людей по поводу канонизации Жени. Отдел обязан реагировать на то, что присылается в канцелярию, – и мы среагировали. Наиболее близко общающиеся с Любовью Васильевной Родионовой сотрудники собрали все материалы. Сам я не имел возможности их полностью исследовать, но с Любовью Васильевной я знаком давно, она десятки раз ездила в Чечню и награждена за свою деятельность Святейшим Патриархом Алексием орденом Русской Православной Церкви. Она воцерковлена – хотя понятно, что процесс воцерковления бывает разной глубины, но она исповедуется, причащается и соблюдает посты. Ее социальная помощь нашим воинам и русскому населению, оставшемуся в Чечне без призора, имеет огромный масштаб. Отдел старается этому содействовать, у нас на приходе было собрано несколько караванов с гуманитарной помощью, и Любовь Васильевна организует ее отправку и передачу в Чечне, ее там знают, она человек очень энергичный и многого может добиться.

Как свидетельствовал Высокопреосвященнейший митрополит Иувеналий, глава Комиссии по канонизации, когда он приступал к исследованию жизни Царственных страстотерпцев, у него мнение было одно, а когда исследование было завершено, он стал их почитать, он их полюбил, он уверовал в их святость. Нечто похожее и у меня произошло с Женей. И для многих, кто стал вникать в его жизнь, Женя Родионов сделался близким человеком, они начали его почитать. Такое стихийное почитание возникло во многих местах, например, на Балканах он очень известен.

Задача Отдела – духовное окормление армии, и, проявляя это попечение, мне бы хотелось, чтобы Евгений Родионов был прославлен, в нашей работе это бы очень помогло. Но раз такой важный человек, как отец Максим Максимов, считает, что нет оснований для канонизации, я умолкаю. Есть определенный порядок, который мы не собираемся нарушать, как-то торопить, катализировать, стимулировать процесс канонизации. Это как в случае, когда человек желает послужить Церкви в священном сане – он подает прошение правящему архиерею, и его функция на этом выполнена; дальше уже святительская воля и Господний промысл вступают. Так же и здесь: мы сделали все, что могли, а дальше действовать Господу. Все может измениться: и состав Комиссии будет меняться с годами, с десятилетиями; и процесс почитания Евгения, безусловно, будет шириться.

Есть много канонизированных святых, особенно древних, которых мало кто знает, и даже после канонизации никакого реального почитания их не возникает, и имена их известны только специалистам. А Женю Родионова знают миллионы. Тем не менее я отрицательно отношусь к тому, чтобы выносить иконы Евгения Родионова на крестные ходы или ставить их в храмы. Мы должны действовать в рамках благословения священноначалия. Пока прославления не было, все это преждевременно. Тем более что иконы эти какие-то доморощенные, они некоторым образом профанируют уже для многих ставший светлым образ. Этого не должно быть. Но в силу «духа революции», который веет над нами, люди как-то не понимают, что Церковь имеет иерархическую структуру, которую установил Сам Господь. На примере наших братьев-протестантов видно, до какой анархии – и догматической, и канонической – можно дойти. Если мы пойдем этим путем, то снесем все и вся. Ведь наша иерархия держится нашей верой, мы подчиняемся ей добровольно, у нее нет никаких инструментов подавления нашей воли. По словам апостола Павла, в Церкви все должно быть благоговейно и по чину – и я этот апостольский призыв поддерживаю. Конечно, может быть разномыслие, но конфликтов и расколов среди христиан быть не должно.

Тем не менее я понимаю, что эту стихию вогнать в рамки церковной дисциплины сложно, и с этим приходится мириться. Вот недавно произошла канонизация Царственных страстотерпцев, а ранее – отца Иоанна Кронштадтского. А у меня, например, еще до прославления отца Иоанна в России, с тех пор, когда его только за рубежом прославили, дома висела его бумажная иконочка. Я знаю, что у Святейшего Пимена тоже в кабинете висел портрет отца Иоанна. Так что если у кого-то в кельях присутствуют изображения Жени, то это вполне допустимо. Но выносить эти изображения на улицу или в храм прежде-временно и излишне. Мы можем пока молиться о нем на панихиде – это столь же великое богослужение, как и молебен. В моем личном восприятии Жени его канонизация немного прибавит, но я еще раз подчеркиваю, что церковной миссии в воюющей армии она поможет. («Церковный Вестник»,
№ 4, 2004 г.)

- Каким Вы запомнили его?

- Очень тихим, скромным, собранным, исполнительным.

- У Вас работало много молодежи?

- Да, много.

- Он любил веселиться, компании этих ребят, сверстников?

- Нет. Женя этого как-то сторонился. Он был другой, чем многие его возраста. Не таким, как большинство.

- Каким?

Пауза. Собеседница не может сразу подобрать слова. Потом отвечает:

- Женя был живым, как и другие его погодки, общительным, доброжелательным со всеми. И, в то же время даже среди группы своих сверстников, друзей он был как бы в стороне от них внутренне. Был все время как бы сам в себе. Сосредоточенным на чем-то своем.

- Он на фабрике был хорошим работником?

- Да, очень хороший! Аккуратный, исполнительный. За такое усердие он был переведен из подготовительного цеха на отделочные работы - клейку и подгонку поролона на каркас мебели. Это – особая работа. От нее очень многое зависит. Весь вид изделий мебели составляется, главным образом, от этой операции. Если форма поролона плохая, он приклеен небрежно, неаккуратно, то все изделие, труды многих мастеров - «на смарку», пропали. Можно сказать, что это важнейшее звено в мебельном производстве. От него зависит если не все, то очень многое. И вот на этом ответственном месте работал Женя. Такое было оказано ему доверие руководством.

- В армию он уходил от Вас?

- Да, я выдала в последний раз его трудовую книжку.

- Какие были чувства?

- Жалко было с ним расставаться. Что греха таить? Немного теперь среди молодежи таких добрых и трудолюбивых парней. Все с ним с сожалением прощались. Такое нечасто бывает. Любили его немногословного, тихого, но очень доброго.

- Он говорил что-нибудь на прощание?

- … Нет. Скорее я его спросила: «Женя, после армии ты вернешься к нам, сюда?»

- И что он ответил?

- Ничего. Пожал неопределенно так плечами, и все. Поблагодарил и пошел. Я вслед ему крикнула: «Ты возвращайся к нам, Женечка! Мы будем ждать тебя!» Он обернулся, чуть улыбнулся так… неопределенно покивал головой. То ли пообещал, то ли, скорее всего, поблагодарил за приглашение. Все вроде бы «как положено», как у всех всегда при таких расставаниях. Хорошо, душевно, обычно, но … чувствовалась какая-то особость, значимость момента. Чувствовалось, что мы уже не встретимся. Что мы… как бы стоим по разные стороны невидимой черты. Расстаемся навсегда…

Теперь я уверена в том, что он предчувствовал, каким-то своим чувством, нутром, подсознанием, духом своим знал, что уже не вернется к нам всем. Точнее, тогда я не осознавала конечно, отдаленно только могла почувствовать, что он уже не с нами, он избран Кем-то для очень важного. Это уже другой человек. Вот это его неожиданно явившееся величие, вдруг незнакомость, меня тогда, помню, удивили. Это уже был одновременно и не Женя, а какой-то другой человек, значительный, внушающий даже некоторый страх, робость.

- Вспоминаете о нем?

- Еще бы! Часто. У меня и муж, директор той бывшей Подольской мебельной фабрики, тоже ведь –Евгений. Благодарны мы очень судьбе, что знали, видели, работали с Женечкой. Он многому нас научил. В человеческом плане.

Если бы не он, мы бы его не знали, в особенности его подвиг – сильный урок для нас всех. Мы даже не смогли бы пережить банкротство, закрытие фабрики, развал всех наших дел. Женю Бог нам послал, привел к нам на фабрику. Он явился для нас Божиим предупреждением. Мол, «не держитесь вы за тленные устремления: доходы, приобретения, деловые успехи… Не убивайте из-за них в себе главное, вечное… Душа – важнее всего!..». Он укрепил нас и в связи с Церковью. Мы и до этого были прихожанами. Храм большой восстановили. После же того, что произошло с Женей, мы окрепли более, особо уверились в Боге, что Он – Основа всего.

Женя научил нас быть собранными внутри, строгими к себе, к своим поступкам, жизни.

- Согласитесь, не только для Вас, Вашей семьи он приходил в этот мир. Но и для всех нас, русских. Он был среди нас для того, чтобы укрепить в эти смутные, безумные времена. По всей видимости, перед очень большими испытаниями для нас. Особенно для того, чтобы поднять дух в молодежи нашей, которую сильно зажали в диавольские клещи разложения, безнадежности, безверия, злобы.

- Да, конечно. Им он особенно нужен. Детям нашим, у которых отняли все духовное, положительное. Недавно, перебирая старые деловые журналы, я нашла последнюю Женину подпись. При получении им трудовой книжки от меня. Тогда, когда он уходил от нас в армию, он и расписался в журнале о получении своей книжки для военкомата. Расплакалась, глядя на этот его автограф. Живой ведь тогда еще был, когда расписывался!..

Поправляю собеседницу:

- Он теперь всегда живой. «У Бога все – живы», говорит Писание. А мученик Евгений – в особенности!

- Да,- соглашается она. – Я имею в виду только то, что по жизни, в реальности. Вот он стоит, рядом и … теперь вот не его с нами. Где он?..

- На Небе, где же ему быть, за его подвиг верности Спасителю.

- Да. Это конечно. Только вот рано. Не положено так по-нормальному-то. Он нам в дети годится, а его уже нет с нами… раньше нас ушел. Каково это матери-то особенно?.. Любови Васильевне.

- Ей тяжело досталось… Как никому, – вздохнув, соглашаюсь с ней. – Только у Бога Свои Сроки. Свой замысел о каждом из нас.

- Наверное, – согласно кивает головой Наталья Ж.

Слушая собеседницу, я утвердился вновь в том, что подвиг, как все наизначительнейшее в этом мире, не возникает «из ничего». Он готовится, собирается, зреет и… совершается.

Рассказ бывшего заместителя той мебельной фабрики, на которой перед армией работал Евгений Родионов, подтверждает это.