У каждого народа есть собственный, свойственный только ему образ мыслей, совокупность умственных навыков, духовных, нравственных установок. По-ученому это называется менталитетом. И в этом нет ничего странного. Все народы Земли не лучше и не хуже друг друга. Просто они – разные.
Мы не исключение. И если говорить об уже порядком надоевших рассуждениях о нашей «загадочной русской душе», то мы действительно немало отличаемся от других народов. У нас – «особенная стать», как сказал поэт. И это не просто литературный образ или вычурная «фигура речи», а выработанный особенностями нашей истории особый народный, национальный характер.
Если в делах мирных надо еще копаться и копаться, чем же мы отличаемся от остальных «языцей», – дрова колем совсем не так, как на Западе, сено иным способом косим, печи в избах иначе складываем, на балалайках почему-то играем, – то на ниве ратной мы решительно не походим на иных «разных прочих». У нас есть нечто исключительное, о чем и хотелось бы сегодня порассуждать.
В мировой истории было так, что под ударами иноземных завоевателей одни народы покорялись им по причине своей слабости или явного превосходства противника; другие погибали в неравной борьбе – как маовитяне, ассирийцы, гиксосы, арамейцы, прусы; третьи бросали свои земли и рассеивались по миру… Мы – четвертые, т.е. относимся к числу тех, кто в жесточайшей борьбе на протяжении всей своей истории отстаивал свою независимость невзирая на соотношение сил и на то, что помощи в этом противостоянии нам ждать было неоткуда. Нас никому так и не удалось уничтожить, хотя охотников до этого было хоть отбавляй – от ливонцев и шведов до ордынцев и турок, от поляков и литовцев до французов и немцев. И зададим сегодня нашим соседям по планете вопрос: вы что-нибудь слышали о «русских беженцах», которые устремлялись бы спасаться у вас под напором иноземных захватчиков? Ответ прост: русские никогда и ни от кого не бегали. «С родной земли умри, но не сходи!» – это был не только боевой клич Александра Невского, но и констатация факта – да, мы именно вот такие. Кто, как не мы, вместо того чтобы превратиться в изгнанников, в течение двух с половиной веков под давлением татаро-монголов держали спасительный щит перед отказавшейся нам помогать неблагодарной Европой?
В чем же неразгаданная наша тайна? Она, конечно же, есть. Это наше русское мистическое отношение к смерти. Мы – совсем другие по сравнению со многими шедшими на нас противниками. Русский человек издревле в бой шел, как на смерть. Не в фатальном, безысходном, а в высшем, священном смысле этого слова. Встав на защиту родной земли, он сознательно готов был отдать за нее жизнь. Отсюда и этот исторический, чисто русский ритуал перед битвой. Это и переодевание в чистые рубахи, и братские объятия с товарищами по оружию. А многие вообще снимали доспехи и шли в бой в этих самых рубахах – чтобы и рука шире размахнулась, и плечо «раззуделось». Эту особенность русского национального характера хорошо подметили даже те, кто вдохновлял его на братоубийственное гражданское противостояние.
«Смело мы в бой пойдем за власть Советов и как один умрем в борьбе за это!» – распевали тогда. И как-то невдомек было, какой же смысл борьбы «за это», если все как один умрут за него. Просто такое было в характере русских, и этим нельзя было не воспользоваться.
Если задать себе, да и всем остальным людям вопрос, в чем же высокий подвиг нашего человека на войне, то на него можно найти только однозначный ответ: это готовность достойно «отдать жизнь за други своя». И чтоб при этом тебя видели твои товарищи, и чтоб не стыдно было перед ними в твой смертный час. «На миру и смерть красна» - родившись в глубине веков, идет с нами по жизни эта чисто русская поговорка. Особенно ярко проявилось народное подвижничество и самопожертвование во время Великой Отечественной войны. Вот что рассказывал прославленный маршал К.К. Рокоссовский:
В самый разгар сражений кому-то в высшем штабе РККА пришло в голову изменить тактику «окопной войны» на фронте. Верховному Главнокомандованию непрерывно докладывали о больших потерях наших войск из-за «линейной тактики» обороны, заимствованной еще из Первой мировой. В отрытых «по линейке», хотя и с зигзагами, траншеях бойцы, припавшие к брустверу во время стрельбы по противнику, несли большие потери от залетавших в окоп мин, бомб, снарядов – одним взрывом поражало сразу несколько человек, а то и целое отделение, взвод. Решено было перейти к тактике отрывания не траншей, а индивидуальных ячеек для каждого бойца, которые соединялись бы по фронту ходами сообщения. В этом, разумеется, были своя правота и свой резон военных специалистов. Но… без учета «общинного» национального характера русских, которые в бою привыкли чувствовать локоть товарища, а если и смерть принимать, то не в какой-то индивидуальной норе, а рядом с ними, на виду у всех.
– Я сам пробовал испытать ощущение солдата, находящегося в такой вот ячейке, – рассказывал маршал. – Пробыл там во время боя несколько часов с винтовкой, и стало не по себе: стреляешь в сторону противника, а товарищей не видишь. И чувствуешь себя одиноким, словно отрезанным от своих. Ничего у нас с такой попыткой «уменьшить потери» не вышло, – подчеркнул Константин Константинович, – пришлось отказаться от этих штабных нововведений…
Проникся, выходит, замечательный полководец и обрусевший поляк Константин Рокоссовский особенностью русского национального характера!
Так уж получилось в нашей истории, что главным мерилом бойца на войне стало не количество врагов, зарубленных в битве, павших от выпущенных стрел, сраженных им картечью из пушки, не число подбитых танков, сбитых самолетов, потопленных кораблей. Кто-то сказал: «Есть положения, из которых нет выхода, но нет положений, из которых нельзя было бы выйти с честью». И это – умение достойно принять смерть, коль иного выхода уж и впрямь нет. И тогда воин совершает подвиг, который для многих поколений людей станет символом стойкости и героизма. Даже в «похоронках» с фронта, этих казенных трагических документах, родным солдата неизменно писали: «пал смертью храбрых». Это было хотя и стандартной, но совершенно точной и возвышенной формулировкой – потому что пасть иначе за Родину просто нельзя. Вы заметили? – в основном только о погибших героях люди слагают легенды. Будь то сказание о Евпатии Коловрате, Александре Пересвете, о Чапаеве или «матросе Железняке», Николае Гастелло, Викторе Талалихине, Зое Космодемьянской. Мы не рассматриваем здесь «социальные корни» подвига. Мы – о поведении русского человека в бою, его национальном менталитете, о его боевой стати, если хотите.
И тем сильней нападки наших прозападных СМИ именно на таких вот героев. Штатные «клеветники России» идут при этом на откровенный подлог – высокие понятия подвижничества, самоотверженности подменяют торгашескими подсчетами: а кто из них и что именно сумел совершить? Подумаешь – лег на амбразуру! Да скорее всего споткнулся. Пошла, видите ли, на разведку в деревню да попалась врагу, а в чем же ее героизм?
Но как раз именно с Зоей Космодемьянской переоценщикам истории Великой Отечественной особенно не повезло. Потому что у убитого немецкого офицера были вскоре найдены «любительские» снимки, от этапа к этапу, от кадра к кадру отражающие мужественную смерть героической дочери России. Попробовали бы вы идти босиком по снегу после зверских пыток с гордо поднятой головой на казнь. Попробовали бы, не ежась, стоять под петлей на эшафоте. Попробовали бы вы обратиться к согнанным на место повешения жителям со словами, в которых столь пророчески прозвучали бы заверения, что «скоро придут наши», что мы все равно победим…
И все это – голосом звонким и бодрым, который так хорошо запомнили люди русской деревни Петрищево. Даже представить себе в фантастическом сне невозможно, чтобы вы, критиканы, были способны на нечто подобное.
Отношение к смерти у русского человека – своей или противника – всегда было религиозно-мистическое, даже вне зависимости от того, верующий он или атеист. Иными словами, воинов наших нельзя разделить «по церковному признаку». Их вера в правоту своего дела исходила на них сверху и живет в их душах независимо от собственного сознания. Это пришло генетически от наших предков, и этой вере никогда и никуда не уйти. В самопожертвовании воина, готовности умереть за Родину есть радость от сознания того, что этим он спасает свою землю, родных и близких. А в уничтожении врага он испытывает только удовлетворение. Ненависть к врагу наш человек способен нести в сердце лишь до того момента, пока перед ним действительно враг – вооруженный, сражающийся. Но если он повержен, в русском человеке над всеми чувствами берет верх православное милосердие.
«Гитлеры приходят и уходят, а Германия, народ немецкий остаются». Эта поистине христианская формула станет потом основой всей послевоенной политики союзников в отношении поверженной Германии. Хотя наши тогдашние западные цивилизованные партнеры по антигитлеровской коалиции, обуреваемые запоздалой ненавистью к противнику, требовали и разделить поверженную страну на отдельные «земли» (знакомо по сегодняшнему дню – на этот раз в отношении России, не правда ли?), и стерилизовать немцев, и просто уничтожить их как нацию.
А наши? Кто не знает, что как только советские войска вступили в 1945 году в Германию, чье воинство оставило за собой на нашей земле горы трупов, тысячи сожженных городов и сел, незлобивые солдаты наши расставили полевые кухни на улицах немецких городов – чтобы накормить их голодающих детей, хотя свои собственные голодали в это время не меньше. Давайте спросим и себя, и всех в этом бренном мире, а какой еще народ, если бы ему довелось хлебнуть от немцев столько бед, как нашему, поступил с ними вот так, как мы?
Ненависть, в себе культивируемая, – это самосожжение. Недаром Христос даже призывал «возлюбить врага своего». Каюсь, только недавно до меня дошло, что тем самым Господь как бы предостерегал нас от всяких послевоенных синдромов. Возвращающаяся к Богу Россия вполне усвоила эту заповедь. Пришедших с фронтов Великой Отечественной солдат наших не требовалось подвергать никаким «реабилитациям» – они остались нормальными людьми, сменившими «меч на орало». А вот американцы это усвоить так и не могут – живут с синдромом Хиросимы и Нагасаки (зачем было уничтожать мирное население уже побежденной страны? Известно, что летчик, сбросивший первую атомную бомбу, окончил свою жизнь в психиатрической больнице), не могут избавиться от синдрома «вьетнамского» (зачем было сжигать напалмом мирные деревушки вместе с их жителями?), от синдрома «иракского» (зачем надо было вообще лезть в эту страну?).
Лицо неугасимой ненависти страшно. Она испепеляет души, ожесточает сердца. Здесь хочется привести сцену из книги известного писателя-воина Виктора Николаева «Из рода в род». Речь идет о жестокой межэтнической войне 1989 года в тогда еще советском Коканде Узбекской ССР.
«По арыкам Коканда текла кровь. Без конца слышались выстрелы. На воротах некоторых домов торчали отрезанные головы турок-месхетинцев. Самые жестокие схватки происходили в районе хлопкозавода. Старший лейтенант Ольхов, пробившись к нему со своим отрядом, оказался в самом центре боя. Под брюхо его БТРа моментально забилась семья турок-месхетинцев, отбиваясь от узбеков ногами. В них летели бутылки, стальные заточки, гвозди. Пожилая турчанка накрепко прижимала к груди убитую внучку. Окружившие БТР молодые разъяренные узбеки орали:
– Русский! Адай ихь нам… адай, а то тибя изрежимь. Ви ни знаити, ани вирезали узбецкий децкий сад…
Такой вид взаимной ненависти особенно страшен. Он – в род и в потомство, и ему не видно конца. Фонтаны этой ненависти и сегодня вздымаются на наших глазах. Это смертники-террористы и взрывы в автобусах, школах, жилых домах. Это нападения чеченских боевиков на селения, где живут люди другой национальности, другой веры. Это поджигательские толковища по СМИ о «русском фашизме», очередных «новых волнах антисемитизма», об исламских требованиях «убрать православные символы с Государственного герба России»…
И все же наши силы неодолимы. Волею Божией в нашем народе смыкаются Воинство Небесное и земное. Мы это чувствуем и с этим живем. Стоит кому-то кощунственно заговорить о нашей слабости, как встают за правое дело наши Герои – будь то псковские десантники, Христов воин Евгений Родионов, угодная Богу подвижница Ольга Романова…
В любом случае мы – победим!
Валентин НИКОЛАЕВ