Обращаешься к литературе, находишь Ивана Шмелева, Бориса Зайцева, Сергея Максимова – недостатка в описаниях нет. А уже если посчастливится отыскать описание путешествия на остров святителя Игнатия Брянчанинова в 1846 году – погружаешься в мир загадочный, страну таинственную, манящую… Шагнем и мы во след святителю.
«Остров Валаам, бесспорно, живописнейшее место старой Финляндии. Он находится на северной оконечности Ладожского озера. Подъезжаете к нему – вас встречает совершенно новая природа, какой не случилось видеть путешествовавшему лишь по России: природа дикая, угрюмая, привлекающая взоры самою дикостию своею, из которой проглядывают вдохновенные, строгие красоты. Вы видите отвесные, высокие, нагие скалы, гордо выходящие из бездны: они стоят, как исполины, на передовой страже. Вы видете крутизны, покрытые лесом, дружелюбно склоняющиеся к озеру. Тут какой-нибудь пустынник вышел с водоносом в руке почерпнуть воды, и, поставив на землю водонос, загляделся на обширное озеро, прислушивается к говору волн, питает душу духовным созерцанием. Вы видите ограждённые по всюду гранитными, самородными стенами заливы, в которых спокойно дремлют чистые, как зеркало, воды, в то время как в озере бушует страшная буря…
Перед вами – обширный монастырь на высокой, длинной, гранитной скале, как легкое бремя на плечах гиганта. Скала прежде покрывалась беловатым мхом. Монахи очистили мох; теперь гранит свободен от седин, висевших на смуглом челе его; он величественен и грозен в обновлённой юности и наготе своей. Из трещин скалы выросли липы, клёны, вязы; по скале вьётся плющ, а под скалой разведён фруктовый сад, над которым колеблются и шумят зеленеющие вершины дерев, как бы готовых низринуться на сад, но удерживаемых далеко ушедшими в скалу корнями. Разительная, великолепная картина! Как приятно видеть селение человека, его руку, клочёк земли, политый его потом, украшенный его трудами, среди огромных масс дикой, могучей природы!…
Основание и существование монастыря Валаамского с достоверностью относится к глубокой русской древности: к такому заключению приводят некоторые исторические факты. Преподобный Авраамий, основатель и архимандрит Ростовского Богоявленского монастыря, пришёл ещё язычником в Валаамскую обитель в 960 году после Рождества Христова, там крещён и пострижён в монашество, - о чём можно справиться в Словаре Российских святых. – «В Софийской летописи сказано: «Лето 6671 (1163 после Рождества Христова) обретены были мощи, и перенесены преподобных Отец наших, Сергия и Германа Валаамских», - что согласуется с Рукописным житием святого Авраамия Ростовского. – «Другой летописец упоминает, что в 1192 году игумен Мартирий построил каменную церковь на Валаамском острове. Местное предание, подкрепляемое этими и подобными им скудными, до нас дошедшими сведениями, признает преподобных Сергия и Германа греческими иноками, современниками Равноапостольной великой княгини Ольги…
Валаам назначен, освящён в место Богослужения как бы самою природою. Предание древнее, но, кажется, имеющее основание, говорить, что в то отдалённое время, как страна эта была во мраке язычества, здесь совершалось поклонение кумирам. Когда взглянешь на эти тёмные, глубокие воды, на эти тёмные, глухие леса, на эти гордые, могучие скалы, на всю эту величественную картину, беспрестанно изменяющуюся и беспрестанно живописную; когда прочитаешь в ней глубокое поэтическое вдохновение, сравнишь с роскошною местностию Валаама скудную местность окружающей его Финляндии, - скажешь: «Да, здесь должен быть жестокосердный и воинственный скандинав изменять свои бранные, суровые думы и ощущение на благоговение; здесь должна была душа наполняться всем, что возносит душу человеческую к высшим ощущениям, доставляемым религиею». То же предание приводит сюда святого Апостола Андрея, пришедшего, по сказанию Нестора, из Киева в Новгород, и путями морскими возвратившегося в южную Европу, где в Ахаии ожидал его венец мученический. Оно говорит, что Апостол по реке Волхову достиг Ладожского озера, чрез озеро достиг Валаама, обратил в христианство жрецов, обитавших на нём, и основал Церковь христианскую. Это предание называет Сергия спутником Апостола, а по отшествии его, наставником этих стран в христианстве…
Богослужение отправляется по церковному уставу: состоит из утрени или всенощной перед праздником, двух литургий – ранней и поздней, вечерни и правила, которое совершается после ужина и заключается в чтении молитв на сон грядущим, помянника и в нескольких поклонах. Напев употребляется знаменный, или так называемый столбовой, - старинный русский. Тоны этого напева величественны, протяжны, заунывны; изображают стоны души кающейся, воздыхающей в стране своего изгнания о блаженной, желанной стране радования вечного, наслаждения чистого, святого! Эти самые тоны, а не иные, должны раздаваться в той обители, которой самые здания имеют образ темницы, назначенной для рыданий, для плача о своём плене, для дум глубоких, для размышлений о вечности. Эти тоны – в гармонии с дикою, строгою природою, с громадными массами гранита, с тёмным лесом, с глубокими водами. Эти тоны то тянутся плачевно, тоскливо, как ветер пустынный, то постепенно исчезают, как эхо среди скал и ущелий, то гремят внезапно. Они с тихою скорбию приносят жалобу на греховность, выражают томящую и снедающую скорбь по причине греховного бремени, то как бы от невыносимой тяжести этого бремени, от ударов греха начинают вопиять и призывать помощь неба: тогда они гремят! Величественное «Господи помилуй», подобно ветру пустынному: так оно плачевно, умилительно, протяжно! Падший человек ощутил при помощи уединения и самовоззрения своё падение, увидел его в себе, убедился в нём и предался непрестанному стенанию в надежде помилования. Песнь «Тебе поем» оканчивается протяжным, переливающимся звуком, постепенно стихающим, теряющимся незаметно под сводами храма, как теряется эхо в пространстве воздушном. Когда же братия запоют на вечерне: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя», то звуки сперва как-бы исходят из глубокой пропасти, потом с быстротою и громом исторгаются из неё, несутся к небу, несут туда мысль и желание, пламенные как молния: тогда они гремят! Художник найдёт в пении Валаамском много негладкостей, недостатков в исполнении, он же и признает в нём полное преобладание благоговения и набожности, необыкновенную энергию, которая и умиляет, и потрясает душу. Здесь всё должно быть важно, грандиозно. Всё весёлое, лёгкое, игривое показалось бы страшным, уродливым. Не устрашитесь от этого сказания правдивого. Не подумайте, что здесь живёт, может жить только несчастие. Нет! И здесь есть своё утешение: утешение плачущих, возвещённое в Евангелии…
Много в обычаях Валаамского монастыря простоты, патриархальности. Приятно и умилительно отзываются эти обычаи родною нашею стариною, стариною русскою, в которой наблюдатель часто встречает простодушное и священное соединёнными…»