Беседа с Василием Нестеренко, народным художником России, академиком Российской академии художеств
— Василий Игоревич, у каждого человека юбилей всегда связан с осмыслением прошедших лет, достижений, по любому это водораздельный момент, когда человек осмысляет свою жизнь, свое творчество. В связи с тем, что Вы на этих днях отмечаете свой 55-летний юбилей, хотелось бы побеседовать с Вами. Тем более что «Русь Державная» по духу очень близка Вашему творчеству.
Небольшой экскурс в историю. Первый номер газеты появился в 1993 году, в сентябре, когда, как Вы знаете, была сложнейшая ситуация в Москве и в России. Наша духовная близость объясняется еще и тем, что меня на протяжении многих лет связывала тесная дружба с Вячеславом Михайловичем Клыковым, который был не просто художником, а прежде всего патриотом своей Отчизны.
Поэтому первый вопрос будет касаться Вашего участия в воссоздании Храма Христа Спасителя. И еще небольшой экскурс в историю. Вспоминаю, как еще в 1991 году, работая в «Правде», я подготовил специальный выпуск газеты «Правда», который так и назвал: «Храм Христа Спасителя». И Святейший Патриарх Алексий II передал для публикации свою передовую статью, где он говорил о том, что, возможно, наши будущие поколения возродят этот Храм. Но он появился буквально через несколько лет. Это ведь чудо!
И хотелось бы поговорить о Вашем непосредственном участии в возрождении этой святыни.
— Да, если говорить о моем юбилее, об этой выставке, на которой мы находимся и которая посвящена моему 55-летию, хочу сказать, что любой юбилей важен для человека, а для художника, артиста, любого творческого человека — это, прежде всего, должно быть связано с его искусством. Каждый художник должен стремиться, и это часто происходит, встречать свой день рождения, юбилей новыми работами. Я люблю приводить в пример своего старшего товарища — Василия Семеновича Ланового, с кем нас связывала тесная дружба и творческий союз. Где Лановой в день рождения? На сцене Вахтанговского театра. Если юбилей, то это обязательно премьера. Я так же стараюсь юбилеи отмечать новыми выставками. В 50 лет у меня была огромная выставка в большом Манеже. За эти пять лет я сделал достаточно много работ, которые представлены сейчас в Академии художеств. Пять лет. Хотя, конечно, в моей жизни были интересные события, которые остались за пределами этой выставки. Это близкий по времени к нам — храм на Афоне. Храм великомученика Пантелеимона на Старом Русике. Это была грандиозная работа, которая все никак не может у меня уйти из памяти, из сердца. Она всегда будет со мной.
И это Храм Христа Спасителя. Мне посчастливилось его расписывать в 1999 году. Первые конкурсы прошли в 1997 году. Весь 1998 год шли подготовительные работы, когда мы делали в натуральную величину фрагменты росписей храма. Гигантская работа. И сами росписи храма продолжались, я даже помню даты, с 25 апреля по 15 октября 1999 года. Восемь или девять месяцев. У меня четыре огромных росписи. Одна сдвоенная роспись в высоту двадцать три метра — это восьмиэтажный дом. Две росписи по пятнадцать с лишним метров. Это гигантская работа. Я делал одной рукой без помощников-художников.
Но то, что предшествовало Храму Христа Спасителя — это тоже крайне интересно.
Я прекрасно помню то время, когда даже говорить о Храме Христа Спасителя было опасно: могут из комсомола выгнать. Я помню, мы тайком рассматривали росписи храма. Был еще школьником (учился в Московской художественной школе, это в Лаврушинском переулке напротив Третьяковки), и мы тайком, спрятавшись, чтобы никто не увидел, смотрели знаменитый альбом про Храм Христа Спасителя, который был сделан в XIX веке фирмой «Шерер и Ко». Я думал, надо же, какие росписи вообще неизвестные. А было же мнение такое, было всем сказано, что этот храм не имел художественной ценности, поэтому его и взорвали. Я смотрю на это и думаю: как же не имел художественной ценности? Воскресение Христово — двухчастная композиция сложнейшая, как нарисована, как сделана. Свет какой-то в ней. Вот меня именно эта работа восхищала. Мы пересматривали. У кого-то были фотографии с этого альбома. Не сами вещи, которые были в XIX веке сделаны, а фотографии. Я думал: надо же, как интересно. Проходит много лет, и именно эту роспись я восстанавливаю. Именно «Воскресение Христово». «Сошествие во ад» — тоже такой чудесный момент. Я делал диплом в Суриковском институте в 1993–1994 годах. К тому времени наша школа превратилась в лицей и переехала в другое место. В здании школы нам выделили дипломные мастерские. Вот опять Лаврушинский переулок, Замоскворечье, места Шмелева, описаны в его «Лето Господне». Там в то время еще чувствовались остатки роскоши этих маленьких домиков, переулков. И в этот момент начали восстанавливать Казанский собор на Красной площади. Там устроен был туалет на месте алтаря. Чудовищно совершенно вели себя хозяева нашей страны в то время. И вдруг чудо: туалет снесли и стали восстанавливать Казанский собор на Красной площади. И я каждый день ходил из Лаврушинского переулка, а это далеко: через Москву-реку, мимо Кремля, видел, как растет этот храм. Потом купол стали делать. Каждый день он чуть-чуть вырастал. Я думал: может быть, когда-нибудь восстановят Храм Христа Спасителя. В 1994 году храм Казанской иконы Божией Матери, построенный Пожарским, восстановили. И практически сразу стали строить Храм Христа Спасителя. Это было чудо. Но вот это чудо для меня началось с Казанского собора на Красной площади.
И вот этот храм построили, облицевали мрамором. В XIX веке не смогли облицевать: не хватило денег, началась Русско-турецкая война. И так далее. Сейчас сделали все. И вот решили, что он будет белым, то есть чистым внутри. Просто будут значимые какие-то иконы в нижней части, потому что нет таких художников, какие в XIX веке были, чтобы расписать. И это было устойчивое мнение такое.
Вдруг неожиданно, 27 февраля 1997 года, Патриарх Алексий принимает решение, вместе с мэром Москвы Лужковым. Но это решение для Лужкова было неожиданным. Он об этом говорил. Решение принимает Патриарх: восстанавливать внутреннее убранство, мало того, в тех материалах, в которых он был сделан в XIX веке. Были споры: может, мозаики там сделать. Я помню эти споры. Но вдруг такое четкое, ясное мнение Патриарха Алексия. И получилось, что восстановили храм до мельчайших совпадений. Например, мрамор для пола и для стен был взят из тех же месторождений, откуда брали в XIX веке — из тех стран, которые проиграли войну 1812 года (Италия, Франция). Любопытный момент.
Началась долгая череда конкурсов, когда делали проекты в натуральную величину, по 7–8 метров. И уже когда мы вышли на сами росписи храма, то началась совершенно беспрецедентная работа. И видите, нашлись не только художники в наше время, которые могут сделать так, как было сделано тогда, но это еще было сделано в кратчайшие сроки. Если в XIX веке храм расписывался десять лет, трижды снимались леса, чтобы снизу посмотреть, что выходит, как соотносятся росписи разных художников друг с другом, с орнаментом, есть ли гармония, цельность и так далее. У нас не было такой возможности. Все надо было делать, делать и делать. И в этом, конечно, воля Божия и помощь Божия проявились. Для меня как художника было важно, чтобы было ощущение гармонии. А как его достичь, когда не было опыта никакого. Ведь духовная живопись — это направление, в котором был расписан Храм Христа Спасителя, — прекратила свое существование в Советском Союзе вместе со смертью Корина. Если иконопись у нас в каком-то виде была, то духовной живописи не было. И вот, восстанавливая Храм Христа Спасителя, мы восстанавливали и само понятие духовной живописи. Сейчас уже много чего делается, а тогда как? Ведь мы все — советские люди. Меня спрашивают: «А кто расписал Храм Христа Спасителя?». И вот у меня есть ответ на этот счет: его расписали те люди, которые искренне этого желали. Не те, которые своего чего-то искали: каких-то премий, денег, не дай Бог, еще чего-то, а те, кто искренне хотел. Получилось так, что кому давалось многое, не сделал ничего. Бывало так, что кому давалось мало, удавалось больше, и сделали много. Господь Сам, не конкурсы, а вот Господь Сам ввел тех художников, которым предназначено, которые были достойны и хотели или хотя бы стремились к этому. Я видел, как меняются рабочие. У нас работа шла не так, как в XIX веке — в спокойствии. Нет. Там шли строительные работы, визжит какая-то болгарка, снопы искр, лифты ездят. Все что-то тащат, что-то громыхает. Сконцентрироваться было очень сложно. Рабочие менялись. Допустим, на десятый или седьмой день работы очередной строительной бригады, я видел, как меняются эти люди. Они перестают ругаться, становятся совершенно другими людьми, создавая Храм Христа Спасителя. Я уже не говорю о художниках. В конечном итоге сделали только те, кто сам этого хотел и кто просил Бога от души, чтобы ему была дана такая возможность. Это было здорово.
— Да, это целая эпоха нашего Нового времени — Храм Христа Спасителя. Вспоминаю, когда я работал над созданием спецвыпуска, посвященного Храму Христа Спасителя, у нас пропала фотография не кого-нибудь, а человека, который активно разрушал храм. Это был Каганович. Раньше же не было компьютерных технологий, и нужно было два-три часа, чтобы изготовить цинк. А тогда мне сказали ребята: «Да поставьте что-нибудь другое». Отвечаю: «Нет, заказывайте еще раз». Так эта фотография пропадала дважды, но мы ее все-таки поставили. То есть мистические силы всячески мешали, чтобы этого не произошло. И самое интересное получилось, когда газета вышла, ко мне приехал протоиерей Георгий Докукин, который помогал мне в сборе материалов, и говорит: «А ты что, не понимаешь, в какой день вышла газета?» Она вышла 22 апреля — в день рождения Ильича. Это тоже символично. И Храм Христа Спасителя стоит и будет стоять в веках.
— Мало того, сейчас люди считают, что он так и стоял. Сейчас надо говорить специально, что он был разрушен и восстановлен. «Как не было? Все время был». Видимо, вот как его написали на Небе, так вот он и оставался там, а на земле — это был короткий достаточно промежуток времени, когда его не было. Все, теперь он опять на своем месте. А Каганович — это же Герострат наших дней. Вот Вы говорите, пропадала несколько раз фотография Кагановича, а ведь греки же договаривались, что не будем имя Герострата никогда вспоминать — этого человека, который разрушил храм Артемиды Эфесской, одно из семи чудес света. И как-то он пролез все-таки в истории. Мы знаем это имя. Недостойны такие люди, чтобы вспоминали о них.
— Это так. Если позволите, мы обратимся еще к одному Вашему творению или участию в нем, — это, конечно, Главный храм Вооруженных сил. Совершенно грандиозное сооружение, в которое Вы вложили очень много своего труда, своих, может быть, дерзновенных мыслей. И в храм в Старом Русике на Святой Горе Афон. Хотелось бы, чтобы Вы поделились с нами воспоминаниями об этих работах.
— Если говорить о моем вкладе в духовную живопись, в церковную живопись, то довольно много мной сделано по разным направлениям, но три главных моих достижения, о которых я вспоминаю, это, конечно, Храм Христа Спасителя, это Пантелеимоновский храм на Афоне и Воскресенский храм — Главный храм Вооруженных сил России. И это три очень разных храма.
Начнем с того, что в Храме
Христа Спасителя я делал живопись, то есть я восстанавливал утерянные произведения, где сохранял композицию предшественников, наполняя своими образами, в огромном размере.
Храм на Афоне — это полностью придуманная мной и коллегами моими работа, с кем я расписывал его. И там основные вещи были написаны мной лично — на стенах, на потолках, на куполе, на сводах. Если в Храме Христа Спасителя у меня была некая данность, необходимо было превратиться в человека XIX века, чтобы сделать это успешно. То на Афоне это был мой авторский проект. Я думал о развитии Афонского стиля. То есть вот афонский стиль, в котором написаны большинство икон Великомученика и Целителя Пантелеимона и Божией Матери «Скоропослушница» по всей России. Он сформировался к рубежу XIX–XX веков. Много работ этого направления в нашем монастыре находится, в ряде афонских скитов и по всей России. Нам хотелось, и мне в частности, этот стиль развивать. Я предложил монастырю, что надо вот так делать, а не как-то иначе, не в стиле Андрея Рублева, допустим. Это же разные стили. Нужно было определиться, что и как. Согласились, что да, уместно этот храм сделать в Афонском стиле, в русском стиле. Это был авторский проект, в котором все (орнаменты, росписи) подчинялось одной мысли. Конечно, люди помогали мне. Это была в соавторстве работа, потому что иначе невозможно такие большие храмы делать. И он по своему настроению монашеский с одной стороны, с другой стороны, кто был на Старом Русике, знают, что там место, похожее на Россию. И у наших монахов, конечно, есть постоянная ностальгия, воспоминания о Родине, о России. И вот, попадая на Русик, ты понимаешь, что там отражена история Афона в той или иной степени, как это возможно было сделать. Светлый храм, где я говорил, что необходимо добиться ощущения тихой радости в росписи.
И вдруг военный храм. Весь из металла, храм бронзовый, пол чугунный, потолки стеклянные, купола похожие на шлем Александра Невского, все в золоте. Мозаики. То есть храм совершенно другой. Ничего общего ни с Храмом Христа Спасителя, ни с храмом на Афоне, ни с другими вещами, которые я делал для Церкви. Было интересно. Это была необыкновенно творческая работа. Я был главным художником по внутреннему убранству: росписям и мозаикам. Там были люди, которые скульптурами занимались, архитектор был и так далее.
И мне сразу пришлось решать две несовместимые задачи. Военные говорят: сражения нарисуй. Церковь говорит: никаких битв и никаких сражений. Как совместить две вещи. И вот в моем лице и Церковь, и военные получили человека, который более 20 лет работал и в исторической живописи, и расписывал храмы. Для меня и то, и другое направление близки. И я считаю, что мне удалось совместить две эти вещи, найти язык церковный для того, чтобы изобразить Великую Отечественную войну, все основные войны, которые были в истории России.
С другой стороны, я знаю, что нужно для того, чтобы это было сделано в традициях, чтобы не переступить через канон, а эти вещи соблюсти, совместить. В то же время хотелось, чтобы это был некий шаг вперед, развитие духовной живописи, потому что Церковь наша — это Церковь не мертвых, а живых. Так же точно и живопись, и музыка должна быть живая. Мы должны опираться на строжайший канон, но в пределах этого канона необходимо развиваться и идти вперед.
Храм, так же как и Храм Христа Спасителя, был дан для укрепления России. В конце 90-х, когда все рушилось, нам был дан Храм Христа Спасителя, чтобы мы, воссоздав его, вспомнили о величии России. А сейчас те события, которые происходят вокруг нас, вокруг нашей страны, они требуют консолидации народа вокруг Русской Православной Церкви, вокруг нашей армии, вокруг нашего руководства. Этот храм был тоже дан для укрепления нашего Отечества. Именно так я чувствовал и старался подходить к работе в нем.
Что мы сейчас имеем? Это самый посещаемый храм страны. Бывают дни, когда более десяти тысяч человек проходят через этот храм. Хотя он не в Москве, надо ехать, но тем не менее, это самый посещаемый храм в России.
Он открывался символично. В то время как раз закрывался храм Софии в Стамбуле. Благодаря храму Софии мы получили христианство на Руси. Когда наши послы увидели службу в Святой Софии, говорили князю Владимиру, что мы не могли понять, где мы, на земле или на небе. Этот храм закрыли, сделали мечеть из него. В это время был открыт храм в России, где столько же мозаик, а то и больше. То есть еще одно подтверждение, что Россия — не обычная страна, что это Третий Рим, а четвертому не бывать. И этот храм — воинский храм, уже ставший историей. Уже несколько лет он существует, и все считают, что вот он и был всегда. Пройдет еще лет десять, и будут говорить: ну, конечно, он там и был. Он дан был не просто так для нашей страны — для укрепления.
Эти задачи, которые мы решали, были необычными, новыми, интересными. Мы, собственно, придумывали церковный язык. То есть когда возрождался Храм Христа Спасителя, возрождалось понятие духовной живописи. Когда делали военный храм, создавался новый язык, новая часть церковного языка для того, чтобы сказать о Великой Отечественной войне, о военных конфликтах, которые были на протяжении всей истории России.
Например, Храм Христа Спасителя был построен в честь победы в войне 1812 года. Но нет ни одного сюжета, который бы говорил о войне 1812 года. А воинский храм наполнен подобными вещами. Надо было найти церковный язык, церковное прочтение. Как? Сложнейшая тема. Время-то безбожное было. Могу сказать, что притвор этого храма полностью посвящен роли Русской Православной Церкви в Великой Отечественной войне. Сложная тема. В то время об этом не говорили, да и сейчас не особенно. А надо было найти некий ход, некий язык, чтобы показать, что делала Церковь, как она реагировала на войну. И так далее. В притворе мы выбрали такие сюжеты. Это Тихвинская икона перед облетом Москвы в 1941 году. Такой малый тимпан. А второй тимпан — это крестный ход блокадного Ленинграда на Пасху 4 апреля 1942 года с Казанской иконой Божией Матери. И эта икона прямо встречает всех входящих. Еще сюжет — передача танковой колонны «Димитрий Донской» Красной Армии в 1944 году. Плюс к этому там изображены святые, которые просияли во время Великой Отечественной войны: Матронушка, Серафим Вырицкий и Лука Войно-Ясенецкий. Кроме этого, там есть изображение Патриарха Сергия Страгородского с обращением в первый день войны к людям, жителям России. Изображение Патриарха Алексия Симанского, который стал Патриархом зимой 1945 года. Над этим всем такой свод, где образ Святого Духа, семьдесят пять лучей, поскольку храм в честь 75-летия Победы. И 1418 красных восьмиконечных звезд, как такие капли крови, символизирующие количество дней войны. Вот в такой емкой форме показана вся история Церкви нашей во время Великой Отечественный войны. Таких моментов в храме очень много.
Найден церковный язык для прочтения темы нашествия Тамерлана, нашествия Наполеона, Смутного времени, Русской-японской войны, Северной войны.
Тоже такая сложная тема — петровское время. Не любят Петра I, особенно на Афоне. Потому что один из периодов страшного запустения на Афоне был именно из-за политики Петра I. Но вот найден мной был такой ход, когда спасительницей Отечества тогда была Каплуновская икона Божией Матери. Именно с этой иконой Петр связывал победу в Полтавской баталии и вообще во всей Северной войне. И вот через эту икону подана вся тема Северной войны.
Много всего было осуществлено в этом военном храме. Мы там видим и вселенскую историю, вселенское православие. В куполе гигантский образ Спаса Нерукотворного, потому что Он был на наших знаменах с эпохи Александра Невского. Это и ветхозаветные праотцы-пророки в барабане храма, а в центре — рублевская Троица как напоминание о высшем достижении русского духовного искусства, рублевской Троице. Там присутствуют сюжеты из последних дней Спасителя, начиная с воскрешения Лазаря, входа в Иерусалим и так далее. Но большая часть храма посвящена именно русской духовной военной истории и нашим святым покровителям армии и флота.
— Великая Отечественная война прошла через каждую семью, без всякого преувеличения можно сказать. И я сейчас вспомнил мои многочисленные встречи-беседы с нашим великим современником старцем архимандритом Кириллом (Павловым). Я являюсь его духовным чадом. И вот в одной из бесед, которую я потом озаглавил «Я шел с Евангелием и не боялся», батюшка как раз объединил патриотизм народа, который борется с фашизмом, и православную веру. И, как мне кажется, это все нашло воплощение в храме, в котором Вы принимали активное участие.
— Мало того, образ Кирилла (Павлова) должен был быть в храме, но мы делали эти мозаики, когда храм еще строился, и там постоянно менялся интерьер. Там было немножко другое архитектурное решение принято. И вот в притворе, о котором я рассказывал, должен был быть образ отца Кирилла (Павлова) с Евангелием, которое он нашел в Сталинграде. Но это не было осуществлено. Там много чего не было осуществлено, что задумывалось, потому что менялся интерьер. Но многое и сделано. Например, если говорим о Сталинграде, то в малом тимпане изображено явление Богородицы в Сталинграде 11 ноября 1942 года. Что мы знаем об этом? Не так много, но это было. Почему немцы не прошли к Волге? Там оставалось каких-то сотня метров. Почему мы отстояли Москву? Немцы смотрели в бинокль, видели Кремль. Наших войск уже не было. Да, мы, конечно, говорим о героизме людей, но то, что была еще какая-то высшая помощь, это безусловно так. И вот там есть у нас сюжет, когда Тихвинская икона Божией Матери помогает в 1941 году. Видна Москва, с аэростатами, зенитчики. И ангелы держат Тихвинскую икону Божией Матери. Было два явления Богородицы на Курской дуге. Это единственное сражение в русской истории, когда Богородица дважды являлась во время одного сражения: 4 июля и 12 июля 1943 года. У нас 15 изображений чудотворных икон Богородицы, ее явлений в тот или иной переломный момент нашей военной истории.
Есть и такой сюжет: коллективный портрет священников Великой Отечественной войны, которые были и на оккупированных территориях, партизаны-священники и священники сражающиеся.
Как была решена тема самой Великой Отечественной войны? Это сложный момент: как в храме нарисовать Великую Отечественную войну? Кого рисовать? Полководцев? Героев? У нас столько героев было. Нарисуешь, допустим, Александра Покрышкина, скажут, а где Иван Кожедуб? Нарисуешь Кожедуба, скажут, а где Борис Сафонов и так далее. У нас больше четырехсот людей повторили подвиг Александра Матросова, а некоторые и повторно. И куда этих четыреста человек деть? Как это вообще сделать? А кто-то неверующий был или мусульманин. Как это? Сложнейшая тема была. Много советчиков было, много мнений было. В результате я остановился на таком решении: получилось шесть сюжетов в западной части храма, где можно делать подобные вещи. Ведь не в каждой части храма что-то можно изображать.
Получился такой фриз из шести частей, где в нижней части этих шести сюжетов показаны воины Великой Отечественной: пехотинцы, артиллеристы, танкисты, летчики, десантники, моряки и так далее, женщины, кто участвовал, дети часто там с автоматами и так далее. И как бы это море людей, которое уходит туда, в вечность, и оттуда они смотрят на нас. Ведь отличались люди в 1941 году от тех, кто был в 1943, и от тех, кто был в 1945-м. И это тоже прослеживается: форма менялась, выражение лиц менялось, количество наград менялось. И получается, что к этим солдатам, а это народ изображен, к ним вопросов никаких нет: верующий он, неверующий. Он отдал жизнь свою за други своя. И все. А кто он, мусульманин, не мусульманин, православный, атеист, это уже не важно. А сверху — небесные покровители: Димитрий Донской, Александр Невский, Сергий Радонежский и так далее.
Два архангела: архангел Михаил, архангел Гавриил встречают входящих в храм как святые-покровители нашего воинства.
Пятый по счету сюжет посвящен Победе, Георгию Победоносцу. Что такое 9 мая 1945 года? Это же Пасха была. Это Победа в Великой Отечественной — как некий третий исход. То есть первый исход — исход евреев из Египта; второй — исход ветхого человека в человека нового, который живет в соответствии с Евангелием, Христовым словом. Это новый исход — Пасха Христова. А Пасха советская — это Победа в Великой Отечественной войне. И вот — начавшийся переход из безбожного состояния в состояние некоего покаяния нового, то есть вот с этого начался уже отсчет нового времени. Повернулась немного, я бы даже сказал, сильно повернулась, в результате чего стало возможным и воссоздание Храма Христа Спасителя, и такой приход к вере всей страны, к воцерковлению в 90-е годы. Это все было заложено в 1945-м. И вот смотрите. В Вербное воскресенье начался штурм Рейхстага. Подписание Победы пришлось на Пасхальную великую среду. То есть каждый момент символичный. Праздник Георгия Победоносца совпал с Пасхой. Георгий Жуков командовал нашими войсками. Какие еще нужны доказательства, чтобы мы увидели, что вроде бы немцы были с крестами, а мы были со звездами безбожными, но правда была на нашей стороне, и Бог был с нами. И вот слова Суворова «мы русские, с нами Бог!» — они непосредственно относятся к 1945 году, в огромной степени. И вот этот сюжет был решен так, что знамя Победы было набрано той же смальтой, что и плащ Святого Георгия.
Вот это попытка духовного переосмысления Великой Отечественной войны. А последний сюжет из этой серии — уже не воины Великой Отечественной, а воины-интернационалисты, которые принимали участие и погибали во всех войнах после Великой Отечественной войны вплоть до нашего времени. Начинается там с гражданской войны в Китае, Корее; далее Вьетнам, Мозамбик, Ангола, Бангладеш, Сирия два раза, две Чеченские войны, Афганистан. А сверху два ангела перед Голгофой и надпись: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». И человек, который воевал где-нибудь в Анголе или в Чечне, может прийти и поставить свечу. Это именно его место.
Вот она, вся наша история, наши войны и небесные покровители. Вот как решена тема Великой Отечественной войны. И сержант Павлов, который сыграл опять же огромную роль и в военной истории — в Сталинграде, потом стал архимандритом Кириллом, вот он как раз является этим связующим звеном между небесной жизнью и земной. То есть, находясь на земле, он был и там, и там. И мы хотели показать это, что неслучайно в нашей стране, если Бог с нами, то мы побеждаем. А если нет Бога, мы отказываемся от Него, как например, во время Русско-японской войны. Порт-Артурская икона Божией Матери не была доставлена в сражающуюся армию, в результате произошла Цусима и был сдан Порт-Артур. Многие связывают это с тем, что икона не появилась там, с безбожным отношением. Когда командование наше сказало убрать иконы во время обороны Севастополя в Крымской войне, мы потеряли половину Севастополя, проиграли войну, хотя мы ее выигрывали. И так далее.
А когда с нами Бог, то мы даже с безбожными звездами побеждаем. И этот храм о чем? О том, что вот тогда они смогли быть с Богом. Сможем ли мы? Только тогда, когда наше дело правое, когда с нами Бог, то мы живем и Россия живет.
— Да, все это очень важно, особенно в наше, такое непростое время, когда происходят трагические события, и мы подчас даже не знаем, чем они могут закончиться. Я нахожусь под впечатлением проповеди митрополита Арсения, наместника Святогорской лавры, в которой он, вспоминая Великую Отечественную войну, говорил о том, что даже в семьях, где были атеисты, люди молились о спасении Отечества. Они молились о нашей победе. Почему мы сейчас хладнокровно смотрим телевизор, читаем комментарии в социальных сетях и не то что не молимся, а даже сердечного сопереживания у нас нет. А это, наверное, самое важное в сегодняшний день. Как вы считаете?
— Я считаю, что не только мы не молимся, мы выступаем активно против нашей армии, нашего государства. В заповедях о блаженстве сказано: «Блаженны миротворцы, ибо сынами Божиими нарекутся». А кем же нарекутся те, которые разжигают пожар войны? Наши коллеги, зарубежные партнеры, это же они разожгли пожар войны на Украине, в Чечне, Молдавии. Я уже не говорю про Ирак и так далее. Нас интересует в данном случае то, что происходит сейчас в нашем Отечестве. Украина не является нашим братским народом. Мы есть один народ. Это сербы наш братский народ, а это наш один народ: Россия, Украина, Белоруссия. Его разделили и сделали из одного брата врага, натравили… Так вот, мы не то что не молимся, мы против выступаем. Сколько людей, сколько молодежи. Как мы воспитываем своих детей, что они выступают против нас. Точно так же, как в Киеве воспитывали. Довоспитывались, что там выросло поколение, которое просто ненавидит русских какой-то безумной ненавистью, ничем не объяснимой. Чем они могут объяснить, что мы — враги? Да ничем. Как это могло произойти? Очень просто. Ведь кем был Иуда? Он был ближайшим учеником у Христа. Он заведовал казной, он был все время с Ним вместе, он чудеса творил именем Христа: воскрешал, исцелял даже. Иуда. И он стал предателем. Причем даже Спаситель до конца оставлял ему возможность покаяния. В Гефсиманском саду, когда уже, казалось бы, все. И все равно в Его словах чувствуется: откажись, покайся! Даже кто первым вошел во Царствие Божие? Разбойник. Мы любим вспоминать об этом. Иуда же не был разбойником, но он стал им, потому что он сделал этот шаг, который уже необратимым оказался. Вот так. И то, что происходит сейчас, — люди будут вспоминать, как это происходило во время Гражданской войны, когда кто у нас был идеалом? Павлик Морозов, который предал своего отца. Как это может быть? А вот так. И мы считали, что это бесовский путь. И нам сейчас нужно говорить об этом и не замалчивать, что вроде бы как что-то происходит, и мы тут ни при чем. Наоборот, надо говорить об этом, чтобы люди, дети, чтобы все, кто сомневается, колеблется, недопонимает, мало что знает, ничего не читал, историю не знает, насмотрелся каких-то фильмов американских или там в интернете что-то, научился нажимать кнопки телефона и думает, что он знает все. На самом деле, не знает. Надо объяснять, разговаривать, говорить людям. Слово, оно очень много значит.
К сожалению, сейчас уже говорят пушки, но слово все равно важно. И роль Церкви в этом должна быть огромная. И роль Афона. Это же объединяющий момент русских, украинцев, белорусов. Для нас Афон един на три народа. И это объединяющий момент. Слишком много нас разъединяет. Если миротворцы назовутся сынами Божиими, чьими сынами назовутся те, которые посеяли и взрастили пожар войны, чьи они дети и сыновья? Вот мы видим эту историю, которая творится на наших глазах. Мы ее участники. И мы должны каждый сделать выбор, куда мы идем. Отсидеться уже не получится. Уже необходимо каждому становиться или справа или слева. Все, как сказано было Спасителем. Сейчас время, когда приходится делать выбор. И от нашего выбора зависит выбор окружающих нас людей, детей, в частности.
— Я полностью с Вами согласен, и в моей душе сейчас тоже большая боль и переживания, потому что по отцу я украинец, по матери — русский. Мой прадед был священником на Украине. Как, разве разделишь это? Мы единый народ и должны быть единым народом. Я сейчас вспоминаю последнюю беседу с митрополитом Иоанном Санкт-Петербургским и Ладожским, как оказалось, за три дня до его смерти. И он сказал такую фразу, разговор был длинный, но мне запомнилась именно эта фраза: «Пока наш народ не преодолеет в себе беса разъединения, ничего мы не добьемся». Мне кажется, это глубоко символично для сегодняшнего дня.
— Я хочу добавить по этому поводу следующее. Когда было объединение Церквей в 2007 году в Храме Христа Спасителя, когда митрополит Лавр и Патриарх Алексий подписывали этот документ об объединении Церквей, прозвучала фраза, которую сказал Патриарх Алексий, что «вот сейчас закончилась гражданская война». Мы же решили, что она закончилась в 20-е годы. Нет, она продолжается. Вроде бы Церкви объединились, конечно, это большое дело. Столько ненависти было в Зарубежной Церкви по отношению к нам. Где-то справедливо, но когда любви нет, а одна ненависть. Что же это? И то, что они нашли в себе силы понять, принять, подойти иначе. Сначала это вообще было несоединимо. Как можно было соединить большевистскую Церковь, как они называли ее, с тем, что они там, так сказать, правильно развивались. Не соединить. А потом все соединилось, искренне совершенно. Но гражданская война настолько укрепилась, настолько в наши души вошла, в историю, что она тлеть продолжает и сейчас опять вспыхнула.
Но хочу сказать, что в России всегда были такие времена. Всегда. Не было ни одной эпохи, когда чего-то такого не происходило. Когда возникли все русские монастыри, когда был расцвет духовной жизни, когда жил великий Андрей Рублев, когда жил Сергий Радонежский. Что это было за время? Это было время татаро-монгольского нашествия. Тяжелейшее время. Страшный внешний враг. Потом появляется не менее страшный враг в лице немецких рыцарей. Польша, Литва постоянные набеги, постоянная опасность со стороны монгол. И это момент чудовищной ненависти к друг другу русских людей. Когда один князь нападает на другого, уводит в полон, при этом он просит, чтобы пришли татары злые, чтобы вместе нападать. Рязань нападает на Нижний Новгород. Нижний Новгород еще на кого-то. И это все в течение трехсот лет. Трехсот лет! И для Андрея Рублева и для его поколения понятие смерти, крови не было чем-то таким. Это была жизнь ежедневная. Предательство. Когда уничтожались жители целых городов за два, за три дня или за один день даже. Огромная вереница пленников, у которых разбита жизнь, разделены семьи. То есть это скорбь, стон, скрежет зубов стоял по всей Руси в течение столетий!
Взять Смутное время. Такое было, что дальше некуда, что вспоминаются слова Иоанна Предтечи о том, что секира при корне лежит. Вот это было сказано про явление Сергия Радонежского святителю Арсению. Сергий Радонежский сказал, что суд Божий об Отечестве преложен на милость. То есть суд уже произошел над нашим Отечеством на Небе, и Россия была осуждена на полное уничтожение секирой, которая уже не просто лежала при древе государства Российского, а ее уже взяли, чтобы снести древо Русского государства. Вот что было. Но пришло покаяние, пришло движение освободительное Минина и Пожарского. Люди покаялись, не все, но многие. Хотя бы что-то произошло, и вот суд преложен на милость. В 1612 году было такое.
Была эпоха войны 1812 года, когда началось нашествие иноплеменников. Но с другой стороны, такое предательство творилось в последующие годы в среде нашего дворянства, когда возвысил свой голос Серафим Саровский, не благословил декабристов, в результате Россия еще сто лет просуществовала, а могла закончиться тогда. Во время восстания декабристов. Никакие иноплеменные нашествия не могут разрушить Русь. Разрушает ее ненависть, которая внутри нас зиждется.
Гражданская война и революция. Ну, здесь слов нет. Это просто та тема, которую я никогда рисовать не буду как художник. Я не хочу, чтобы появлялись работы, сделанные мной, изображающие эту братоубийственную войну. И как-то Россия выстояла, потому что все-таки были какие-то удерживающие. Это было время, когда просияли наши мученики, новомученики. В России никогда мучеников-то особенно не было. Были во время монгольского нашествия. И вдруг столько мучеников, которые проявились, воссияли в нашем Отчестве в это сложное время. Казалось бы, Церковь разрушена полностью. Говорили, что мы скоро увидим последнего попа, а посмотрите — все церкви восстановлены, Храм Христа Спасителя восстановлен, Казанский собор. Столько нового построено, чего не было. И вот мы видим результат, когда страна кается, когда человек живет со Христом, то все прилагается, что необходимо для жизни.
А возвращаясь к монгольскому нашествию, хочу привести слова князя Василько Константиновича, Ростовского князя. Согласно летописи, ему залили в рот свинец монголы. Казнили его. Почему? Когда брали Ростов, он проявил невероятное совершенно мужество. За это мужество. Они восхитились воинским подвигом Василько Ростовского. Сказали: князь, мы тебе все оставляем, как есть, дань платить будешь меньше, чем Великому князю, только прыгни через огонь. Монголы были терпимы к православной вере, к другим вероисповеданиям. Что и спасло нашу страну. Но князь не прыгнул. В результате его казнили жутким совершенно восточным способом. Но перед смертью он сказал важные слова. И они записаны. Могила его — саркофаг с телом в Московском Кремле. Он сказал так: «Вы умрете, когда придет мера злодеяний ваших, и ни один не уйдет». Вот это относится ко всем недругам России. Господь попускает за наши грехи, что мера злодеяний над нашей страной все увеличивается и увеличивается, но потом приходит момент, когда чаша переполнена, и вот тогда ни один не уйдет, согласно словам князя. Так и происходит.
— 15 марта исполнилась 105-я годовщина со дня явления Державной иконы Божией Матери в селе Коломенском. Мы в свое время на 90-летие и на 100-летие явления иконы провели Крестные ходы, которые объединили Коломенское и станцию Дно, где император Николай II по сути был лишен престола. И вот это заступничество Матери Божией Державной за всех нас ощущается постоянно. Когда было воссоединение Церквей, мы совместно с фондом «Андреевский флаг» провели программу восьми крестных ходов «Под звездой Богородицы», которые пересекли всю нашу страну. Иконы Державной Божией Матери, которые освятил тогда Патриарх Алексий II в Коломенском, мироточили. И когда все крестные ходы сошлись в Москве, то Патриарх Алексий отслужил благодарственный молебен именно в Храме Христа Спасителя. Это незабываемый момент.
Мы постоянно говорим о заступничестве Матери Божией, и нельзя не вспомнить о том, как Матерь Божию почитают на Афоне. И Вы это знаете, и мне это тоже известно. Но сегодня я получил фотографию кровоточащей иконы Донской Божией Матери. Матерь Божия взывает к нам, чтобы мы, наконец, опомнились и прислушались и к словам Церкви, и к словам наших руководителей, чтобы мы, наконец, поняли, с кем мы и для чего на этой земле находимся.
— Да, кровоточащая икона — это, во-первых, редкость большая, потому что мироточение — это непонятное для многих, даже для священников и архиереев явление, почему чудотворные иконы не мироточат, а мироточат иконы простые, даже бумажные иконки, детские рисунки мироточат. Не в больших храмах, а в сельских, допустим, в домовых храмах мироточат иконы. А кровоточат, — конечно, это знак для всех нас, потому что, как я уже говорил, несколько раз эта секира, которая при древе лежит, при древе любого государства и всего мира, несколько раз поднималась, чтобы срубить древо российское. Мы были на волоске, на грани. Так было и во время Великой Отечественной войны, потому что безбожную страну вполне могли Высшие силы и срубить. Так было в Смутное время. Было очень непростое время во время татаро-монгольского нашествия. Еще раз повторяю: это сотни лет было. Все происходило. Но каждый раз страна выходила из этой ситуации.
Мы за многие годы мира привыкли к тому, что где-то что-то происходит, а у нас все мирно, все хорошо. Где-то войны на окраинах. Мы в это как бы не втянуты. Хочется верить, что все-таки нашлись у нас силы, чтобы чаша сия нас миновала. Что делал Христос для того, чтобы Его чаша миновала? Он молился до кровавого пота. Но в конечном итоге сказал, что пускай все будет по Слову Твоему, Господи. Вот мы должны молиться, чтобы чаша эта кровавая нас миновала. До кровавого пота чтобы мы молились. Чтобы не иконы кровоточили, а чтобы мы молились. И тогда, может быть, эту секиру опять уберут, и мы еще поживем. Я очень надеюсь на это, потому что хочется, чтобы наша страна жила, хочется, чтобы наш народ, наши дети все узнали: мирное небо, все счастье. Человек рожден для счастья, для жизни. Чтобы они увидели это. Это в полной мере касается тех, кто на Украине сейчас. В полной мере. Там идет война и это всегда плохо, не говоря о том, кто прав, кто виноват. Сам факт — это ужасно. В течение многих и многих лет на каждой службе Патриарх и вообще все наши священники русские молятся о стране Украинской. На каждой службе, во время каждой литургии повторяется эта молитва о том, чтобы был мир на этой земле. Сейчас эта молитва должна удвоиться, усугубиться, раз идет такое. Так история повернулась.
Очень непростое время, и время выбора для каждого: с кем ты хочешь быть — с Богом или против Бога. Здесь очень сложно человеку будет определиться без духовного руководства, без поворота к Церкви. Нет у человека сил внутренних, душевных, чтобы все это познать, понять. Но только с помощью Божией. А чтобы эту помощь увидеть и тоже почувствовать, осознать ее, должно быть руководство священноначалия. Не получится иначе. Будем ходить в Церковь, будем творить общую молитву. Призывают же нас в такой-то день, в такой-то час молиться. Коротенькой молитвой о всей России. Когда все вместе, тогда нас скорее услышат. Вот сейчас такое время наступает. Везде — по всему нашему Отечеству и на Украине, и в Белоруссии, и по всем местам, где русские люди живут. Россия — это Богоизбранная страна, земля и народ. Я верю в это. И если что-то происходит здесь, это неизбежно скажется и на всей планете, всей Вселенной.
Сказано же, что легионы ангелов могли прийти на помощь Христу, когда Он был на Кресте. Он же этого не сделал. Он не позвал на помощь никого. Но для чего это произошло? Для того, чтобы потом весь мир жил. Его крестная смерть победила смерть, и она открыла жизнь для всех людей, разрушив врата ада. Естественно, мы это все знаем. То же самое, когда мы говорим о Николае II. Ведь вся страна против была. Нас учили, что все ошибаться не могут. Могут. Могут ошибаться все, и только один, два, три, десять праведников может быть. Все против были. Поддержали же большевистскую власть крестьяне. Основное население России. Бросили все. В течение почти тысячелетия русские люди все в одно время вставали, шли на молитву, постились, и все было одинаково, что у Царя, что у обычного крестьянина. Одежда даже одинаковая была. Только там расшито чем-то, а эта — нет. Покрой — все одинаково было. Все это разрушили мгновенно, отказались, приняли сторону богоборческой власти, устроили резню друг с другом. И что? Ну, хорошо, уничтожил бы большевиков, допустим, приказал бы это сделать Николай II, но куда ты повернешь всю страну? Должна была быть крестная смерть. Мало того, ведь на эту Голгофу взошли его жена и дети. Да, мы говорим, что жена — немка и так далее. Но послушайте, то, что на глазах у нее мучали несколько часов ее детей, расстреливали. Да все грехи, которые у нее были, должны были проститься мгновенно. Какое чудовищное совершено злодеяние было по отношению к ним. Было множество доказательств того, что они шли, в том числе дети, сознательно на это, заранее зная все. Зачем это делалось? Да из любви к стране, к своему народу. Может быть, их крестная смерть и остановила эту секиру, занесенную над безбожным народом, который отказался от Бога, как евреи отказались в свое время, и их государство было разрушено. Так и с Россией могло быть. Почему она сохранилась в тех же границах, кстати говоря. Да потому что, может быть, эта смерть, потом смерть новомучеников, эта кровь, пролитая за Россию, она и не позволила разрушить ее.
Мы подходим к какому-то времени, в котором опять начинаем вспоминать то, что было с Россией. Это никуда не ушло. Это с нами. Это все может повториться и начинает в чем-то повторяться. Нам бы хотелось, конечно, чтобы чаша сия миновала нас. Мы хотим, чтобы этого не было. Но кто знает? Конечно, личность Николая II и подвиг его жизни — это требует, чтобы большинство людей тех, кто не верит, скажем так, не верит нашему императору Николаю II, чтобы они поверили ему, для этого еще какое-то время надо, не так легко переубедить людей. Внутри нашей страны столько разъединяющих моментов. Не можем мы найти общий язык друг с другом. Не можем, к сожалению. Но я убежден, что те праведные люди, которые в стране у нас есть, пускай их немного, но они — удерживающие, они нас удерживают, только если мы будем хотя бы стремиться, хотя бы чуть-чуть, хотя бы немножко в правильную сторону. Есть такая надежда.
— Я сейчас вспомнил одну из последних встреч с батюшкой Кириллом. Он тогда в Барвихе отдыхал, в санатории. Мы вышли в парк, сели на скамеечку. Батюшка вздохнул, задумался, а потом сказал: «Андрей, если бы люди хотя бы на минутку воздохнули о Боге, Господь в благодарность все бы изменил вокруг». К сожалению, пока этого не происходит.
— Мы не можем простить наших близких, наших товарищей, когда что-то нам сделали. Мы не можем от себя шажок сделать. Все к себе. От себя шажок хотя бы. Это так трудно. Сказать легко. Можно что хочешь говорить, писать. Но сделать очень сложно. Мы начали с моего творчества, и я хочу этим закончить, я призван к служению как художник. У меня свой путь. И я стараюсь. В творчестве сразу видно, что ты делаешь, на чьей ты стороне, чему служишь, каким идеалам, как ты учился, как ты сберег то, что тебе дано было от Бога — свой талант. Или ты его разбазарил, или, наоборот, приумножил. Это все видно сразу. И в творчестве своем я стремлюсь быть с Богом. Я думаю, что если каждый в своем деле, чем бы он ни занимался, будет делать практические шаги, и самый главный, самый сложный шаг — это молитва, тогда мы будем непобедимы!
Беседовал Андрей ПЕЧЕРСКИЙ
Видеоверсию этой беседы вы можете посмотреть на нашем YouTube-канале. Ссылка на канал — на главной странице сайта газеты «Русь Державная».