Варвара

Пасхальный рассказ


Лидия Алексеевна сидела в приемной как на иголках: консилиум врачей решал судьбу ее дочери. Какой диагноз они поставят? Будет ли он утешительный или, наоборот, надо ждать самого худшего? Можно ли вылечить ее дочь или нет никакой надежды? Все эти вопросы роем толпились в ее голове и не давали ни минуты покоя.

Сколько времени прошло — час, полтора или два — она не знала, так как сейчас время для нее как бы остановилось. В висках стучало, она вставала и делала несколько шагов по приемной, чтобы немного успокоиться, но это мало помогало, и она снова садилась, изредка поглядывая на дверь, за которой совещались врачи.

Наконец из кабинета вышли несколько человек, среди которых был и Валерий Венедиктович Лукьянов, главный врач клинической больницы. Он жестом пригласил Лидию Алексеевну пройти в кабинет, закрыл за нею дверь, усадил за широкий дубовый стол, а сам сел напротив. Лидия Алексеевна вопросительно посмотрела на него.

— Что я вам могу сказать? — начал он, глядя прямо в глаза собеседнице.
— Есть ли надежда? — прервала его Лидия Алексеевна.
— Я ничего не буду от вас скрывать, потому что в этом нет никакой нужды. Подтвердились наши самые худшие предположения: у вашей дочери печень в таком состоянии, что…
— Каков диагноз? — снова прервала его Лидия Алексеевна.
— Альвеококкоз печени.
— Что это значит?
— Печень перестала выполнять свои функции.
— Можно ли ее вылечить?
— Нет, медицина здесь безсильна.
— Что же делать? — упавшим голосом спросила Лидия Алексеевна, с мольбой и надеждой глядя на главного врача.
— Есть только один путь.
— Какой?
— Трансплантация печени.
— Вы можете это сделать?
— К сожалению, нет.
— Почему?
— Такую операцию проводит только одна клиника в мире.
— Где она находится? — живо спросила Лидия Алексеевна.
— В Израиле. Это клиника «Сураски», Тель-Авив.
— Там ведь все платное.
— Конечно.
— Как вы думаете, сколько стоит такая операция?
— Точно я сказать не могу, но ясно, что немалые деньги.
— Ну, приблизительно?
— Наверно, не менее трехсот-четырехсот тысяч долларов.
— С ума сойти! — воскликнула Лидия Алексеевна. — Где же найти такие деньги?
— В том-то и дело.
— Даже если я продам свою квартиру и все имущество, то все равно это будут крохи… А что уж говорить…

Валерий Венедиктович встал из-за стола, прошелся по просторному кабинету. Опытный психолог, он сделал это для того, чтобы дать своей собеседнице немножко прийти в себя от той негативной информации, которая обрушилась на нее. Что он мог еще ей сказать? Что посоветовать? Чем утешить скорбящую мать?

— Моя бедная доченька! Моя любимая Варварушка!..

Лидия Алексеевна всплакнула, утирая глаза платком, который до сего времени комкала в руках.

— Сколько ей осталось?.. — Слово «жить» замерло на ее губах. Она с надеждой посмотрела на главного врача; в ее глазах стояла невыразимая боль.
— Неделя. — Валерий Венедиктович остановился около стола. — А может, и меньше. Мы делаем все возможное, но… — Он развел руками. — От нас мало что зависит…


Войдя в палату, Лидия Алексеевна сразу увидела свою дочь, вернее, ее глаза, большие, немигающие, застывшие в какой-то нездешней трудной думе. Кроме глаз, от нее, казалось, ничего не осталось; лицо было чрезвычайно желтое, осунувшееся, с заострившимся, похожим на осеннюю ледышку, носом.

— Мама, — тихим, едва слышным голосом сказала Варвара, — я все знаю лучше врачей. Мне осталось жить совсем немного… может, несколько дней, а может, и того меньше…
— Что ты доченька, не говори такое. — Лидия Алексеевна взяла руку Варвары. — Мы не знаем, как оно сложится…
— Мама, не утешай меня. Я чувствую, как последние силы уходят из меня…

У Лидии Алексеевны сердце зашлось от таких слов, она готова была взять на себя всю боль, все страдания любимой дочери, готова была пожертвовать своей жизнью, лишь бы ее Варварушка выздоровела, снова стала жизнерадостной, чтобы ее глаза сияли и на губах играла лучезарная улыбка. С невыразимой сердечной болью смотрела она на свою немощную дочь; чтобы как-то поддержать ее и сделать приятное, она нежно погладила ее руки.

— Мама, скажи мне: я крещеная? — неожиданно спросила Варвара.
— Да, доченька. Я крестила тебя, когда тебе было полтора года. Ты тяжело заболела; это было опасно для жизни, и я тебя сразу окрестила.
— Как хорошо ты поступила, мамочка. — Она хотела улыбнуться, но улыбки не поучилось, настолько ее силы были истощены. — А я этой ночью сильно переживала, крещеная я или нет.
— Не переживай, дорогая. Вот твой серебряный крестик, я купила его в день твоего крещения. Я предчувствовала, что ты спросишь меня о нем, — сердце матери… оно такое… Надеть?

Варвара кивнула.

— Какой хороший, — проговорила она, держа надетый крестик в правой руке. — А почему ты раньше ничего о нем не говорила?
— Время, доченька, было такое… и вспоминать о нем не хочется…
— Знаю… Мама, у меня к тебе просьба.
— Слушаю, доченька.
— Пригласи священника… я хочу поговорить с ним…
— Священника… это очень хорошо… но какого?.. у нас же нет ни одного знакомого…
— Зайди в храм… недалеко от нашего дома… подойди к любому священнику…
— Ладно, завтра утречком зайду…
— Нет, мама, сегодня… это откладывать нельзя…

Варвара сказала это как о вещи давно решенной, взвешенной и продуманной.

— Хорошо, доченька, иду.


Протоиерей Василий Поздняков, полный, степенный, с седыми волосами и такой же седой, не очень длинной, но и не очень короткой, бородой, с крупными руками, с широким лбом, по которому наперегонки бежали глубокие морщины, в темной рясе, с перламутровым крестом на груди, остановился около кровати, на которую ему указала Лидия Алексеевна, и осенил крестным знамением молодую, но очень худую девушку, на лице которой застыла печать тяжелой изнурительной болезни.

Варвара впервые в жизни видела так близко живого священника. Один или два раза она заходила в храм, но ненадолго — посмотреть, как он выглядит и что там есть интересного. Священников она видела издалека: как они выходили из алтаря и что-то держали в руках, но что именно, она не знала; они подавали краткие возгласы, но смысл этих возгласов был для нее непонятен. Ее однокурсница сказала как-то, что неплохо поставить свечку перед трудным экзаменом, и она послушалась, купила свечку и поставила ее перед большой и красивой иконой. Экзамен она сдала успешно, даже легко, чего никак не ожидала, и подумала, что, может быть, и вправду ей помогла та свечка.

Девушка не оробела, увидев так близко от себя священника, который, шурша рясой, сел на стул и внимательно, даже очень внимательно посмотрел на нее. У него было спокойное доброжелательное лицо, умные проницательные глаза, которые, казалось, видели ее насквозь, и Варвара как-то сразу прониклась к нему большим доверием.

— Я слушаю тебя, — сказал отец Василий, не спуская с нее глаз.
— Батюшка, я не знаю… — Варвара замолчала, не зная, что ей сказать дальше. — Не знаю, как мне быть…
— Зато Господь знает. — Священник улыбнулся, и Варвара тоже улыбнулась. В ее душе (неизвестно, по какой причине) появилась уверенность в том, что встреча со священником закончится самым благоприятным образом, и ей нечего волноваться.
— Я скоро… скоро умру… — проговорила она, собравшись с силами.
— И я тоже скоро умру, — сказал отец Василий. Он сказал это так, как будто речь шла о самом обыденном деле. — В этом нет ничего удивительного. Каждый человек смертен — разница лишь в том, что один человек умирает в молодом возрасте, а другой — в пожилом.
— А что там… за чертой смерти?
— Это очень хороший вопрос. За чертой смерти много чего любопытного.
— А именно?
— Одна душа радуется, что перешла эту черту, а другая — нет.
— В чем тут разница?
— А разница очень простая: та душа, которая знала Бога, веселится, а та, которая не знала, печалится.
— А что ждет меня, я не знаю.
— Ты ведь не отрицаешь Бога?
— Нет. Однажды я поставила Ему свечку.
— Молодец. Свеча в честь Господа Бога — это просто замечательно.
— А что еще нужно мне сделать?
— Расстаться со своими грехами. Уносить за черту смерти их не стоит — они, как камень, увлекут тебя в юдоль печали.
— Я хочу с ними расстаться, — уверенно сказала Варвара.
— Сейчас мы это и сделаем.

Отец Василий раскрыл требник и прочитал положенные молитвы перед исповедью; затем помог девушке исповедать свои грехи.

— Ну вот, теперь твоя душа посветлела и готова принять Святые Христовы Тайны.

Батюшка причастил Варвару и поздравил ее с этим великим духовным событием.

Ни разу в жизни не испытывала Варвара такой душевной радости, как в этот день, и все люди, которых она видела, — врачи, медсестры, нянечки — казались ей очень хорошими и добрыми. Боли, которые мучили ее все последнее время, утихли, и она уснула крепким сном, чего давно с нею не бывало.


На другой день Варвару навестил Марк Розовский, с которым она училась на одном курсе и в одной группе. Он был человеком общительным и веселым; Варвара нравилась ему, и он не упускал случая встретиться с нею не только в университете, но и вне его; несколько раз приглашал ее в кино, а один раз пригласил в театр Сатиры на нашумевший спектакль, который считался гвоздем сезона. После окончания первого курса он сделал ей предложение, — Варвара сказала, что они обсудят этот вопрос позже.

Она нисколько не удивилась появлению своего однокурсника.

— Мы все переживаем за тебя, — едва войдя в палату, заговорил Марк. — В перерывах между лекциями только и разговоров, что о тебе: как ты? что ты? Каждый однокурсник что-то предлагает, что-то советует, что-то ищет. На днях Макарова принесла три тысячи долларов; ее папа, известный предприниматель, выделил. — Марк положил конверт с деньгами на тумбочку, рядом с лекарствами. — Фруктов и разных соков накупили вскладчину, просили тебе передать. Вот, видишь какой пакет…
— Спасибо, Маркуша, я очень рада, что ни ты, ни однокурсники меня не забывают.
— Как же можно забыть любимицу всего курса? Мы все очень хотим, чтобы ты вместе с нами закончила университет.
— Хорошо бы, но… дела мои неважнецкие…
— Все поправимо, — уверенно сказал Марк. — Ты согласна на операцию?
— Конечно, согласна, но ты же знаешь, сколько она стоит?
— Все знаю. Ты мне, может, не поверишь… я нашел ход… ее могут сделать тебе безплатно…
— Ты шутишь?
— Ни капли.
— Как все это устроить? Скажи, пожалуйста.
— Это проще пареной репы: нужно стать гражданином Израиля.
— Я же русская. Как я могу стать гражданином, вернее, гражданкой Израиля?
— Не проблема. У меня в израильском посольстве есть один знакомый, он берется все устроить.
— Неужели?
— Да, я разговаривал с ним вчера вечером.
— Как-то не верится…
— В посольстве он очень влиятельный человек, и для него это пара пустяков.
— А что требуется от меня?
— Тебе нужно заполнить анкету.
— Только и всего?
— Да. В ней есть графа «вероисповедание». Если поставишь слово «еврейка» или «атеистка», то становишься гражданином, вернее, гражданкой Израиля. После этого для тебя открывается «зеленая улица».
— Я не знаю, что и сказать. Это как-то все… очень неожиданно…
— Варвара, ты подумай. А мое слово твердое: если я что-то обещал, то обязательно выполню. Оставляю тебе анкету…
— Хорошо, Марк, обещаю подумать. Даешь мне немножко времени?
— Что за вопрос!

Марк ушел, а Варвара погрузилась в глубокое раздумье. Как поступить? Какой путь избрать? Где истина? Чем больше она думала, чем тщательнее перебирала варианты, которые встали перед нею, тем яснее она понимала, что своими силами ей с этой проблемой не справиться. Она попросила Лидию Алексеевну срочно пригласить к ней отца Василия.


Когда Варвара рассказала священнику о разговоре с Марком и о своих сомнениях, тот, не спеша с ответом, о чем-то задумался, погрузившись в себя; потом, взяв наперсный крест и облобызав его, сказал:
— Есть Рай и есть ад. В Раю вечная радость, а в аду вечные муки. Ты где хочешь быть?
— Конечно, в Раю, — не задумываясь, ответила Варвара.
— Если ты согласишься поставить в анкете слово «еврейка» или «атеистка», то ты отречешься от Христа. Ты сохранишь свою жизнь, но для краткой, временной жизни. А за гробом тебя ждет ад.
— Я русская и не хочу становиться еврейкой! И атеисткой тоже не хочу быть! Если я стану атеисткой, то мне придется снять с себя крестик, а я не хочу его снимать!
— Я не ожидал от тебя другого ответа! Ты сделала единственно правильный выбор!
— Но ведь я скоро умру…
— Нет, ты не умрешь, а родишься для новой вечной жизни! Ты наследуешь вечное блаженство в Райских Обителях. Там ты будешь со Христом, Который любит тебя и ждет тебя как Свою невесту.
— Как здорово!
— Хочешь ли, раба Божия Варвара, чтобы я, недостойный иерей, исповедовал и причастил тебя Святых Христовых Таин?
— Да! — ответила та звонким голосом, которого никак от себя не ожидала.

После совершения Божественных Таинств Варвара преобразилась: ее лицо разгладилось, худоба исчезла, цвет лица из бледно-желтого превратился в ослепительно-белый, нос принял форму обычного, здорового человека. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и сказала умиротворенно, как человек, который совершил главное дело своей жизни:

— Батюшка, я уже отхожу… Вот кто-то пришел за мной…


Душа рабы Божией Варвары, сопровождаемая двумя Ангелами, летела в необъятных небесных просторах и скоро достигла дверей Рая, которые сами собой открылись перед нею. Необыкновенно яркий свет, которого никогда не увидишь на земле, разливался вокруг, чудесное Ангельское пение услаждало уши, душа Варвары возликовала, она запела вместе с Ангелами и вдруг увидела Христа; Он широко, как бы для объятия, раскинул Свои руки и сказал:
— Проходи, честная Варвара, и наследуй уготованное тебе Царствие Небесное. Ты не отреклась от Меня и потому достойна вечного блаженства!
— Аминь! — подтвердил Ангельский лик.
— Я приготовил для тебя великолепный Чертог, украшенный драгоценными камнями: ясписом и сапфиром, халкидоном и смарагдом, гиацинтом и топазом; он находится в прекрасном саду, на берегу источника воды живой, где поют райские птицы и где разлиты удивительные ароматы. На земле ты страдала, а здесь будешь радоваться, и никакая болезнь, никакая печаль, никакое душевное волнение не коснутся тебя. Некоторые люди живут долго и не знают Меня, а ты прожила мало и узнала Меня, поэтому Моя любовь будет неразлучна с тобою во веки веков!
— Аминь! — снова прозвучал Ангельский лик, и пение стало еще светлее и умилительнее…

Николай КОКУХИН