Свидание со Святой Горой Афон

Беседа с генеральным директором Православного содружества Святой Горы Афон «Святогорец» Игорем Фроловым

Эта встреча состоялась с Игорем Валентиновичем Фроловым, генеральным директором Православного содружества «Святогорец», в Москве на историческом Афонском подворьи (знаменитый «Полянский дом»). Здание было построено усердием настоятеля Подворья прп. Аристоклия, старца Московского в 1912–1914 году. В здании находилась келья старца Аристоклия, а в подвальном помещении была устроена усыпальница, где в 1918 году после блаженной кончины он был погребен.
В конце 1923 — начале 1924 гг. нетленные останки старца Аристоклия были перезахоронены на Даниловском кладбище в Москве. В 2004 году честные останки были обретены и 6 сентября этого же года Определением Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II иеросхимонах Аристоклий был причислен к лику святых. В настоящее время святые мощи старца находятся в храме св. вмч. Никиты за Яузой (Афонское подворье в Москве).
На историческом Афонском подворье восстановлен домовой храм в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница», освященный свт. Тихоном, Патриархом Московским и всея Руси в 1918 году.
В октябре 2018 года на общецерковном уровне отмечалась памятная дата — 100 лет со дня преставления преподобного. На подворье открыты для посещения мемориальная келья и усыпальница прп. Аристоклия. Здание Подворья — своеобразный памятник героям русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На территории подворья располагался приют для престарелых солдат — участников сражений за свободу болгарского народа.
В память 300-летия царствования Дома Романовых в этом здании и был сооружен храм в честь иконы Богоматери «Скоропослушница». Он помещался в верхнем этаже здания и вмещал до 350 богомольцев. В храме были помещены списки чудотворных образов Божией Матери обителей Афонской горы и иконы святых, тезоименитых царям династии.
Храм был освящен 30 сентября 1918 г. лично Патриархом Тихоном. Церковь была закрыта в начале 1923 года. С 1990 г. здание использовалось под общежитие фабрики «Ударница».

— Игорь Валентинович, в последний раз мы с Вами беседовали, когда никто даже еще и не подозревал, какие беды обрушатся на ныне существующий мир. И сейчас, как говорится, в новых условиях, когда весь мир думает, как бороться с этой напастью, хотелось бы просто вспомнить то светлое, доброе, с которым постоянно сталкиваетесь Вы, будучи человеком, который возглавляет очень важную структуру и постоянно бывает на Святой Горе Афон. Хотелось бы вспомнить самые светлые моменты, связанные именно с нашим Пантелеимоновым монастырем, со старцами афонскими.

— Вы совершенно правы. Кто думал, что отправляясь на первую неделю Великого поста в 2020 году на Святую Гору (это у меня так сложилось: чтобы получить благословение на весь пост), кто думал, что я смогу только в октябре попасть потом на Афон. И, пробыв там первую неделю поста, вернулся в Москву. Здесь в это время много паломников оформляется. Приходилось успокаивать их, очередь какую-то выстраивать, потому что все пытаются после Пасхи попасть на Афон. И билеты у всех, соответственно, были выкуплены, как у индивидуалов, так и у групп. Это были уже наши постоянные паломники, которые годами ездят. Группа казаков с Центрального округа, по-моему, уже в восьмой раз собиралась полететь, другие уже сложившиеся группы. И все в какой-то момент внезапно обрушивается. Приезжаю через две недели в феврале в аэропорт, собираюсь лететь, а терминал «С» запечатывают. Он уже закрыт. И все думали, что это на месяц-два, а растянулось до конца года.

И знаете, все эти трудности афонитов как-то сплотили, потому что многие планировали отпуска семьями или просто поехать на Афон, поехать с целью помочь: кто-то поработать, трудничать. Люди целый год работают, ждут своего отпуска, чтобы поехать на Афон и приложить свои силы какие-то. И все это как-то свернулось.

Конечно, ни дня не проходило, чтобы я не вспоминал об Афоне, не разговаривал с нашим Пантелеимоновым монастырем, потому что я и в Москве живу в его стенах. И сегодня мы находимся с Вами в этом великолепном здании. Это первое подворье Пантелеимонова монастыря в Москве — на Полянке. Так мы его называем. 1-ый Хвостов переулок, дом 3, строение 1. Мы сегодня побывали с вами в замечательном музее и в усыпальнице святого Аристоклия. Мы сейчас с Вами беседуем, а под нами находится его усыпальница, над нами — алтарь храма во имя Божией Матери «Скоропослушница», которому уже больше ста лет.

Мне на Афон удалось попасть только в октябре. Но жизнь на Святой Горе продолжается. Монахи — те же самые люди, с теми же самыми болячками, испытывают те же трудности, что и все люди в миру. Нельзя от мира изолироваться полностью. Усилили или не усилили они молитвы, это уже не нам с вами судить. Конечно, когда приехал — радость была у многих в глазах, что кто-то наконец появился. Спрашивают, как там на родине, волнуются за своих родных, близких, переживают, молятся. Увеличился приток записок, а приток финансов уменьшился, потому что никого нет, пожертвования в монастырь не поступают.

Мы собираемся иногда вечером, часто слышится: «Ну, когда на Афон поедем?» У нас в таких случаях старцы говорят, отец Николай Генералов говорит: «Как Божия Матерь, как Господь благословит!». Конечно, просим благословения у игумена монастыря. Я попросил благословения, слава Богу, получилось в октябре. Но со мной же в самолете летели люди, которых на каком-то из этапов снимали с рейсов, будь то Каир, или Афины, или Салоники. Некоторые даже доезжали до Уранополиса, но дальше их не пускали, потому что то Афон закрыт, то в Греции карантин, то еще что-то. Политики, власти так много всего выдумывают, что невозможно что-либо предугадать. Можно лететь на самолете с хорошим настроением, радоваться, что ты летишь, а прилетаешь — выясняется, что какой-то справки нет — и всё. Здесь нужно быть ко всему готовым. И прежде всего нужна оправданность: с какой целью ты летишь? С помощью Афону или просто для себя лично, попутешествовать.

Вспоминая самых разных людей, конечно, убеждаешься, что ничего не стоит на месте. Недавно приходили ко мне паломники, с которыми мы 16 лет назад вместе были на Афоне. У людей же разная судьба, они никогда больше на Святой Горе не были, но все так же помнят Афон. И нахлынули воспоминания. Для них он остался тем Афоном — родным, близким, каким он был в первый раз. Они удивились, что сейчас есть магазины, лавки в греческих монастырях. Они говорят: а когда мы приходили, только рукоделие монахов покупали в Дафни, на дорогах или на пароме.

Афониты, то есть люди, побывавшие на Афоне, — это очень слаженный и дружный коллектив. И в нынешнее сложное время они всегда звонят, передают в помощь монахам лекарства или какие-то необходимые вещи. Там всегда что-то нужно. Такого не бывает, что всё есть. Всегда какие-то планы существуют. Монастырь не стоит на месте. Это большое хозяйство, где монахи молятся и послушание несут. Всё они знают — и молитву, и труд, и смирение. Без этого там нельзя. Это не секрет, что наш монастырь развивается по добротному русскому сценарию. Когда мы сидели в октябре за трапезой, на столе наши огурчики, наша капуста, наша зелень. И если раньше рыбу закупали, то сейчас чаще ходят на рыбалку, и уха уже другой вкус имеет. Когда с любовью, с молитвой поймано, это не то, что выращено в каких-то искусственных водоемах или еще какими-то способами, с помощью каких-то добавок.

Конечно, вспоминается подъем на вершину Святой Горы Афон. Это у каждого человека, кто был там, — незабываемо. Я по своей гордыне сначала еще какие-то рекорды пытался освоить: за один приезд туда-обратно, какое-то количество раз. Но эта спесь с меня быстро слетела. Как-то я плыву на большом пароходе и беседую с батюшкой из Тюмени. Он спрашивает меня:
— Вы который раз едете на Афон?
— Я шестой раз.
— А я десятый.
— О-о, мне до Вас еще далеко.
— А Вы сколько раз поднимались на гору?
— Шесть раз. Сколько раз ездил, столько раз и поднимался.
— А я ни разу не был, — говорит батюшка.

Тут я понял, что здесь что-то не так. Человек может быть всякий — в физической немощи или еще что-то. Как мне сказал старец Алипий: «Имей в виду: это наш дом — весь Афон». Поэтому как побывал ты? Кто-то восходит, кто-то не восходит. По-разному складывается. У меня вот очень хорошо молитва во время подъема идет. Не знаю, почему. Такое ощущение, что когда я поднимаюсь, то без молитвы не могу. И вот при подъеме на Гору Афон, как только я прекращаю молиться, ноги останавливаются, как вкопанные. Я даже начинаю бурчать на соседей: «Не мешайте, идите сами, молитесь, не болтайте, не разговаривайте». Потому что знаю, настолько сильно мне это помогает. И если я хочу сильно помолиться, значит, надо идти на вершину. И идет молитва там беспрерывная.

И это на самом деле не просто какой-то подъем, какой-то спуск. Люди по-разному относятся к подъему на вершину горы Афон. Я видел молодых людей, которые были на Килиманджаро, на еще каких-то вершинах: и Казбек, и Арарат. Но в основном все идут, чтобы попасть на службу на вершине. Этот пример мне подал владыка Феогност. Много раз с ним в группе мы поднимались. Это что-то такое необычное. Подготовка к этому идет начиная с Москвы, потом в Пантелеимоновом монастыре. Кто-то ответственный за дрова, кто-то несет продукты питания, кадила, свечи, ладан. Вечерняя служба, ночной подъем, литургия, в полночь или в два часа ночи. Это все такое незабываемое. И каждый раз по-своему. И постоянно мне говорят: «Ой, Вы, наверное, легко туда бегаете». Нет, не было такого. Бывает, конечно, когда ты за месяц три или четыре раза поднимаешься, потом уже как-то легко идешь, но каждый подъем — это прежде всего ответственность за человеческие судьбы. И у каждого свой характер и свои болячки.

Были подъемы и ночью, и 1 января, и в феврале месяце. Даже не скажешь, когда тяжелее. Бывает, иногда осенью тяжелее подниматься, когда разбитая дорога — мулами всё разбито, и идешь в слякоти какой-то, ноги холодные. А зимой по насту, с молитвами. И ты там наверху не сидишь, по сути дела: дошли, помолились, идешь назад. Самое страшное, я считаю, это когда туман и дождь, потому что в туман всё скользкое и как бы людей заранее ни информировал, что нужно иметь хорошую обувь, снаряжение, белье, всё равно кто-то идет в тапочках, кто-то в ботинках, и потом начинаются неприятности, особенно на спуске: кто-то поскользнется, покатится, кто-то решил дорогу сократить. Там ходили и ходили веками. Столько тропинок протоптано, слез, молитв пролито, кто там ступал по этим тропам, можно только думать, догадываться, вспоминать.

Литургия наверху — это нечто особое, и нельзя какой-то один случай взять и оттуда выдернуть. Участвуют все. Я помню как-то, холод, стекол в храме не было, мы стоим, тишина, молимся и смотрим: большой скорпион по стенке ползет. Мы пытаемся с ним сражаться. Кое-как его в пакетик затащили и выкинули. Потом смотрим: у нас стоит тарелочка с просфорами на столе, и из нее выползает еще больше. И тут все начинают отряхиваться. Помещение маленькое, а нас одиннадцать человек, и везде скорпионы ползают. И ничего, все живы остались. Потом вышли, спустились, вытрясли белье, и смеялись, что все живы, здоровы. По-разному бывает: и один глоток воды на восемь человек, и яблоко одно на всех. Почему я и даю всегда советы (команды не могу давать): «Есть сильные в группе? Что можете, несите туда». Потому что говорят: «Да что вы, там все есть — и масло, и ладан, и свечи, зачем всё это тащить туда? Если так все думать будут, как-нибудь поднимешься, а там уже ничего не осталось.

Хочу рассказать один интересный и поучительный случай. Это произошло давно. Один знакомый монах меня просит: «Вот, матушка настоятельница Пюхтицкого монастыря передала икону Божией Матери, можешь ее на гору отнести? Вы же наверх собираетесь?» «Да, мы идем наверх, отнесем. Нет вопросов». Дает он нам икону. И в последний момент что-то меня остановило, и я не пошел. Может быть, игумен о чем-то попросил или еще что-то, какие-то важные дела: бывает, нужно группу встречать какого-то высокого уровня. Я тогда прошу: «Вот эту икону отнесите, пожалуйста, наверх». «Не вопрос», — отвечают. Берут икону, уходит группа подготовленная, на следующий день спускаются, довольные. Дают мне икону, говорят: «Вот мы ее подняли, приложили и принесли обратно». Я говорю: «Вы, наверное, плохо меня слушали. Эту икону там надо было оставить!». «Как там?». «Да, специально благословили оставить ее в алтаре еще в старом храме». Такое разочарование, извинились передо мной. Ну ладно, вышли из положения. Рядом стоит знакомая уже группа, знакомые люди, батюшку я знаю, из одного с ним города. Я говорю: «Батюшка, вот так получилось, что люди попросили меня отнести икону, и так получилось, что меня не услышали и принесли назад, а я уже отчитался, что икона отправлена». Батюшка говорит: «Хорошо, все понял, сделаем все, как следует». Они берут икону и поднимаются наверх. В группе было шесть или семь человек, а меня слышали только пять. Они помолились, оставили икону. У них остался последний человек тушить свечи. Он потушил свечи, видит — икону забыли. Берет эту икону и снова спускает вниз. Они уже даже побоялись мне об этом говорить (вся же группа знала). Они ее потихоньку оставили дежурному и уехали.

Я сижу и думаю: ну всё, надо самому идти. Вот попросили тебя, значит, надо самому сделать, а не докладывать. Я собрался и пошел один. И благополучно эту икону донес, оставил там. Как я ни вилял, что не хочу идти: или жарко было, или еще что-то. Но вот с третьего захода сам я ее донес, как мне сказали, как было мне велено.

— Игорь Валентинович, сейчас многие старцы, просвещенные монахи говорят о том, что эти испытания, которые обрушились на весь мир и на Россию, происходят от того, что нет истинного покаяния у православных людей. Действительно, у бoльшей части людей, которые считают себя верующими, православными и воцерковленными, кроме посещения храма и, как говорится, лоб перекрестить и свечку поставить, к сожалению, у многих дальше этого не идет. Как к этому относятся на Святой Горе Афон? Есть ли покаяние у людей или его все-таки не хватает? Поэтому Господь и посылает такие испытания.

— Я за других не могу говорить. За себя скажу. Я с Вами полностью согласен: говорить и делать — большая пропасть между ними. По себе знаю. Многие же приходят, не просто говорят, а обещают: «Так, что Вам нужно? Помочь в ремонте? Что-то купить из техники? Мы всё сделаем». И потом я названиваю секретарю, каким-то помощникам, сотрудникам. Все сначала вежливо отвечают, улыбаются, а через день-два это уходит. А кто-то, и я знаю таких людей, которые молча делают свое дело и оказывают помощь. Наверное, Господь воздает им за это. Да, про них не скажешь, что им легко, что у них лежат деньги, они засунули руки в карман, достали часть, отдали и сказали: «Идите, делайте». Нет. Мне кажется, чем тяжелее им становится, тем они больше делают. Они не благословляются, не говорят свои имена. Они просто приходят и делают, в самый, казалось бы, тяжелый момент приходят и оказывают помощь и монастырю, и здесь в миру людям помогают. С душой когда дают, это чувствуется, помощь принимается, и она всегда идет в дело. А бывает, что ходишь, выжимаешь, выжимаешь какую-то помощь, а потом понимаешь, что ее не будет. Если хочет человек, он поможет, а если не хочет, что тут сделаешь. Нельзя человека заставить во что-то поверить, переломить его, пересилить. Он сам должен к этому прийти.

А это всегда так было. Вы тоже в этом мире живете. И у меня каждый день встречи, люди ко мне приходят. И даже научился уже различать, кто ко мне пришел. Вот, например, сидит человек и говорит: «Я хочу поехать на Афон. Просто из любопытства». Я в этом тоже не вижу ничего плохого. Может, он сейчас поехал из любопытства, а потом батюшкой станет или еще что-то такое. Что-то же его влечет. Раньше заполняли анкеты сложные и не могли туда попасть. Сейчас — пожалуйста, двери открыты. Наш монастырь вообще очень гостеприимен в этом отношении. Даже когда я в последний раз был там, какие-то греческие монастыри закрылись на Афоне, а наш был открыт.

— Я помню, как-то в один из визитов к старцу Гавриилу Карейскому я задал ему вопрос: «Отче, скажите, как воздействовать на людей неверующих, на своих близких, которые далеки от веры, на молодежь?» Он посмотрел на меня и просто ответил: «Никак. Только своим примером». Меня изумил этот ответ. Он очень простой, а ведь мало кто ему следует в нашем обществе.

— Да, всё правильно. Мы всё в глубину куда-то уходим, в философию, пытаемся постичь, а как там, а что здесь, какой-то корень из числа вычислить, а то, что на поверхности лежит: возьми и сделай сам — не видим. Вот, никто ничего не делает, никто ничем не помогает. А когда тебя самого спросят: сам-то ты что-то сделал?

Я вспоминаю, мой духовник говорил: «Сынок, ножкой не потопаешь — ложкой не полопаешь». По-простому, по-деревенски, он без образования, а сам он — духовное чадо известного старца Серафима Тяпочкина. И вот просто старцем жил. Довелось мне увидеть тех почаевских монахов настоящих, с той судьбой, когда приходили сгорбленные уже, в труде всю жизнь провели.

Отец Гавриил говорил: «Паломник часто просит, сам не зная, для чего». Хоть бы вопросы заготовили. А то придут, опешат, встанут. Он, особенно когда лежит, пошумит немного. Но Россию он любит. Вы сами знаете. Любит, поэтому с такой теплотой о ней говорит. А то, что они не каждому это говорят, так им виднее. Кому-то больше говорят, кому-то просто благословение, но всегда с любовью, с теплотой.

— Помню, как-то я от него уезжал, и он мне подарил фотографию моего же духовного отца архимандрита Кирилла (Павлова). Я был так изумлен. А внизу была цитата приписана из моего же с ним интервью. Это для меня был величайший подарок. А батюшка Кирилл тоже всегда простыми словами оперировал. У него была любимая поговорка: «Без Бога — ни до порога». Вот и все. И когда видишь человека, который говорит: «А я атеист, а всё это сказки», — смешно становится в наше время. Вы хорошо знаете архиепископа Феофилакта, я его знал, когда он еще был иеромонахом в Троице-Сергиевой лавре. Он мне как-то задал вопрос: «На Страшном Суде кому будет проще: атеисту прошлых лет или атеисту нынешнему?». Я задумался, говорю: «Батюшка, я не смогу ответить». Тогда он говорит: «Давай порассуждаем. Атеисту прошлых лет будет проще оправдаться: закрыты храмы, нет литературы, гонения на христиан. А что нынешнему-то сказать? Сказать-то нечего». Мне очень понравилось это утверждение.

— Возвращусь к владыке Феофилакту. Негласно, по сути дела, до воссоединения наших Церквей, каждую неделю кто-то из наших владык посещал Афон. Бывало даже и вдвоем. Это было сложно, каждый со своей группой: и священнослужители, и мирские люди обычно выезжали. Кто-то один раз в год, кто-то два раза в год. Ходили по Афону, службы были. Но среди всех, не в обиду будет сказано другим, наиболее любимые — это владыка Феогност, владыка Феофилакт и Блаженнейший владыка Онуфрий. Потому что они всегда и с проповедями, и с заботой о людях. Блаженнейший Онуфрий поговорил, уехал, через год приезжает, и он помнит размер носков кого-то из братий, кому какие нужны были, кому-то таблетки, кому-то еще что-то. Есть люди родные и близкие, много их, но вы всегда кого-то особенно ждете, кого-то всегда рады видеть в любой момент. Когда всё это началось, спрашивают: почему никто не едет? Не пускают или не получается? Много мне доводилось слышать: когда владыка Феогност приедет, когда Феофилакт? Много с ними походили по Афону, приходилось служить, и с такой радостью.

— Будем надеяться, что тучи уйдут, вновь засияет солнышко, и Афон еще примет нас всех. И вновь сможем мы облобызать эти святые иконы, святые камни Святой Горы, помолиться с нашими братьями.

— Да, хочется с таким настроением очередную нашу беседу закончить, что существуют вера, надежда и любовь, они неотъемлемы. Мы не просто надеемся, но я, наверное, не смогу даже заснуть, если я не буду верить, если вот завтра скажут, что никогда больше вы не попадете на Святую Гору Афон, то это будет неправда. Мы-то с Вами верим, что Афон действительно примет нас. И мы с Вами не одни, нас таких много: и святогорцев, и мирян, и священнослужителей, которые потихонечку подходят на службе, спрашивают, когда там Афон откроют?

Очень рад Вас видеть, спасибо, что посетили нас. Вы частый гость у нас на Гончарной. Я думаю, что Вы еще и на службу придете, вместе помолимся здесь, будет очень интересно. С наступающим Новым Годом и Рождеством Христовым! И до встречи, теперь уже на Святой Горе Афон!

— Прошу Вас передать игумену нашего Пантелеимонова монастыря священноархимандриту Евлогию и всей братии мой низкий поклон и просьбу святых молитв. Я тоже надеюсь, что счастливый момент свидания со Святой Горой скоро обязательно наступит.

При расставании Игорь Валентинович вручил мне конверт с поздравлениями игумена нашего монастыря священноархимандрита Евлогия с Рождеством и Днем апостола Андрея Первозванного.

Я спускался по древним ступеням обители и вдруг мысленно представил себе, как более ста лет тому назад здесь ходили афонские монахи, святой старец Аристоклий принимал в своей келье больных и страждущих людей, звучала в храме православная молитва. И было четкое ощущение, что я вновь побывал на Святой Горе Афон, в дорогом моему сердцу Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре.




Каждую субботу в храме исторического Афонского Подворья (1-й Хвостов пер., д. 3, стр. 1) совершается Божественная Литургия. Начало богослужения 7.30. Подворье открыто для посещения с 10.00 до 17.00, кроме субботы и воскресенья.

Также на подворье работает церковная лавка, в которой можно подать записки о поминовении в Русском на Афоне Свято-Пантелеимоновом монастыре, представлена литература по афонской тематике и т. д.

Из воспоминаний игумении Гефсиманского Иерусалимского монастыря Варвары (Цветковой)

«Сейчас мы переживаем предантихристово время. Начался суд Божий над живыми и не останется ни одной страны на земле, ни одного человека, которого это не коснется. Началось с России, а потом дальше».

«Россия еще будет спасена. Много страданий, много мучений предстоит. Вся Россия сделается тюрьмой, — говорил он,— и надо будет умолять Господа о прощении. Каяться в грехах и бояться творить и малейший грех. Надо всеми силами стараться творить добро, хотя бы самое малое. Ведь и крыло мухи имеет вес, — говорил батюшка, — а у Бога весы точные. И когда малейшее на чаше добра перевесит, тогда и явит Бог милость Свою над Россией».

«Надо много и много перестрадать и глубоко каяться всем. Только покаяние через страдание спасет Россию... Какой-то необычный взрыв будет, и явится Чудо Божие. И будет жизнь совсем другая на земле, но не очень долго. Крест Христов засияет над всем миром, потому что возвеличится наша Родина и будет, как маяк во тьме для всех».

«...Сперва Бог отнимет всех вождей, чтобы только на Него взирали русские люди. Все бросят Россию, откажутся от нее другие державы, предоставив ее себе самой. Это чтобы на помощь Господню уповали русские люди. Услышите, что в других странах начнутся безпорядки и подобное тому, что и в России, и о войнах услышите и будут войны — вот, уже время близко. Но не бойтесь ничего. Господь будет являть Свою чудесную милость».

То, что обозначено в пророчествах святого старца Аристоклия, наверное, особенно относится к нам, живущим сегодня: воистину от каждого из нас зависит, куда наклонится мир и куда повлечет время. От каждого зависит, перевесит ли наше малейшее на чаше добра. Вот об этом бы помнить всегда.