Воин Победы

Архимандрит Кирилл (Павлов) воевал в Сталинграде, в разрушенном доме нашел Евангелие, это привело его ко Христу перед лицом смерти. И он прошел всю войну... Несмотря на гонения, поступил в семинарию, закончил академию, вышел на пик совершенства человеческой жизни и стал старцем Кириллом.

Грех не воздействовал на него… ничто его не победило. А он оказался воином Победы — и в прямом, и в переносном, и в духовном смысле!

У отца Кирилла было очень великое свойство быть смиренным, добрым, кротким. И — стремление быть всегда полезным. Он стал для нас примером в этих свойствах и качествах.

Помню начало моего осознанного пребывания в Церкви, когда уже начал исповедоваться. И меня поразило, как Батюшка по-отечески относился к грехам. Именно по-отечески: с пониманием, слушал тебя с легким поклоном головы, с таким совместным участием. Он каялся вместе со мной! Выслушивал так, что хотелось всё-всё ему рассказывать, чтобы ничего на душе не оставалось.

Я каждый месяц приезжал к нему на Исповедь. И не было там таких наставлений: «Ты должен молиться, ты должен слушаться, ты должен, должен, должен...» Просто я видел, как он молился! Как он исповедовал! Как он общался с другими людьми.

И хотя бы раз я видел его в гневе! За многие годы общения с отцом Кириллом я не видел ни разу, чтобы он «разошелся» или «расходился» в гневе. Ну, не было такого! Он мог так выдвинуть вперед свою руку, как бы приостановить человека. Мог сказать и так: «Нет, это нельзя! Нельзя!» И это было настоящим «громом»: ну, нельзя, и все тут. Хочешь — принимай, хочешь — не принимай. Но это — «нельзя»! То есть на этом «стоп».

И, конечно, все слова, которые он говорил, были значимы. Меня поражало, когда он поднимал глаза вверх, к иконам (особенно когда мы исповедовались в алтаре Трапезного храма) и после этих благословений молился. Для меня это стало примером на всю жизнь: это было понимание того, что его слово, его благословение — оно было «со властью».

Я взял благословение на поступление в семинарию. Кстати, он никогда мне не говорил: «Нужно идти в семинарию!» Он благословил меня на это как-то радостно (как мне тогда показалось). Благословил — и семинария, и академия прошли для меня как самые лучшие годы моей жизни. Там узнал столько, узнал такое, чего нигде и никогда сам не узнаешь! Все библиотеки мира не вмещают того, что узнал в семинарии и в академии! Узнал смысл жизни, узнал цель и назначение человека на земле, узнал, в чем смысл моего существования вообще.

Проходит некоторое время, через годы я спрашиваю у него благословения на монашество. Он держит мою голову и говорит: «Ну, наконец-то...» Очевидно, он молился так сильно, что инженером я в его сознании не виделся, не понимался. Потому что он все это воспринял как-то настороженно и не сразу. А вот когда пришел за монашеством, он и сказал: «Ну, наконец-то!..»

А с меня будто тяжесть какая-то свалилась. Совмещение того, что благословляет Батюшка, и того, что мне в моей жизни действительно нужно, — это произошло. И мне, наверное, за всю свою жизнь ни разу не пришлось пожалеть о том, что я стал монахом.

Понятное дело, тяжело. Это трудно, это опасно, это сопряжено с такими усилиями, что иногда просто не выдерживаешь всего этого. Но находятся потом силы, потому что за тебя молились, и через покаяние, через исправление — Господь вновь и вновь приводит к этому утверждению: слава Богу, что все так произошло. Милость Божия, что у меня был Батюшка, и что я так с ним общался.

Семя, которое посеял сеятель, оно живет не только в момент посева. Оно живет и тогда, когда его положили в землю, когда на него обрушились грязь, холод, дождь, вода... Оно живет и тогда, когда пробивается сквозь разные препятствия.

Так и слово Батюшки отца Кирилла: оно не было многословным, знаете, например, как у Сократа или Аристотеля. Не было даже таким, как у наших знаменитых проповедников. Оно было кратким, но настолько действенным, что и сегодня живет. И так ощутимо, что будто бы Батюшка сейчас рядом с нами!

Помню, когда я его впервые увидел, меня поразила его внешность, его вид, поразила его манера общаться. Запомнилось, как он разговаривал с людьми, и от него исходило настоящее отеческое тепло! Не то, что «все тебе позволено», что «можно делать все, что хочешь», а просто при нем не будешь грешить! Вот, смотришь на Батюшку, и просто тебе хочется быть в какой-то степени лучше, в какой-то степени добрее. И где-то там внутри, подсознательно (хотя я еще в то время был молод), было у меня желание быть с ним и походить на него. Он являлся для меня неким примером.

А когда его не стало, все равно сохраняется ощущение, что ничего не произошло.

Остается чувство, что с ним можно по-прежнему разговаривать.

В 2004 году я был у Батюшки, кажется, в Барвихе, мы с ним разговаривали, получил у него последнее благословение, такое по-настоящему живое, и оно как-то распространилось для меня на все последующие годы. Он никогда не благословлял человека от своего имени. Никогда не давал благословения такого, какое мне было не по душе. Поэтому, наверное, с ним было очень тепло.

Он так молился, что ничего не подумаешь и не помыслишь вредного для самого себя: будь то какие-то поступки или привычки. И ты всегда старался это помнить и внутри себя складывать, использовать это. Хотя, бывает, что его и не видишь, что его и нет рядом, а все равно — настолько с ним тепло! Даже вот вспомнишь одно его имя — и с ним тепло, хорошо! Его нет рядом — а ощущение присутствия существует.

Отец Кирилл из всех выделялся! Из всех выделялся — наверное, не столько строгостью, сколько серьезностью.

То, что он делал, было настолько серьезно, настолько непоколебимо!

Мы стояли в очереди к нему на Исповедь и уставали до невозможности! А батюшка нас всех поисповедует, пойдет еще потом народ исповедовать, потом монашеское правило... А ведь у него еще было послушание, он же казначеем был, сколько там всего нужно было делать! Казначей — это счетовод, ему все нужно было посчитать и повсюду поставить подпись. Это просто колоссальные физические нагрузки...

Смотря на его хрупкое тело, думаешь, как он выдерживал все это?..

А какой была его речь!.. Он говорил с некоторой «растяжечкой». И не потому, что это была какая-то манера, а потому, что он всегда был смертельно уставшим. Он постоянно был уставшим! Но он превозмогал это и, что называется, на последнем дыхании всё это тянул на себе.

Наверное, все это в какой-то степени и повлияло на его последние годы, потому что при таких колоссальных усилиях, при тотальной усталости, он все равно оставался в строю и все равно действовал.

Конечно же, своим поведением он был настолько «живым примером», что не нужно было никаких слов, не нужно было никакой теории («нужно быть подвижником», «нужно подвигать себя к молитве, посту» и пр.). Просто посмотри на него — и подвигай себя! И бери пример, как тебе поститься, как молиться и как общаться с другими людьми.

Я никогда не помню, чтобы он настаивал на том, чтобы молиться с утра до вечера, но помню отчетливо, как он настаивал на том, чтобы с утра до вечера читали Священное Писание, особенно Евангелие. Я помню, что он всегда держал Евангелие в руках. Когда у него была возможность — мы просто с ним встречались, разговаривали — у него в руках всегда было Евангелие. И, как он сам потом рассказывал (он же воевал в Сталинграде, нашел там Евангелие), это привело его ко Христу перед лицом смерти. На войне любое мгновение — и тебя нет! И вот, перед лицом смерти он решил остаться со Христом — через Евангелие.

И он прошел всю войну... И, несмотря на гонения, поступил в семинарию, закончил академию и стал старцем Кириллом.

Наверное, это присутствие смерти вокруг (ведь во время войны друзей хоронят больше, чем их обретают) наложило на него отпечаток. Но в наибольшей степени, конечно, чтение Священного Писания. Мне приходится наблюдать со стороны, чем отличается духовное чадо отца Кирилла, например, от духовного чада отца Наума. Духовное чадо отца Кирилла неразрывно связано с Евангелием. У отца Наума — с молитвой. Вроде бы и то, и другое хорошо, но вот для меня очень важным было чтение Священного Писания. И когда через отца Кирилла и его духовных чад я стал более внимательно читать Евангелие (по его рекомендации, ежедневно главу, и обязательно выписывать понравившиеся места), то у меня получилась целая картотека.

Я не являюсь «книжным человеком», но смотрю на художественную литературу, на телевидение, даже на святоотеческую литературу, и все время приходится мне сравнивать все это с Евангелием. И сразу видно: где соответствие, а где несоответствие. И не нужно никого ни о чем спрашивать — не нужно искать какого-то старца или блаженную, чтобы спросить у них, как мне поступить. Нет в этом необходимости: я вспоминаю строчку из Евангелия, и ответ у меня готов!

Часто так бывает в жизни человека: всё, всё уходит из под ног, все предали, инфаркт получил, как выжить в этой ситуации? А помогает выжить Евангелие! Почему? Потому что видел, как это делал Батюшка, отец Кирилл.

Кстати, его тоже вроде бы понимали — и не понимали. Ему давали возможность отдохнуть, но в основном — не давали. И как в этой ситуации выживать? Я понял, что только через Евангелие. Настолько перед глазами был его живой пример, без каких-либо правил, без нравоучений. Он был живой — просто по принципу военного командира: «делай, как я». «Вперед, все за мной!» Батюшка тоже так поступал: «делайте, как я». И для него это было счастьем. Он другого никогда не искал! Он никогда не становился в состоянии поиска — никогда не было такого, что бы он не знал, что делать. Почему? Потому что было Евангелие!

У меня теперь уже у самого опыт немаленький в жизни: приходится видеть, как люди мечутся, ищут что-то, бегут к одному духовнику, к другому. Тот отчитывает, тот причитает, тот принимает, а этот в затворе... Смотришь — и порой жалко людей. Потому что они ищут золото там, где его никогда не бывало. Ищут бриллианты там, где их никто никогда не рассыпал. Мечутся, а иногда даже погибают от этого, потому что не находят ответа на вопрос, которые поставила их собственная личная жизнь перед ними.

А вот отец Кирилл нашел эти ответы, нашел их в Евангелии. И своим личным примером он и для нас, в какой-то степени, стал твердым основанием.

Батюшка в разрушенном доме нашел Евангелие — и вышел на пик совершенства человеческой жизни. А совершенство это заключается в общении с Творцом.

Это удивительно, мы Батюшку очень любим, помним о нем, молимся о нем. Бог даст, может быть, и ему молиться будем, потому что человек этот был, действительно, святой жизни. Он многим помог. А ведь кто такой святой? На русский язык это можно перевести так: не подверженный внешнему воздействию. Грех не воздействовал на него… ничто его не победило. А он оказался воином Победы — и в прямом, и в переносном, и в духовном смысле!

Епископ Анатолий (Аксенов)
Православие.ru