Оптина тогда только-только начинала приходить в себя после десятилетий забвения и разрухи. Многие здания монастыря были разрушены или находились в плачевном состоянии. Но ярко и отчетливо запомнилось неповторимое ощущение покоя и тишины, от которых невозможно было оторваться.
И несмотря на пропуск в гостиницу Козельска, мы решили никуда не уезжать. Так и пробыли всю ночь в монастыре, вздремнув только пару часов в автомашине.
Запомнилось богослужение в одном из уцелевших храмов, которое возглавил Святейший Патриарх Алексий и длинные ночные беседы с паломниками в Предтеченском скиту преподобного Амвросия, доступ в который тогда был открыт всем желающим.
А уже после возвращения в Москву мы увидели настоящее чудо. Палец на руке моей супруги, пораненный перед самой поездкой почти до кости, полностью зажил после того, как она окунула забинтованную руку в святой оптинский источник. Осталась только небольшая красная полоска!
Нам не всегда удавалось часто бывать в Оптиной. Какое-то время мы каждый год ездили вместе с детьми в Дивеево к батюшке Серафиму. Но благодаря появившемуся в нашей жизни удивительному человеку Ивану Григорьевичу Старикову, эти поездки в Оптину вновь возобновились. Наш близкий друг Иван стал оптинским монахом. Связь с ним у нас надолго никогда не прерывалась. И мы видели его духовное возрастание от послушника в черном халате до иеромонаха Спиридона, а в последние годы иеросхимонаха Исайи.
Его духовный путь от успешного предпринимателя до монаха мы могли проследить даже по меняющемуся его внешнему облику. Все трудности, невзгоды нашей семьи, а потом и семей наших детей мы старались донести до нашего батюшки. И всегда получали разумные и взвешенные ответы даже на самые трудные вопросы.
Краткие встречи и беседы с ним в Москве, в Оптиной мы всегда ждали с нетерпением.
Помню, как на полевом стане рядом с походной часовней мы отмечали его пятидесятилетие. Был солнечный июльский день. Радостные лица монахов и послушников, теплые слова поздравлений, вкуснейшие пироги. Батюшка тогда возглавил оптинское хозяйство. Он как-то поделился со мной: «Мне пригодился опыт моего отца. Он был председателем колхоза».
Последние годы батюшка был тяжело болен. Но он не сдавался, несмотря на неизлечимую болезнь.
Иногда телефонная связь с ним замирала. В эти дни, как потом выяснилось, он ездил на свою родину в костромские леса, где отец Исайя построил скит и молился там в уединении. Сейчас становится понятным, что он таким образом готовил свою душу к дальнейшему и неизведанному пути в будущую жизнь.
Похоронили отца Исайю рядом с часовней оптинских новомучеников в Оптиной пустыни. На отпевании храм Казанской Божией Матери был переполнен. Мы стояли с супругой и каждый из нас вспоминал каждую встречу с этим удивительным человеком, настоящим воином Христовым, который прошел свою короткую жизнь прямо и не сгибаясь, до конца отдав себя нашей православной вере и любимой Оптине.
Несколько дней тому назад супруга Нина предложила мне: «Давай отметим твой день рождения поездкой в Оптину пустынь!» И эта новая встреча состоялась. Скитоначальник Предтеченского скита отец Тихон, с которым у нас уже много лет сохранялись дружеские отношения, благословил меня провести ночь в скиту. А на прощание подарил мне на память авторучку и фотографию со словами преподобного Амвросия Оптинского: «Отец Небесный не судит никому же, а весь суд предаде Сыну Своему; а ты кто такая!!! Помни, что судить других — значит осуждать свою душу…»
В поисках фотоиллюстраций к этим заметкам я неожиданно натолкнулся на портрет отца Исайи. Он был запечатлен в полный рост идущим по дорожке Оптиной пустыни. Возможно, это была его последняя фотография. Улыбаясь своей неповторимой улыбкой, он как бы шел к нам навстречу. Всегда готовый помочь в любой беде.
Когда я писал эти строки, то неожиданно вспомнил, что во время Крестного хода из Казанского храма в Коломенском на станцию Дно в связи с 90-летием явления иконы Державной Божией Матери в 2007 году Иван Стариков нес в руках икону нашего государя Николая Второго и во время установки креста на месте стоянки царского поезда на этой иконе из глаз императора покатились слезы.
Это, несомненно, был добрый знак, которым отметил Господь будущего монаха и подвижника.
В крестном ходе на станцию Дно принимал участие также Борис Журавский, с которым мы начинали издание «Руси Державной». Борис, с которым я познакомился в нашем храме Святой Троицы, создал макет газеты, который сохраняется и поныне. Многие его советы как художника и иконописца вошли в наше издание.
Как-то он приехал ко мне грустный и растерянный. «Ничего что-то у меня нигде не получается, Андрей, за что ни возьмусь», — сказал он. И тогда я сказал ему: «Борис! Ты же вполне мог бы стать священником. У тебя для этого есть все данные!»
И мы отправились с ним в Оптину пустынь. Как говорится, «Господь целует намерение». И мы попали на встречу со старцем Илием, который благословил Бориса ехать во Владимирскую епархию. Через какое-то время он стал священником в одном из отдаленных сельских приходов. По прошествии нескольких лет отец Борис принял монашеский постриг с именем иеромонаха Спиридона. Сейчас батюшка уже не служит и вышел за штат по болезни.
Почему я пишу об этом? На жизненном примере двух моих друзей отчетливо виден промысл Божий о каждом человеке. Нужно только увидеть и услышать Его. Оптина пустынь призвала Ивана и Бориса к служению у престола Божия, и они с радостью приняли в свои сердца этот пламенный зов. Как приняли его все, кто трудится на ниве Божией в благословенной Оптиной пустыни.
В воскресенье после литургии мой хороший знакомый, монах из Оптиной пустыни прислал мне это стихотворение. Чудны дела Твои, Господи!
Сердце в ситец небесный одето.
По краям разлилась благодать.
Здесь частицы Фаворского Света
Освещают дорожную гладь...
День до вечера спрятан под зонтом,
Громом загнан в безмолвный притвор.
Ты храни, береги его!… Вот он! —
Фотокамеры быстрый затвор.
Ни спектаклей, ни матчей, ни свалок,
Пусть сегодня нигде нас не ждут.
Только чашечка кофе — устало,
Только счастье — на десять минут.
Здесь окажется многое лишним,
Суетою за мутным стеклом.
Старый пруд и цветущая вишня
Обогреют вселенским теплом.
Полосой долгой, тонкой и плавной,
Над рекой утром — ангелов рать.
Даже будни я с буквы заглавной
Постараюсь всегда начинать.
В капле — вся глубина океанов.
Во мгновеньи — молчанье веков.
Я, от звуков и запахов пьяный,
Заплыву за границу буйков.
Всё великое прячется в малом,
Код меняя и жизненный стиль.
Сердце жжёт беспокойно, как слалом,
И ласкает, как солнечный штиль.
Каждый штрих вдруг становится ясен.
Ветра вздох — витражами в окне.
Шорох слов тишиной беспристрастен
В предрассветной оранжевой мгле.
Здесь любой — очень дорог и значим,
Без анкет и ненужных смотрин.
Перед правдою кто-то заплачет,
Засмеётся пред ложью витрин!
День разорван горячей гранатой,
Преломлён, словно жемчуг, в воде.
Все всегда и за всех виноваты
В нашей общей нелёгкой судьбе.
Никаких дел сегодня, ни планов,
Ни поездок, ни пробок, ни встреч…
Дождь пусть будет событием главным,
Солнце — тем, что нам надо беречь.
День изранен и весь перемотан,
Пойман бабочкой в тесный сачок.
Осторожно храни его!…. Вот он!
На груди, как медаль и значок.
Сердце в бархат небесный одето.
Август — странник бездомный и царь…
Вдохновенное русское лето!
Весь в слезах и лампадах алтарь…
Андрей ПЕЧЕРСКИЙ,