"ЗРЯЧИЙ РАЗУМ" А. С. ХОМЯКОВА

Для чего же нынче нам вытаскивать на свет Божий воззрения не очень известного, хотя и мудрого человека? Опроси 100 встречных – едва ли один скажет, кто такой Хомяков. А между тем в период жесточайшего кризиса России, в период падения нравов, разорения нашего хозяйства, когда страну ведут на жестком западном поводке, его чистая возвышенная идея самостояния России, ее небесного предназначения, его Вера в избавление от бед через православие спасительны и организующи.
 Вторая четверть XIX столетия ознаменовалась духовными поисками и прорывом в том направлении, которое идейно оформлял Хомяков. Он ведь не был баловнем судьбы. Это только в учебниках недавнего прошлого утверждалось, что славянофилы были ретрограды, охранители, а режим преследовал лишь революционеров-демократов. Так же говорили лет двадцать назад прозападные диссиденты, озабоченные свободой для их эмиграции из России, а в тюрьмы в это время засаживали русофилов и борцов за русскую идею. Нет, именно славянофилы были под постоянным надзором как внутри страны, (где высшая власть не сумела взять на вооружение их идеи, где с университетских и прочих кафедр неслись проклятия в адрес их искренних убеждений), так и на Западе. Атака на русских и русское всегда была широкой. Европа, ее эгоистические силы чувствовали в этом искреннем духовном поиске опасность. Там уже забыли, как всего 25 лет назад она трепетала перед тираном Наполеоном и европейскую цивилизацию спасла Россия. Европа формировала очередной антирусский идейный фронт. И в этом едином русофобском хоре соединились голоса английских лордов, французских аристократов, вождей и теоретиков пролетарских революций. Маркиз де Кюстин, сочинение которого о посещении России в 1839 году вытаскивалось в оправдание который раз, когда надо было развязывать войну против России (так было перед Крымской, Первой мировой, Великой Отечественной, в период перестройки), начинал свой клеветнический поход в эти годы. Тогда он и создал свое проникнутое злобой "Путешествие в Россию". Не менее нацелен против духа нашей страны был Маркс. Именно он почувствовал, больше других своих либеральных и консервативных собратьев, сдерживающую роль зарождающейся и утверждающейся идеологии славянофилов России на пути к уничтожению семьи, науки, религии, на пути к мировой, как сегодня говорят, глобализации. В те 40 и 50-е годы XIX века он писал: «В России, у этой варварской расы, имеется такая энергия и такая активность, которых тщетно искать у монархий старых государств. Славянские варвары – природные контрреволюционеры. Поэтому необходима беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть со славянством… на уничтожение и беспощадный терроризм».
 Как смыкается это нынче с господами Бжезинским, Кохом, Березовским, Хаттабом и Басаевым! «Привозная наука» нужна ли нам после этого? Нужны ли нам господа Сайсы, Пайпсы, гарвардские советники, аргентинские президенты, по которым нас учили?
 Нет, нам нужны Хомяковы, Аксаковы, Киреевские, Суворины, Столыпины, Иваны Ильины, Жуковы, Косыгины, Валентины Распутины.
 Нам нужна философия сопротивления распаду, наука возрождения, организации и стойкости духа.
 В этой сокровищнице нашего духовного братства один из вдохновенных, сочных, ярких талантов – Алексей Степанович Хомяков.
 В начале XIX века Россия деяниями Петра, Екатерины, Александра I, их сподвижников осознала и утвердила себя как государство, держава. Православие было ее духовной основой. Пушкин и Гоголь оформили ее поэтически, словесно, духовно. Настала пора мысли. Однако, по причине устремленности за умом и знаниями в чужедальность, в интеллектуальных салонах господствовали умозаключения Шеллинга.
 И, как говорилось в одной статье о Шеллинге, его легкость мысли позволила быстро усвоить эту философию многими головами. Но собственно для голов этих работы и пользы немного было. Были, конечно, Гегель, Кант, но их умозрительность, казалось, совершенно была оторванной от российской действительности. Это позднее гегелевскую диалектику использовали для разрушения таковой. Но для некоторого количества русских интеллигентов в начале века это, может, и составляло основную привлекательность в их устремлениях построить для себя и облагодетельствованного ими окружения людей модель мировоззрения и даже действия. Не важно, что эта модель была не приемлема для России, жизни того общества, важно, что она была «передовая», сверкала привлекательными красками западной мысли. Хомяков не принимал такой потребительской философии. Он был ярким и выдающимся исключением. Он гениально объяснял «просто русскую жизнь». Это и вызывало недоверие у светской толпы, претило ей. Как точно сказал В.В. Розанов, «Хомяков весь был погружен в стихию русской действительности и других тем он не знал. Но не в том еще главная его ценность: в противоположность множеству умов, которые применили к России нерусские оценки, нерусские измерения, нерусские объяснения, Хомяков объяснял русскую действительность в духе и смысле этой самой действительности, сводя работу мысли только к прояснению, к выведению в свет логического сознания, к формулам словесным».
 Противники такого «русского подхода» к русской действительности всегда пытаются вывести его из «необразованности» и «нецивилизованности», «непросвещенности» и «недостаточности знаний» у авторов. К Хомякову такое утверждение было не применимо, ибо помимо того, что он с детства блестяще знал французский, английский, немецкий, латинский языки, переводил с них, был кандидатом математических наук и блестящим писателем, словесником, он явился автором гигантского, осмысливающего движения мира сочинения «Записки о всемирной истории» (как истинно русский человек он писал ее для себя, для духовной самоорганизации, а не для заработка). Этот труд, системность и выводы об истории человечества привели к тому, что он основательно освоил греческий, еврейский языки, познакомился с санскритом и читал свободно Ригведу. Тогда же он изучал ликийские надписи, финикийскую клинопись. Недаром даже его оппонент Александр Герцен признавал, что «Хомяков был действительно опасный противник… Необыкновенно даровитый человек, обладавший страшной эрудицией, он, как средневековый рыцарь, карауливший Богородицу, спал вооруженный».
 Сегодня мы можем говорить о нем как о пророке многих сбывшихся или определенно обозначившихся явлений истории.
 Хомяков – богослов, философ, историк, словесник, экономист, возбудитель общественной мысли – все ярче вырисовывается в сознании общества. Он все более необходим нам сегодня, когда нас заставляют жить, как говорил он, «по законам привозной науки».
 Наша Церковь и все мы, православные люди, художники, ценим его богословствование, ценим его поиск выражения чувства православия, чувства простого человека: «как он чувствует Бога», «как молится», «что он ищет у веры». Причем все подчеркивали, что его чувство или объяснение православия не расходилось у него с поведением: с детства он усердно посещал богослужения и увидел, и смог выразить то, что ощущал народ.
 Один из первых исследователей творчества и идей А. Хомякова Барсов писал: «Немногие из наших богословов так хорошо поняли умиротворяющий и любвеобильный дух православия, немногие сумели так хорошо – типически выяснить его светлый образ». А видеть эти отличия мог только душевно зоркий человек. И как верно замечено в статье о нем: культ-то у нас, конечно, греческий, но русские исполнители за сотни лет надышали столько русских оттенков, что «в нашем церковном быту, как он есть, как он сложился исторически, как он выковался и высветился в горе, бедности, уничижении, скрыта при огромной глубине удивительная нежность, теплота, мягкость, универсальность».
 На мой взгляд, самое большое духовное открытие, совершенное Хомяковым, – это то, что он утвердил представление о русском человеке, как о христианине, в натуре которого есть то, что делает русский народ христианами. Русские – христиане! Ибо не было бы их, не было бы России, если бы они не срослись с духом и формулой христианства. Это хомяковское утверждение о том, что русские первые, как народ, поняли христианство, восприняли его как свою истинную и единственную веру, они предназначены были для нее, рождены быть христианами. И в этом смысле Достоевский был лучшим и многообразным утвердителем Хомякова. Да, и русская литература в лучших своих образцах исходила из этой корневой мысли Хомякова. Я почти уверен, что эта основа и сделала ее классической. И всякие окололитературные и псевдолитературоведческие подробности быта писателя, мелких интриг вокруг его жизни только уводили и уводят нас от выявления той подлинно классической духовной русской литературы, которая в основе имела глубоко религиозный взгляд на жизнь.
 Второе, чем озолотил нашу мысль Алексей Степанович: он положил со своими содругами начало нового тогда и не преодоленного до сих пор его врагами взгляда на особый путь России, он заложил фундамент «русского мировоззрения», он почувствовал движение глубинных пластов народа России, ее патриотического дворянства, духовенства, купечества, воцерковленного крестьянства, казачества к необходимости осознания мировой роли, мирового значения России. Он подвел мыслительную базу под это волевое движение русских людей, исходящее из русской веры, истории, быта.
 Очень важно, что славянофилы сказали, что Россия сама приобретет это качество (его не внесут огнем и мечом, как это сделали революционеры). И приобретет она его только на пути нравственного, а не физического превосходства.
 В его статье «О старом и новом» он объясняет, почему Московское княжество, Москва становилась во главе нового объединения славян. Она совместила государственную внешность и внутреннюю. И это «желание быть Россией», это послание, должно было исполниться, и в князе, и в гражданине, и в духовенстве, представленном в лице митрополита (Антология мировой политической мысли, т. III А.С. Хомяков «О старом и новом», 1838-1839, стр. 705)... Он видел общественно-хозяйственную основу жизни в общине. И, казалось, не раз этот взгляд оправдывался, община возникала и возникает в различных ситуациях: в дореволюционной жизни в артелях, а потом в кооперативах, в колхозах, в сегодняшних АО, ООО. История, думаю, не сказала своего последнего слова по поводу общины и, если наш крестьянин не обречен на полное вымирание, то его спасение вполне возможно будет происходить на путях общинного коллективного хозяйства.
 Наверное, сегодня нам как никогда, близки мысли А. Хомякова, отвергающие заимствования, не соответствующие характеру народа, о незаслуженном доверии, которое бытует в обществе по отношению ко всем иностранцам. Его статья «Мнение иностранцев о России» позволила выявить вопросы самобытности и подражательности, характеризуя петровское просвещение, как «колониальное». Хомяков надеялся, что будет преодолен «разрыв в умственной и духовной сущности России», он надеялся и на возникновение в России «свободного художества» и «крепкого просвещения», соединяющих в одно жизнь и знание и основанных на уважении «исконных начал России».
 Что касается «свободного художества», то Хомяков считал, что оно будет свободным, если будет связано с народом, будет русским. Эту точку зрения он излагает в 1843 г. В «Письме в Петербурге о выставке». В 1844 году в статье о Глинке он радуется, ибо приветствует начало новой эры в истории русского искусства. Она создает новые живые формы, полные духовного смысла в живописи и зодчестве «и в которой художники будут вполне русские» и будут жить «русской жизнью». Окончание статьи звучало патетически и программно: «Нет человечески истинного без истинно народного!»
 Думаю, что эти простые нынче истины были откровением для многих современников, были созвучны Пушкину и во многом еще недостижимы для тех, кто сегодня себя причисляет к братству отечественных литераторов.
 Дорог он нам и как деятельный председатель Общества любителей русской словесности, своими великими формулами, своей мыслью «о Москве, как мысленном соборе России».
 Поистине, как говорил он, его разум был зрячим. И многие прозревали рядом с ним. Одни современники называли Хомякова «начинателем», другие «предтечей». Думаю, он был и тем, и другим. Он многое обозначил, определил. А иногда предстает в своей правоте, необходимости только сегодня. И он это предчувствовал, когда в 1845 году писал Юрию Самарину: «Мы должны знать, что никто из нас не доживет до жатвы, и что наш духовный и монашеский труд пашни, посева и полотья есть дело не только русское, но и всемирное» и позднее напишет ему же: «Мы передовые, а вот правило, которого в историях нет, но которое в истории несомненно: передовые люди не могут быть двигателями своей эпохи; они движут следующую, потому что современные люди еще не готовы». Как хотелось бы надеяться, что в недрах сегодняшнего, окутанного ядовитыми туманами соблазнов, горькими миазмами распада времени, в потоках уныния и безверия зарождается неотвратимая потребность в слове и мыслях Александра Степановича Хомякова, и что его идеи, идеи первооткрывателей славянофильства, идеи христианской любви станут двигателем нашей эпохи.
 Колумбом, открывшим Россию, называли Хомякова. К. Бестужев-Рюмин сказал: «Да, у нас в умственной сфере равны с ним только Ломоносов и Пушкин. Мы же берем для себя великой целью слова А.С. Хомякова: «Для России возможна только одна задача – сделаться самым христианским из человеческих обществ».