Незатихающее эхо великой победы
Нашу победу на Курской дуге следует рассматривать в двух аспектах: в военно-боевом и политико-стратегическом.
Война – это столкновение фронтов. Понесенные ими потери способны влиять на стратегическое положение сторон. В Курской битве эти потери потрясли гитлеровский вермахт и всю Германию. Из его пламени не вышли свыше полумиллиона солдат и офицеров. Было разгромлено 30 отборных дивизий, в том числе 7 танковых. Немецкие войска потеряли 1,5 тыс. танков, 3 тыс. орудий, 3,7 тыс. самолетов. В это гигантское сражение с обеих сторон были втянуты – прямо или косвенно – более 4 млн. чел., свыше 69 тыс. орудий и минометов, более 13 тыс. танков и самоходных орудий и до 12 тыс. боевых самолетов. Провал этого летнего наступления вермахта навек похоронил созданный фашистской пропагандой миф о «сезонности» советской стратегии, о том, что армия наша может наступать только зимой. Сокрушительное поражение вермахта произошло жарким летом, в условиях нашего южного недождливого климата. Наше командование воочию, на глазах у всего мира, доказало свое превосходство над генералитетом Германии. И еще: в воздушных сражениях на Огненной дуге советская авиация окончательно завоевала господство в воздухе. Наши потери тоже оказались значительными, хотя о них и не принято было распространяться «по горячим следам». О них мы, однако, нашли данные в «Военно-историческом журнале» за 1991 год. По его версии, наши безвозвратные составили 98,45 тыс.чел.; санитарные – 324,2 тыс. чел. Легче оперировать нашими потерями в боевой технике – они оказались, разумеется, значительно ниже немецких: по причине нашего технического превосходства, большей плотности огня, из-за того упреждающего удара на рассвете 5 июля, который нанес немалый урон изготовившимся к наступлению германским войскам. К тому же необходимо учесть, что огромное поле этого боя осталось за нами, следовательно, вся поврежденная боевая техника наша могла быть отремонтирована и возвращена в строй.
В политико-стратегическом отношении оценку этой победы на Курской дуге дал Сталин: «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой». Эта оценка и поныне никем не отвергается и даже не оспаривается! После этого поражения и понесенных вермахтом потерь он уже стал не в состоянии вести наступательные действия. Отныне, вплоть до падения Рейхстага, немцы будут только обороняться. Когда-то непобедимый Гудериан, прозванный «быстроходным Хайнцем», признал после Курской дуги: «В результате провала наступления «Цитадель» мы потерпели решительное поражение...Инициатива окончательно перешла к русским». А вот союзники Гитлера, добавим мы, стали решительно с ним расходиться – после Курской битвы Италия выходит из войны! И неудивительно: пора было спасаться. Недаром же лондонское радио передало 7 августа 1943 года: «...Поколения будут вспоминать о том, как Красная армия нанесла тяжелый удар немцам, продемонстрировав тем самым свое мужество и мастерство».
И, конечно же, на имя Сталина от Рузвельта и Черчилля, других ведущих политических деятелей союзных нам стран пойдет поток телеграмм – поздравлений с очередной грандиозной победой советских войск. Телеграмм взволнованных, искренних, выдержанных в лучших традициях дипломатического этикета, с выражением полнейшей готовности оказать Советскому Союзу любую помощь в его героической борьбе. Вот только Второй фронт будет открыт лишь спустя почти год после сражения и нашей триумфальной победы под Курском...
Грандиозная битва на огненной Курской дуге найдет свое яркое отражение в замечательном зрительном образе. 5 августа 1943 года в ознаменование освобождения Орла и Белгорода от гитлеровских захватчиков небо Москвы впервые расцветится праздничным салютом. Теперь это станет традицией – в сопровождении орудийных залпов отмечать фейерверком каждый очередной успех Красной армии, освобождающей свою землю, земли Европы от гитлеровского порабощения. Вплоть до главного салюта Победы 9 мая 1945 года!
Память о великой победе на Курской дуге живет не только в нашем сознании. Она – в воздвигнутых на местах боев грандиозных памятниках.
Во славу живых. В память о павших.
«Уж мы пойдём ломить стеною…»
К этому времени главный лозунг советской пропаганды «Всё для фронта, всё для Победы!» не только становится всё более популярным, но и обретает всё большую материальную мощь: полностью развернулась оборонная промышленность на Урале, героическими усилиями народа армия всё больше обеспечивается всем необходимым. К началу Курской битвы, которое уже ощущается в воздухе, в составе Центрального и Воронежского фронтов, действия которых координировали представители Ставки Маршалы Советского Союза Заместитель Верховного Г.К. Жуков и начальник Генштаба А.М. Василевский, имелось 1 336 тыс. чел., более 19 тыс. орудий и минометов, 3444 танка и самоходных установок, 2172 самолета. В тылу Курского выступа был развернут Степной фронт (командующий генерал-полковник И.С. Конев). Эта масштабно задуманная наступательная операция как бы подпиралась войсками правого крыла Центрального фронта под командованием К.К. Рокоссовского, Брянского под командованием М.М. Попова и Юго-Западного под командованием В.Д. Соколовского. Над противником советской стороне удалось создать превосходство: в людях – 1,4:1 ; орудиях и минометах – 1,9:1; в танках и самоходках – 1,2 :1; самолетах 1,1:1. Да, это был уже не 1941 год, когда германское вторжение подавляло нас как людским, так и военно-техническим превосходством.
Нет слов, перед Курской битвой замечательно сработала наша агентурная разведка – славное имя Николая Ивановича Кузнецова у всех у нас на слуху: это ему, одному из первых, удалось выведать о гитлеровском замысле в самом его зародыше. Вскоре стало известно и точное время немецкого наступления на Курской дуге: в 3 часа утра 5 июля 1943 года! Венцом этих успехов стала перехваченная и расшифрованная телеграмма генерал-фельдмаршала М. Вейхса в адрес оперативного отдела штаба Верховного командования вермахта от 25 апреля. Этот документ, полученный через знаменитого советского разведчика Кима Филби, подробно излагал план операции «Цитадель», содержащий к тому же ошибочную оценку состояния советских войск, что также значительно облегчило принятие решения о подготовке нашей наступательной операции. В довершение всего захваченный нашими разведчиками немецкий фельдфебель Бруно Формель, занятый в канун наступления подготовкой проходов в минных полях со стороны группы армий «Юг», подтвердил известное уже нашему командованию – начало ровно в 2 часа по европейскому времени. Перед Жуковым и Василевским, на которых уже не давила суровая воля Сталина, встала непростая задача: наступать или обороняться. Шансы на то или иное решение примерно уравновешивались. Если наступать, то для этого есть все предпосылки – создан значительный перевес над противником в живой силе и технике. Это подчас наши критики (и даже военные историки!) с расчетом на легковерного читателя могут утверждать, будто в наступлении можно одолеть врага малыми силами. По этому поводу мы можем мимоходом справиться у Наполеона. «Я никогда не побеждал малыми силами, да это и невозможно, – утверждал он, – но всегда превосходящими, только собранными в нужное время и в нужном месте». Это наполеоновское условие здесь было в данном случае обеспечено. Тогда вперед? Но Г.К. Жуков вносит решительные коррективы во всю военную стратегию: нанести по изготовившемуся к наступлению противнику упреждающий контрудар. Причем такой силы, чтобы тот был потрясен, выбит из колеи, понес чувствительные потери, которые вынудили бы его резко, фактически на ходу, корректировать свои уже хорошо обкатанные планы. Это жуковское решение было не спонтанным. При подготовке к сражению на линиях фронтов создается глубокая система оборонительных сооружений – противотанковые рвы и надолбы, минные поля, эскарпы и контрэскарпы тянутся на многие десятки километров. В системе этой «преднамеренной обороны», как назовут ее наши генералы, были и такие находки, как «подушки безопасности», т.е. специальные укреппункты, способные стать отсечными на случай прорыва противника. Даже прорвав на отдельных участках первые линии нашей обороны, противник неизбежно завязнет в последующих. Так собственно и произошло. Об эффективности такого рода построения обороны свидетельствует такой факт: по немецким источникам, которым некоторые больше почему-то доверяют, чем нашим, только в течение первых трех дней боев одних только «пантер» подорвалось на русских минах 40 машин! Между прочим, даже в обеспечении войск этими новинками, как отмечает в своих мемуарах командир 38-го танкового корпуса Отто фон Кнобельсдорф, был допущен фатальный просчет. «Немецкое командование в лице Германа Гота сосредоточило все 200 «пантер» в полосе одного соединения – в дивизии СС «Великая Германия». Тем самым на два полка пехоты дивизии и на инженерные средства соединения легла колоссальная нагрузка, так как парковый танк дивизии в один момент возрос почти втрое. Перед сражением в составе «Великой Германии» было 129 танков, в том числе 15 «тигров». Добавленные к ним 200 «пантер» превращали эту любимицу фюрера в неуправляемого монстра. Русские этим немедленно воспользовались».
Теперь уже после многих раздумий решение упредить гитлеровцев было принято. Рискованное тем не менее по двум причинам. Во-первых, цели изготовившегося к наступлению противника, позиции артиллерийские, склады горючего и боеприпасов, расположения изготовившихся к броску танков еще достаточно не изучены – бить «по кустам»? – как выразился сам Жуков. Во-вторых, такого рода артиллерийское контрнаступление потребует огромного количества снарядов. А может, немецкие генералы, прежде всего их Манштейн, именно на это как раз и рассчитывают? Думать, думать, думать... Теперь уже оба маршала и их генералы едины во мнении: нанести по немцам короткий, но мощный, с опережением примерно на час, артиллерийский, с широким применением гвардейских минометов – «катюш», контрудар. Вот что сказал об истоках этой уверенности в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Рокоссовский: «Меня спрашивали: почему мы были так уверены, что отобьем врага. Эта уверенность имела прочную основу. Выросли, обрели опыт наши командиры. Солдаты научились драться и побеждать. Страна все в больших масштабах обеспечивала нас новейшей техникой и оружием. Произошли важные перемены в организационной структуре войск. Появились артиллерийские соединения (целые дивизии и корпуса – В.Н.) Сильнее стала авиация, оснащенная самыми современными по тем временам самолетами. Нет, теперь уже никакая вражеская сила не смогла бы сломить нас!»Сегодня некоторые наши критики, размышляя о Курской битве, делают комплимент Манштейну – ведь его войскам все же удалось прорвать советскую оборону! Хотя названный генерал-фельдмаршал практически всеми признается как самый способный полководец гитлеровского воинства, здесь само собой напрашивается возражение: вклинивание в нашу оборону на 6–12, даже 35 километров, как это произошло на левом фланге советской обороны, отнюдь не было ее «прорывом». Скорее это было ее растягивание, неизбежное, когда в наступление идет огромная, уже набравшая инерцию масса людей при тяжелом вооружении.
Обрушившийся на противника могучий кратковременный огненный шквал нанес ощутимые потери изготовившимся к броску немецким дивизиям, дезорганизовал их управление, координацию действий.
Последующее за плотной, изматывающей противника обороной советское наступление 12 июля, когда вступили в силу планы операций «Кутузов» и «Полководец Румянцев», стало началом тотального сокрушения всей германской группировки. Здесь представляется уместным привести высказывание бывшего начальника штаба 38-го танкового корпуса Ф. фон Меллентина: «На второй день наступления мы встретили ожесточенное сопротивление, и, несмотря на все усилия наших войск, им не удалось продвинуться вперед. Перед дивизией «Великая Германия» находилось болото, а по ее плотным боевым порядкам вела сильный огонь русская артиллерия. Саперы не могли навести переправ, в результате многие танки стали жертвой советской авиации, летчики которой проявляли исключительную смелость. (Из книги «танковые сражения 1939–1945 гг.»).
Прохоровка – броневой триумф нашей армии!
Прохоровское поле на курской земле явилась тем местом, где гитлеровские фельдмаршалы сосредоточили основные силы 4-й танковой армии Гота и оперативной группы «Кемпф», ведя наступление на войска Воронежского фронта под командованием Н.Ф. Ватутина. Сюда же было брошено основное число имевшихся в вермахте новых танков и штурмовых орудий. Приняв максимальное продвижение в этом направлении своих войск за признак успеха, они устремились в северо-восточном направлении, чтобы отсечь сразу два фронта – Воронежский и Центральный, чтобы, развивая дальше наступление, изменить в свою пользу всю стратегическую обстановку на Востоке. Но на пути к этому кажущемуся успеху встали героическая гвардейская 5-я танковая армия генерала П.А. Ротмистрова, 6-я гвардейская, 69-я, 1-я танковая и другие закаленные в боях соединения сразу двух фронтов.
Сражение под Прохоровкой описано во всех подробностях и во многих источниках. Оно явилось самым крупным танковым противостоянием за всю Вторую мировую войну. В нем с обеих сторон одновременно участвовало 1200 танков и самоходных орудий. Это была схватка двух бронированных лавин. Вот что рассказал автору этих строк ее участник мой сосед по квартире Герман Афанасьев:– Я был механиком-водителем самоходной установки СУ-152. Нас, самоходчиков, подключили в тот бой исключительно для борьбы с «тиграми» и «пантерами», броню которых, 100 и 80 мм., пушка нашей «тридцатьчетверки» взять не могла. «Все немецкие танки, кроме этих, пропускать, – проинструктировал нас командир, – Бить только из засады»! Мы знали, что это значит: наша установка не была приспособлена для стрельбы по движущейся цели. Орудие могло перемещаться лишь в вертикальной плоскости, а по горизонту мне приходилось его «доворачивать» гусеницами. 88-мм пушка «тигра», мощная, с огромной пробиваемостью, сразу бы нас продырявила. И в этом особых секретов для нас не было: «тигр» по целям с тяжелой броней стрелял в основном «болванками», снарядами без взрывчатки, вместо которой их масса увеличивалась за счет бронебойного сердечника из особо прочной стали. Словом, мы имели право лишь на один выстрел из-за укрытия, выстрелил – и сразу же прячься. Но зато у нас было нечто другое: наш 152-мм бетонобойный снаряд двухпудового веса, если попадал «тигру» в башню, то срывал ее, если же в борт врезался, то пробивал в нем огромную дыру. Таким способом двух этих немецких «зверей» мы и подловили.
Между прочим, эти бетонобойные снаряды, которые так пригодились при Прохоровке, происходят из той, Финской, войны, когда пришлось изобретать эффективное средство для взламывания закованной в бетон «Линии Маннергейма».
А вот свидетельство с другой стороны – танкиста «пантеры» Ганса Дитриха, которому довелось повоевать в войсках Манштейна: «В той танковой мясорубке мы опасались только русских Т-34 – в борт они они нас «доставали» легко! В самый разгар этой битвы « в дыму и в чаду» их снарядом сорвало у нас башню. В ожидании следующего водитель наш резко рванул в сторону, и танк кувыркнулся с бугра. Это нас и спасло...»
Иллюзорный замысел
6 марта 1943 года... Ставка Гитлера. Совещание по операции «Цитадель».
– Мой фюрер, – докладывает командующий группой армий «Юг» Э. фон Манштейн, – Этой операцией мы дадим русским хороший урок! Обеспечим решительный поворот в ходе войны...
Эта сцена – не плод воображения историка. Американский аналитик Джон Толанд в своем исследовании по захваченным архивам секретариата Гитлера описывает его во всех подробностях, а мы иллюстрируем его на публикуемой здесь фотографии.
Соблазн был действительно очень велик: достаточно бросить взгляд на карту. После разгрома немцев под Сталинградом и быстрого отката на Запад гитлеровских войск два наших фронта – Воронежский под командованием генерала армии Н.Ф. Ватутина и Центральный под командованием генерала армии К.К. Рокоссовского – оказались в
подковообразном выступе, глубоко вклинившимся в немецкую оборону. По краям этой своеобразной «скобы» расположились Орел и Белгород, а в ее центре – Курск. Ударить под основания этой «дуги», окружить, как в 1941-м, советские войска, выйти на широкий оперативный простор на самых угрожаемых России направлениях, создать резкий перелом в войне: именно в этом видели свою сверхзадачу гитлеровские полководцы.Им, казалось, все благоприятствовало. Летнее время как пора громких побед вермахта; дополнительная мобилизация ресурсов – как отмечал генерал-фельдмаршал Г. Клюге, по сравнению с летом 1942 года, общая численность германской армии и ее техническая оснащенность, несмотря на поражение в грандиозной Сталинградской битве, значительно возросли; в войска стали серийно поступать новейшие танки «тигр»», «пантера», самоходные орудия «фердинанд»; гитлеровские стратеги немалые надежды возлагают также на парк новых самолетов – истребитель «Фокке-Вульф -190А» и штурмовик «Хеншель-129»; дух вермахта еще не сломлен – вера в победу не иссякла в воинстве фюрера. И вот чем подкреплялся этот соблазн: по приказу Гитлера № 6 от 15 апреля к операции привлекалось 70% танковых дивизий и 65% боевых самолетов, в состав ударных группировок вошло 50 наиболее боеспособных дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, входивших в 9-ю, 2-ю армии группы армий «Центр» и 4-ю танковую армию и оперативную группу «Кемпф». Кроме того на флангах этих ударных группировок действовало еще 20 дивизий. С воздуха операция обеспечивалась поддержкой 4-го и 6-го воздушных флотов. А всего для планируемого удара было привлечено около 10 тыс. орудий и минометов, до 2700 танков и штурмовых орудий, около 2500 боевых самолетов. Важное место в проведении операции отводилось, разумеется, новому «чудо-оружию». В том же приказе значилось: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель». Ему придается решающее значение. Оно должно окончиться быстрым успехом... На направлении главных ударов должны быть использованы лучшие соединения, наилучшее оружие, лучшие командиры и большое количество боеприпасов... Победа под Курском должна стать факелом для всего мира».
Самоуверенность германского руководства возрастает и по той причине, что идущие в это время на Западе «бои местного значения», призванные, по замыслу союзников, имитировать чуть ли не открытие Второго фронта, позволяют тем не менее Гитлеру снять с Западного и направить на Восточный фронт 29 дивизий и 5 бригад, в том числе 3 дивизии из Италии, где, заметим, проходит в это время операция по высадке английского десанта на Сицилию. Недаром же военный министр США Стимсон в августе 1943 года с прямотой честного солдата писал Рузвельту: «Ни один из этих актов войны булавочных уколов не дает основания полагать, что мы сможем одурачить Сталина и убедить его в том, что мы выполнили свои торжественные обязательства».
Кроме всего прочего гитлеровских генералов вдохновляет еще и то обстоятельство, что, несмотря на триумф Сталинградской победы и успехи советских войск на Северном Кавказе вермахту удается нанести нашей армии тяжелое поражение под Харьковом в феврале – марте того же года. Не случайно первые наброски амбициозного плана «Цитадель» родились в разгаре наших неудачных боев за Харьков.
Материалы подготовил
Валентин НИКОЛАЕВ