Добавлено:

№ 12 (102), 2002 год. ХРАМ ПОЭТА

1.

 В истории всякого православного храма можно отыскать такие мгновения, когда все напряжение духовной жизни России сосредоточивается в его стенах или возле них. Иногда подобные мгновения неприметны для рассеянного взгляда, иногда растягиваются на длительное время, и даже погруженные в житейскую суету люди ясно видят, что здесь вершится неземная история нашей страны.
 В истории санкт-петербургского храма во имя Спаса Нерукотворного Образа, что на Конюшенной площади, такими мгновениями стали февральские дни 1837 года.
 1 февраля (по старому стилю) ночью сюда принесли тело Александра Сергеевича Пушкина...
 Тот, кому доводилось бывать в этом храме, не мог не заметить: каким бы пасмурным ни выдался день, за время, пока идет служба, забываешь о промозглой и слякотной погоде…
 Архитектор В.П. Стасов так спроектировал освещение храма, что из верхнего окна над алтарем все время льется яркий, подобный солнечному, свет.
 Тут все понятно...
 В вышину, где нет никаких теней, вынесено застекленное желтым стеклом окно. Поразительно только, как точно рассчитаны архитектором расстояния, чтобы создать эффект живого солнечного света в храме…
 Но когда идет церковная служба, забываешь рационалистические объяснения, невольно воспринимаешь струящийся из алтаря солнечный свет как часть того великого чуда, которое творится во время литургии.
 Таким же солнечным светом была освещена церковь Спаса на Конюшенной и 1 февраля 1837 года.

2.

Императорская яхта "Штандарт". Судовой священник Федор Знаменский целует руку императрице Александре Федоровне Пушкина должны были отпевать в Адмиралтействе, там находилась приходская церковь семьи Пушкиных…
 Но по дороге туда похоронная процессия неизбежно должна была пройти мимо дома на Невском, где жил нидерландский посол Геккерн, и, чтобы не омрачать похоронное шествие эксцессами, император приказал провести отпевание в придворной Конюшенной церкви.
 Как это ни банально звучит, но воля монарха тут явно совпадала с Божиим Промыслом. Храм Спаса Нерукотворного Образа возникает в судьбе Пушкина еще до императорского повеления.
 Еще 27 января, когда врачи первый раз осмотрели рану, решено было позвать священника.
 – За кем прикажете послать? – спросили у Пушкина.
 – Возьмите первого ближайшего священника, – ответил он.
 «Ближайшим священником» оказался протоиерей Петр Дмитриевич Песоцкий, настоятель храма во имя Спаса Нерукотворного Образа на Конюшенной площади…
 Петр Дмитриевич Песоцкий был сыном священника, окончил курс Александро-Невской духовной семинарии, во время Отечественной войны 1812 года участвовал в походе в звании благочинного над духовенством Санкт-Петербургского и Новгородского ополчений. Награжден бронзовым крестом на Владимирской ленте, орденом св. Анны 2-й степени. Возведен с потомством в дворянское достоинство.
 Как свидетельствуют очевидцы, отец Петр вышел от умирающего поэта со слезами на глазах.
 – Я стар, – сказал он. – Мне уже недолго жить, на что мне обманывать? Вы мне можете не верить, когда я скажу, что я для себя самого желаю такого конца, какой он имел.
 Напомним, что священник Петр Песоцкий прошел с русской армией всю войну 1812 года и смертей повидал на своем веку достаточно.

3.

 В храм на отпевание пускали только по билетам.
 Присутствовал весь дипломатический корпус, многие сановники. Служили архимандрит и шесть священников.
 Однако и тут не обошлось без конфузов. У князя Мещерского в давке надвое разорвали фрак.
 После отпевания И.А. Крылов, П.А. Вяземский, В.А. Жуковский и другие литераторы подняли гроб и понесли его в склеп, расположенный внутри двора.
 Пушкин уже скрылся во вратах вечности, а возле тела его все еще продолжалось какое-то беснование.
 Резали у покойного волосы, вкладывали перчатки в гроб...
 «А дамы, – пишет в своих воспоминаниях М.Ф. Каменская, – так даже ночевали в склепе, и самой ярой из них оказалась тетушка моя, А.Ф.Закревская. Сидя около гроба в мягком кресле и обливаясь горючими слезами, она знакомила ночевавших с нею в склепе барынь с особенными интимными чертами характера дорогого ей человека. Поведала, что Пушкин был в нее влюблен без памяти, что он, ревнуя ее за то, что она занималась с кем-то больше, чем с ним, разозлился на нее и впустил ей в руку свои длинные ногти так глубоко, что показалась кровь. И тетка с гордостью показывала любопытным барыням повыше кисти видные еще следы глубоких царапин...»
 И тут не так уж и важна точность деталей.
 Неважно, рассказывала ли А.Ф. Закревская над гробом именно эту историю или какую-то другую.
 Важно, что склеп храма Спаса Нерукотворного Образа превратился в эти дни в некий клуб, где бурлили над гробом Пушкина в отчаянном бесовском возбуждении неутоленные страсти и воспаленные самолюбия... И тем сильнее клубились они, что человек, на которого должны были обрушиться они, уже не доступен был им.

4.

 Среди многочисленных документов, связанных с похоронами Пушкина, кажется, только один стоит как бы в стороне от неприлично оживленной скорбной толкотни.
 «1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове - пенсион и дочери - по замужество. 4. Сыновей в пажи, и по 1500 р. - на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинение издать на казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т. Император Николай».
 И вроде и намека нет на живое чувство в намеренно суховатом перечне, но почему-то боли от невосполнимой потери, живого сострадания семье Пушкина здесь больше, чем в самых прочувствованных соболезнованиях.
 «Записка» эта резко выделяется из бесчисленных воспоминаний и свидетельств о похоронах Пушкина. Такое ощущение, словно в недоступной высоте звучит голос императора, но уже некому откликнуться на него... 
 «3 февраля в 10 часов вечера, – пишет В.А. Жуковский, – собрались мы в последний раз к тому, что еще для нас оставалось от Пушкина; отпели последнюю панихиду; ящик с гробом поставили на сани, сани тронулись; при свете месяца несколько времени я следовал за ними; скоро они поворотили за угол дома; и все, что было земной Пушкин, навсегда пропало из глаз моих»...

5.

 В последний год жизни А.С. Пушкин написал знаменитое стихотворение, в котором, давая оценку своего творчества, подытоживая пройденный путь, окончательно определил и отношение к атеизму.

«Веленью Божию, о, Муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспаривай глупца».

 А начинается это стихотворение 1836 года строкою: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...»
 Совпадение с названием храма, в котором вскоре будут его отпевать, – Спаса Нерукотворенного Образа, случайное, но, как и все случайные совпадения у Пушкина, наполнено весьма глубоким и отнюдь не случайным смыслом.
 Если же соотнести содержание третьей и четвертой строф с тем, что происходило на Конюшенной площади 1 февраля 1837 года, то обнаружатся и другие разительные совпадения, переходящие в некоторых воспоминаниях почти в цитаты из стихотворения.
 Опять же, и Александрийский столп, выше которого возносится своей главою нерукотворный памятник, оказывается, – он рядом с Конюшенной площадью! – еще и довольно точной географической координатой события.
 Все эти случайные совпадения обретают свою пророческую неслучайность, совмещаясь со «случайным» выбором священника для исповеди и последнего причастия - «случайным», продиктованным волею обстоятельств назначением храма для отпевания... И понятно, что происходить подобные «случайности» могут только в мире, где само вдохновение поэта подчинено Божией воле.

6.

 После Октябрьской революции храм Спаса Нерукотворенного Образа перешел в ведение Автоконюшенной Базы рабочего и крестьянского правительства. Казалось бы, судьба его была решена, но имя поэта, которого отпевали здесь, на первых порах сумело защитить храм от поругания. ВЦИК передал церковь со всем ее имуществом в ведение Пушкинского дома Российской академии наук.
 Пушкинский дом, приняв церковь, немедленно назначил для охраны ее и всего заключающегося в ней имущества гр. Ф.И. Знаменского – так на языке советских канцелярий звался теперь настоятель храма Спаса Нерукотворенного Образа протоиерей отец Федор.
 К 1923 году священнического стажа отца Федора было уже двадцать семь лет. Если приплюсовать к нему стаж отца и деда, получалось 133 года семейного священства…
 Перелистываешь документы, связанные с отцом Федором, и все время мелькают имена святителя Патриарха Тихона, священномученика Митрополита Вениамина…
 А вот интересная фотография… Судовой священник Федор Иванович Знаменский запечатлен на ней в строю морских офицеров… Он склонился в поклоне и целует руку императрицы.
 Почему фотограф запечатлел именно этот момент встречи Ее Величества на борту императорской яхты «Штандарт»? Право же, склонившийся перед дамой морской офицер выглядел бы гораздо уместнее и красивее, а священник выглядит в этом положении несколько карикатурно… Но, может быть, именно этой полуфельетонной «живинки» и добивался неведомый нам фотограф?
 Может быть…
 Только мы, смотрящие на эту фотографию из другого тысячелетия, видим, что не просто перед дамой склонился в поклоне священник Федор Знаменский, не просто у императрицы целует он руку, а у Святой, прославленной Всей Русской Православной Церковью…
 И сразу, прямо на глазах, рассеивается фельетонность, и в жанровой, исполненной в лучших традициях передвижнического обличительства фотографии проступают очертания иконы…
 «Протоиерей Ф. Знаменский – достойный носитель пастырского долга, – писал в 1921 году, адресуясь к святителю, Патриарху Московскому и всея России Тихону, непосредственный начальник о. Федора протопресвитер Александр Дернов. – Он сплотил прихожан вверенного ему храма в тесную приходскую семью; он охранил самый храм и прилегающие помещения, он сумел сберечь весь прежний истовый порядок и благолепие богослужений, он сумел спасти и сберечь церковное имущество закрытых соседних церквей… Но не в этой только стороне видит о. Знаменский главную свою задачу, а и в наставлении, укреплении прихожан в доброй христианской жизни: он учит и наставляет их в деле спасения своею проповедью и подвигом личного примера... От его личных трудов, по собственному признанию прихожан, они учились жить и работать не на показ, а для Бога».
 Н
ужно ли сомневаться, что уничтожить храм безбожники из Конного Отряда Петроградской рабоче-крестьянской милиции могли только, уничтожив и его настоятеля…
 Так и получилось.
 Первый раз арестовали отца Федора в 1923 году, несколько месяцев он просидел в тюрьме, был осужден, кажется, только за то, что в его квартире было найдено слишком много икон и церковных облачений. И напрасно отец Федор говорил о 133 годах семейного священства, за которые и накопилось столько икон и облачений… Он был осужден на один год лишения свободы.
 Не надо обольщаться мягкостью приговора…
 Скоро отца Федора арестовали вновь, и в заседаниях "тройки" ПП ОГПУ в ЛВО 10 февраля 1931 года было постановлено: «№ 24. Знаменского Ф.И. – расстрелять. Имущество конфисковать».

7.

 В 1923 году, как раз на столетие своего освящения, храм был закрыт и ключи от здания переданы отряду конной милиции.
 Как рассказывает нынешний настоятель храма протоиерей Константин Смирнов, лихие кавалеристы шашками изрубили иконостас, сожгли архив церкви, а в самом храме устроили клуб для танцев.
 Бесовщина, что смутно и невнятно бродила по толпам людей, собравшихся к квартире Пушкина в январские дни 1837 года, и побуждала к какому-то иррациональному протесту, обрела теперь материальную плоть.
 Следы действия этой бесовщины нетрудно обнаружить на страницах многочисленных исследований и школьных учебников, посвященных Пушкину. Отменить Пушкина восторжествовавшая бесовщина не могла, но сделать его как бы похожим на самое себя – пыталась, и пыталась небезуспешно...
 Новая Россия знала Пушкина – друга декабристов, Пушкина – автора «Гаврилиады» (всего лишь приписываемой ему), но Пушкина – друга царя, Пушкина автора глубочайших по религиозному чувству стихотворений:

Отцы-пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлегать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия, не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.

- мы забывали…

8.

 В 1937 году, когда уже сто лет жила Россия без Пушкина, клуб в храме закрыли, и здесь, в связи с перегруженностью ленинградских тюрем, некоторое время работал «приемный пункт» ГУЛага.
 Люди заходили в храм, сдавали в окошечко документы и через алтарь уходили во внутренний двор... Кто на пять, кто на десять лет, а многие, чтобы уже не вернуться оттуда никогда...
 После войны в самом храме разместился институт «Гидропроект», а прицерковные помещения заняло проектное бюро тюрем Управления внутренних дел. В алтаре и ризнице были размещены тогда туалеты...
 К 12 июля 1991 года, когда храм Спаса Нерукотворного Образа был возвращен Русской Православной Церкви, здесь уже почти ничего не напоминало о храме...
 Но храм возрождался.
 И это касалось не только реставрационных работ…
 В 1995 году, когда по благословению покойного владыки Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского было создано Православное общество писателей Санкт-Петербурга, в Уставе которого сказано, что «Общество ставит своей целью возвращение русской интеллигенции в ее родной дом – Русскую Православную Церковь, воцерковление культуры, создание новых произведений художественной литературы, достойно продолжающих православные традиции мастеров русской классической литературы. Основой объединения – являются исповедание православной веры и основанное на ней мировоззрение, профессионализм…»; митрополит Иоанн назначил духовником Общества настоятеля храма Спаса-Нерукотворенного Образа протоиерея Константина Смирнова…

9.

 И вот прошло десять лет, и сейчас, когда поднимаешься по лестнице мимо картин, на которых изображена последняя исповедь А.С. Пушкина и отпевание его, когда входишь в храм, видишь, что все здесь так, как было 1 февраля 1837 года, когда Пушкин предстал у «вечности в вратах»...
 «Сорок шесть часов он мучился, чтобы исповедаться, причаститься и сказать, что хочет умереть христианином и прощает всех. Лермонтову не дано было, а Пушкину – дано. Я, как христианин, рад, что ему была дана эта возможность, которая является свидетельством особой любви Господа»… – говорит в проповеди нынешний настоятель храма Спаса Нерукотворного Образа протоиерей Константин Смирнов.
 И каждый год 6 июня и 10 февраля совершаются здесь торжественные панихиды по А.С. Пушкину.

Николай Коняев

от 07.10.2024 Раздел: Декабрь 2002 Просмотров: 801
Всего комментариев: 0
avatar