Булка

 Философия войны необъяснима в принципе. А войны гражданской и тем паче. Как можно объяснить, почему граждане одной страны, еще вчера соседи, может быть, сослуживцы, однокашники и даже друзья, сегодня с остервенением уничтожают друг друга, выцеливая в перекрестие прицела сердце - тот орган чувства, в котором рождается Любовь, Сострадание, Милосердие?
 Январь 95-го. Грозный. Как вспомнишь, – вздрогнешь. Скелеты домов таращатся пустыми глазницами на обгорелые остовы техники, неубранные трупы. Ветер разносит по пустынным улицам черный дым пожарищ. Горят нефтескважины и здание Сов-мина республики, горят промышленные объекты и частный сектор за Сунжей. Першит в горле, и слезятся глаза от дыма, копоти, гари, смрада, табака и Бог весть чего еще. Сам воздух пропитан смертью. Кажется, она царит и одновременно прячется везде. Хочется пробудиться от этого кошмара, потому что этого не может быть! Но нет, это не сон. Вот она – раскуроченная бээмпэшка, а вот то, что осталось от водителя…
 После тяжелых и кровопролитных боев в районе здания Совмина и гостиницы «Кавказ» воины 166-й Тверской бригады полковника Булгакова вышли к площади Минутка. Удалось закрепиться в этом беспокойном районе, занять выгодные огневые позиции. Скоро снова в бой. А пока выставили боевое охранение, прикрыли тылы.
 БМП командира разведбата старшего лейтенанта Антона Маньшина притулилась в безымянном дворике, среди мрачных коробок домов, осторожно выставив ствол из-за угла здания. Экипаж, который почти трое суток росинки маковой не держал во рту, теперь греется у костра, протягивая яркому огню грязные ладони. Запаздывают тылы. А что делать? Кого тут винить? Эх, хоть бы сухариков погрызть. Ржаных и чуть подплесневелых, таких невзрачных на вид. Нету сухариков. Вчера распотрошили последнюю коробку сухпая. Даже крошек не осталось.
 Что может быть сильнее чувства голода? Только более сильное чувство - усталости и желания выспаться. Сам командир, а по его примеру и остальные, удобно привалившись к стене и засунув руки под мышки, отключаются. На костер брошены обломки то ли шифоньера, то ли стола. Этого должно хватить на полчаса. Больше поспать вряд ли удастся. Хочется спать и снайперу рядовому Сергею Воронцову, но он в боевом охранении. Примостившись на импровизированной лежанке, внимательно смотрит воин по сторонам. В подвалах домов теплится жизнь, там «живут люди», как написано неровными буквами белой краской на стене. То тут, то там бродят они по двору, то ли в поисках съестного, то ли находясь в прострации, отрешенные от всего. Те, которым не удалось уйти, те, которым удалось выжить. В чем виноваты они, граждане одной с ним страны?
 Механик-водитель рядовой Вадим Николаев идет спать в машину. Его место там. Но едва его голова скрылась в люке, как Вадим тут же радостно высовывается наружу.
 - Я нашел хлеб, - кричит он и, торжествуя, помахивает булкой белого хлеба, зажатой в руке. Вадим доволен. Сон как рукой сняло. – Это он еще с Моздока лежит, я совсем про него забыл! - Для пущей убедительности, что почти за месяц ароматный батон превратился в настоящий сухарь, солдат стучит по крышке люка. Звук вполне однозначный. Бойцы заворочались у костра. Белые сухарики, это почти чудо!
 Вадим уже хотел вылезать из машины, как обратил внимание на мальчишку лет 10-12-ти. Странного мальчишку. Он стоял метрах в трех от машины и неотрывно большими черными глазами смотрел на хлеб. Солдат даже поперхнулся от такого взгляда. Его экипаж, боевые товарищи, друзья уже ждали его у костра. Сухая булка на восьмерых – это очень мало. Но это все же булка. Пусть черствая и чуть запачканная, но городская, почти домашняя, булка мирного времени! А мальчишка стоял молча, глядя на хлеб. Руки он держал за спиной. И вот он протянул левую ручку к нему, к его, нет, его товарищей булке. Вадим лишь на секунду подумал о ребятах, которых он так неосторожно разбудил своим криком и протянул батон парнишке.
 В следующую же секунду, паренек этот, вдруг присев, замахнулся правой рукой и бросил что-то прямо в Вадима. Тяжелая черная болванка, влетев в люк, звякнула о днище. Граната?
 Прежде чем раздался ужасный взрыв – сдетонировал боекомплект, пацаненок, что есть духу, уже мчался за угол ближайшего дома. Но прежде чем он скрылся, этот безвестный, черноглазый чеченский мальчишка, снайпер рядовой Воронцов поймал его в прицел. Поймал его мельтешащие лопатки, поймал его вихрастый затылок. В следующую секунду пацан обернулся. Азарт и страх отражались в его глазах. Глазах убийцы? Или глазах ребенка? Раздумывать было некогда. Но почему-то перед глазами снайпера возник его родной брат, четвероклассник Вовка. Лопоухий и веснушчатый. Любитель ирисок и заядлый футболист. «Уйдет», – мелькнула мысль. «Пацан совсем», - пришла другая. Палец русского снайпера предательски дрожал, и мальчишка скрылся за углом.
 А потом громыхнуло. Громыхнуло так, что попадали все сидящие и стоящие у костра бойцы, а потом еще раз, уже многократно сильнее, так что задуло и костер.
 От русского солдата Вадима Николаева не осталось почти ничего. Его разорвало в клочья. Как ни странно, возле развороченной и дымящейся машины нашли солдаты булку ту самую. Белую, лежащую на черном снегу.