– Что значат в вашем творчестве фильмы-юбиляры Андрея Тарковского «Иваново детство» и «Андрей Рублев»?
– Это судьбоносные категории в моей жизни, как, собственно, и само явление личности Андрея Тарковского. У меня прежнее отношение к моему дорогому Андрею. Возможно, пришло время для более объективного понимания того, что было нами создано. Я долгое время считал, что играю в фильме «Иваново детство» недостаточно хорошо. И вот в позапрошлом году мне довелось представлять фильмы Тарковского в Каннах, и я, пожалуй, впервые за 30 лет решил посмотреть фильм целиком. Зал был заполнен на две трети. «Ну, думаю, сейчас и эти пойдут – июль, жара, рядом пляжи, что им война и мальчик-разведчик с его проблемами…» И – ошибся, на протяжении всего просмотра в зале стояла абсолютная тишина. Когда фильм кончился, аплодировали так, что я понял – фильм и сегодня живой. Мало того, я переоценил многое, увидев, насколько в фильме все выверено, и как прекрасно играют актеры. И в первый раз принял и свою игру, подумал, как этот мальчик мог так играть, сегодня я так бы не смог.
Андрея Тарковского я принял в сердце и на всю жизнь ещё при первой встрече. Когда мы встретились, мне было 14, а ему 29, а сейчас мне на 14 лет больше, чем было Андрею, когда он ушел из жизни, я его перерос во времени, и у меня появилось к нему отеческое чувство. Но я всегда понимал, что это личность планетарного масштаба, и правы режиссеры, которые говорили, что Андрей Тарковский – режиссер номер один. А мне лично говорили это – Анджей Вайда, Кшиштоф Занусси, Тео Ангелопулос, Бернардо Бертолуччи, Эмир Кустурица. Эмир рассказывал мне, что он тысячу раз прокручивал на монтажном столе нашу новеллу «Колокол» из «Рублева», чтобы понять, что такое режиссура. Тот же Бергман, перед которым Тарковский по молодости лет преклонялся, писал об Андрее, что когда он увидел фильмы этого молодого русского режиссера – понял, что он имеет ключи от той тайной комнаты, в которую Бергман хотел бы попасть, но не может, а Тарковский там чувствует себя, как дома. Что это за «комната», разбираться надо профессионалам и людям духовным, что и делают авторы книги о Тарковском, которую я готовлю к изданию. Среди авторов немало иностранцев: поляков, скандинавов, итальянцев, и все пишут о духовной составляющей фильмов Тарковского, размышляют над тем, почему он стал «режиссером номер один». Западные режиссеры, которых Андрей признавал, – Феллини, Антониони, Бергман, Бунюэль, – казалось бы, христиане: верь да твори. Но никто из них не дотянулся до духовной высоты Тарковского, творившего в атеистическом окружении. – Чем это объясняете?
– Тем, что Андрей Тарковский через экран был проводником Промысла Божьего на земле. Все его фильмы можно назвать одним именем – «Жертвоприношение». У него это – главная тема, основная песня его души. Ведь каждый истинный художник имеет свою песню души. Тема жертвы проходит у него и в «Ивановом детстве», и в «Андрее Рублеве», а последний фильм так и называется – «Жертвоприношение». Тарковский и себя принес в жертву.
– Впечатление такое, что новелла «Колокол» в «Андрее Рублеве» игралась вами в состоянии озарения…
– Ощущение правильное, потому что образ Бориски и есть моё озарение. Эта роль мною выстрадана. Изначально Тарковский писал для меня роль Фомы – ученика Андрея Рублева, которого в результате замечательно сыграл Михаил Кононов. После окончания работы над «Ивановым детством», какое-то время мы с Андреем представляли фильм на премьерных показах, а потом наступила долгая пауза. Фильм ездил по международным кинофестивалям получил два десятка премий, но меня никуда не приглашали. Прошло три года. Я думал, что Андрей забыл обо мне. Потом узнал, что Тарковский будет снимать «Андрея Рублева», и – радость – вдруг мне звонят: «Андрей Арсеньевич приглашает Вас на пробы в «Андрее Рублёве». Я был счастлив – Андрей вспомнил обо мне! Мне принесли сценарий с ролью Фомы, написанной Тарковским специально для меня. Читаю – и не вижу там себя, и роли-то нет, и текста пара реплик… Какая-то бледная тень ходит за Рублевым, что же мне там играть! А я к тому времени уже был известен – приходили десятки писем от поклонниц. Дочитываю сценарий до конца, листаю последнюю новеллу «Колокол» и с первого появления колокольных дел мастера Бориски погружаюсь в него, сливаюсь с ним всем сердцем!.. Вот это – моё! Вот бы кого мне сыграть!
Пришел на пробы, облачился в одежды ненавистного Фомы. Попробовался без удовольствия. Не было у меня никакого желания его играть. Окончилась проба – подхожу к Андрею и говорю – «А ты не можешь меня попробовать на Бориску?» Он мне тут же отрезал: «Нет, эту роль я делал для другого, ты еще мал, это должен быть человек в возрасте». Я знал, кто мой «конкурент» – поэт Чудаков, поживший, попивший, было ему тогда лет 30. И добавил – «Я же для тебя писал Фому, ты, что, отказываешься?» И начал я воздействовать на Андрея косвенно: попросил поговорить с ним оператора Вадима Юсова – не получилось, подговорил своего друга Савву Ямщикова, он был консультантом на фильме. И Савва сказал Тарковскому: «Андрей, поспорим на ящик коньяка, что ты утвердишь на Бориску – Колю, лучше-то не найдешь». Андрей ответил – «Да нет, Коля уже зазвездился, всюду играет, да и маловат он». «Спорим?!» И они поспорили. А раз поспорили, нужно сделать мне пробу, и у «зазвездившегося» юного артиста должен быть провал.
Когда я узнал, что у меня будет проба на Бориску – ликовал. Вот тут-то и появилось то чувство полёта, с которым я прожил всю эту роль. Для меня это был праздник. Как я был счастлив надеть эти рваные одежды. Какая радость была – смотреть, как Андрей своими руками рвёт их, придавая «художественность», как выбирает оловянный крестик из принесённых реквизитором, продевает в ушко тесёмочку, пачкает её гримом для полной подлинности и надевает этот крестик мне на шею – первый в моей жизни православный крест. И вот мы начали пробу. Андрей, как обычно, ходит-шутит, а потом вдруг подходит ко мне и начинает что-то шептать на ухо, как прежде – на «Ивановом детстве», когда готовил меня к съёмке. Он начал работать со мной. Сделали пробу, и Андрей меня утвердил.
– Что для вас было главным, когда вы снимали фильм «Лермонтов»?
– Это фильм судьбы, моя исповедь через Лермонтова, и я подписываюсь почти под каждым кадром. Возможно, нужно было жестче корректировать некоторых актеров, добиваясь правды образов, но это детали, самое главное, я спел песню своей души. Мы с Тарковским не договаривались, но почему-то тема жертвы и у него, и у меня стала главной в творчестве. Начиная с дипломного фильма «Ванька-Каин», я совершенно неосознанно и вовсе не подражая Тарковскому (понимал, что это бесполезно), выбрал тему жертвы одного за всех. В моём «Лермонтове» та же тема осознанной жертвы героя. Горжусь тем, что лермонтоведы приняли этот фильм, и говорили мне, что отныне Лермонтов для них будет таким, каким воплощён в моём фильме. Критика раздалась от коллег-кинематографистов, которые сами хотели снять фильм о поэте. Увидев «Лермонтова», они начали атаку на фильм. Картину уже несколько раз показали по ТВ – на Пятом канале и на «Культуре», и я сам показывал фильм в авторской программе по телеканалу «Спас».
А вот Андрей Тарковский так и не увидел свои фильмы по телевидению при жизни...
– Как вы считаете, почему самых талантливых поэтов в России убивают в молодости?
– Непростой вопрос. Я и сам пытаюсь понять, почему одного за другим убивают пророков России: Пушкина, Лермонтова, Есенина, Высоцкого, Шукшина, (как мне говорил Сергей Фёдорович Бондарчук, это тоже убийство). Как только появляется пророк на Руси, его убивают. Пушкина убил Дантес – лучший стрелок Франции, для того и был выписан. Лермонтова убил однополчанин Дантеса Мартынов, а первым попытался убить поэта сын французского посланника, друг Дантеса – Эрнест де Барант, у которого Дантес одалживал оружие для убийства Пушкина. Через пару лет Барант вызывает Лермонтова и стреляет в него на той же Черной речке, может быть, из того же оружия, но промахивается, и Лермонтова спустя время убивает Николай Соломонович Мартынов. Кто-то, наверное, очень боится, что в России поднимется пророк и будет говорить в полный голос, пробуждая лирой добрые чувства, гармонизируя нацию, не дают таким людям продолжать шествие.
– Николай Петрович, в феврале стартовал VII Славянский форум искусств «Золотой Витязь» помнится, задумывая его, вы ориентировались на Эдинбургский фестиваль искусств. Похоже, получилось?
– Считаю, у нас интереснее: проводим фестиваль не месяц, как в Эдинбурге, а в течение всего года в нескольких регионах России, а также в других странах, в Болгарии и Сербии, например. И, помимо кинофорума, театрального и музыкального фестивалей, художественных выставок, как в Эдинбурге, приглашаем литераторов, авторов экологических фильмов, а также мастеров русского боевого искусства. Если в Эдинбурге делают до 50 программ, то у нас их в 10 раз больше. И это со штатом постоянных сотрудников – 15 человек. Зрители настолько сердечно и с таким воодушевлением воспринимают все наши мероприятия, что вице-президент «Золотого витязя», профессор Софийской киноакадемии Маргарит Николов каждый раз говорит – «Этот форум – самый лучший». Ну, в самом деле, где вы еще увидите, как на закрытии форума весь зал встает и вместе с участниками поет «Встань за веру, Русская земля!»
– В центре внимания в этом году – Году российского кино, конечно, XXV Кинофорум «Золотой витязь», что удалось сделать за 25 лет?
– В отличие от Минкульта и кинопрокатчиков, скажу вам, что поводов для веселья нет – мы пришли к катастрофе отечественного кинематографа. Сколько великих имён было у нас до «перестройки» – Эйзенштейн, Довженко, Пудовкин, Пырьев, Герасимов, Ромм, Чухрай, Ростоцкий, Бондарчук, Тарковский, Шукшин, Кулиджанов, Озеров, Рязанов… Никита Михалков… Кто может составить им конкуренцию во времена после перестройки? Тот же Михалков, Сокуров, Хотиненко, Лунгин с «Островом» и – все. Вот она, катастрофа, Российский кинопрокат стал отделением американского кинопроката. Идя в современные кинотеатры и покупая билеты, мы увеличиваем мощь Голливуда. Наши мальчики и девочки воспитываются на чуждых нашей культуре основах. Государство и чиновники от кино избрали ложный путь развития, ориентируясь на кинорынок, на «доходный промысел». Произошло это на наших глазах.
Чуть-чуть из истории вопроса. Когда Горбачев и Яковлев потребовали от последнего председателя Госкино Ф.Т.Ермаша план перестройки кинематографа, он ответил, что наша киноиндустрия, являясь второй статьёй дохода госбюджета, не нуждается в этом. Ермаша уволили, и пришедший ему на смену функционер ЦК партии Камшалов исполнил волю «перестройщиков». Подлил масла в огонь Союз кинематографистов под руководством Элема Климова, Сергея Смирнова и Сергея Соловьёва, потребовавший самоокупаемости и самофинансирования. И государство поддалось: «Да делайте вы, что хотите! У государства и без кино полно проблем!» Через 30 лет мы получили проблем ещё больше: преступность, наркомания, педофилия – целый букет социальных бед. Цели и задачи искусства были извращены. Духовный уровень народа пал.
– Из этих 30 лет – 25 «Витязь» работает под девизом «За нравственные идеалы. За возвышение души человека».
– Да, «Золотой витязь» родился в 1991 году вопреки наступавшей эре культурного умопомрачения. Мы последовательно делали своё дело, и случилось так, что дух «Золотого витязя», его девиз легли в основу новой государственной культурной политики. Указ Президента В.В.Путина о новой культурной политике появился в декабре 2014 года. Либералы забеспокоились – снова цензура?!.. Напрасно, я первым выступил бы против: из 70 моих фильмов – 20 пролежали «на полке» в общей сложности 250 лет. Путин ввел во всех министерствах общественные советы, с их помощью отныне будет регулироваться работа Минкультуры. В результативности Общественного совета все убедились на примере разборок с оперой «Тангейзер» в Новосибирске. Если раньше дети, приходя в зрительные залы, не были защищены от пошлости и провокаций иных «режиссеров», то сейчас ситуация изменилась.
Если говорить о достижениях «Золотого витязя» – в нашей коллекции около 7700 фильмов, прошедших строгий отбор. Ежегодно добавляется 200 новых названий. Из американских фильмов допустили на наш экран только «Страсти Христовы» Мэла Гибсона, присудив фильму Гран-при. За 15 лет на территории от Владивостока до Косова, от Калининграда до Северного Кавказа, в Болгарии, Сербии, Черногории, Польше, Финляндии, Китае, Чехии – мы открыли около 100 киноклубов альтернативного кино. Местом постоянной прописки мечтаем обрести Севастополь, в прошлом году МКФ «Золотой витязь» впервые провели именно там. Мы заключили соглашение с губернатором Севастополя, обязавшись отвечать за культурную политику города. Дело в том, что туда ринулись многие люди от искусства, которые, может быть, и не очень нужны городу.
– У вас и в Москве появились надежные соратники.
– Министр МЧС Владимир Андреевич Пучков первым из руководителей высокого ранга отреагировал на указ В.В.Путина и в апреле прошлого года открыл Институт культуры МЧС России, предложив мне возглавить новую структуру. «Золотой витязь» и МЧС, можно сказать, обрели друг друга – 25 лет мы шли параллельным курсом: МЧС спасало жизнь человека, «Золотой витязь» боролся за его душу. Мы осознаём, что в современной чрезвычайной ситуации духовного состояния нашей страны мы должны вместе спасать и сохранять традиции нашей культуры. Планов у нас много.
Нина Катаева
Редакция газеты «Русь Державная» поздравляет со знаменательными юбилеями Николая Бурляева, нашего единомышленника и соратника и желает ему новых творческих свершений!