Ленинград, Берлин, Прага...

Вспоминает Борис Васильевич Зубков, блокадник, ветеран Великой Отечественной войны.

Война застала его в Ленинграде, когда ему было 16 лет. Борис работал на строительстве Лужского рубежа, затем — на ремонте аэродрома в Пушкине. Из Пушкина уходил вместе с последними беженцами. В Ленинграде стал работать слесарем в автомастерской. Состоял в группе самообороны ПВО родного дома на Конной улице.
Однажды началась бомбежка. Борис выбежал на чердак. И вдруг в углу металлической кровли он заметил быстро расширяющийся круг. Это плавился металл от термитной жидкости, выливавшейся из бомбы. Борис понял, что надо немедленно что-то делать, иначе беды не миновать.

Он схватил щипцы со стенки и, вылезши через слуховое окно, увидел фугасную бомбу в углу крыши, недалеко от водостока. Сгоряча он решил было скатиться, но в последний момент остановился: крыша крутая, бордюр низкий, если свалишься, то и костей не соберешь. Кое-как аккуратно сполз вниз, ежесекундно рискуя свалиться. Подхватил бомбу, когда она почти расплавила крышу, и сбросил вниз. Внизу зааплодировали.
Позднее сосед принес ему газету: «Читай. Это про тебя». И точно: статья «Подвиг юных защитников Ленинграда» рассказала и об этом эпизоде.


Декабрь 1941 года. Остановились трамваи. Перестал работать водопровод. Не стало электричества. Булочная рядом, но в ней давали только 125 грамм хлеба на день, и то необходимо было выстоять длинную очередь. Борис вместе с мамой Анной Михайловной буквально умирали от голода.

И вдруг 5 или 6 января 1942 года раздался стук в дверь — пришел Иван Васильевич, его отчим, служивший на Ладожской военной флотилии. Он был потрясен их состоянием, поскольку ничего не знал о том, что делается в Ленинграде. Иван Васильевич немедленно выложил все свои запасы — две буханки хлеба, банку сгущенки — и стал их кормить. И помимо прочего спросил у них:

— Новый год ведь прошел. Так почему же на улице елки на санках возят?

И услышал в ответ:

— Какие елки? Это трупы, зашитые в мешки, везут в покойницкую.


Вспоминает Кирилл Васильевич Захаров, уже известный читателям Православие.Ru своим рассказом о том, как он «отомстил» немцам в Берлине, раздав голодным жителям немецкой столицы весь свой паек.

Шли уличные бои во время взятия Берлина. Группа Кирилла Васильевича зачищала здание универмага. Вдруг зашатался и упал один из его товарищей. За ним — другой. Их подстрелили немецкие снайперы из близлежащего дома. Поскольку раненые солдаты были на значительном расстоянии от Кирилла Васильевича, а местность простреливалась снайперами, надо было что-то придумать. Кирилл Васильевич решил пробраться к раненым через подвал универмага. В подвале он увидел двух немцев в шинелях, но без оружия. Явно это были дезертиры.

Недолго думая, Кирилл Васильевич наставил на них карабин и скомандовал: «Gehen (идите)!» Он вывел их на поверхность и заставил взять тележку, которая была рядом. Из дома стали было стрелять, но плененные немцы закричали: «Nicht schiessen (не стреляйте)!» В ответ из дома раздалась трехэтажная немецкая брань, однако снайперы от стрельбы воздержались. Под прикрытием этих двух дезертиров Кирилл Васильевич добрался до раненых, с помощью немцев погрузил их на тележку и благополучно дошел до своих. Раненых, один из которых, к сожалению, скоро умер, отправили в медсанбат. А пленных — на сборный пункт. Война для них закончилась.

Позднее рассказывая об этом эпизоде, Кирилл Васильевич виновато улыбался: «Я ведь нарушил Гаагскую конвенцию — она запрещает принудительный труд военнопленных».


Вместе с группой пехотинцев Кирилл Васильевич обшаривал чердаки и подвалы, ища снайперов и фаустников. На одном из чердаков рядом с печатным станком он увидел 16-летнего гитлерюгендовца без оружия. Бежать или даже уйти тот не мог — был ранен в ногу. Он с вызовом посмотрел на советских солдат и крикнул: «Heil Hitler! Stalin caput!»

Последствия этого истеричного вопля могли быть самыми печальными, ведь многие наши солдаты потеряли своих родных и близких на войне. У Кирилла Васильевича погибли родной брат в Таллинском переходе и два дяди на Синявинских высотах. Но Кирилл Васильевич взял себя в руки и на отличном немецком ответил этому гитлерюгендовцу:

— Парень, не ори! Война вами проиграна. И скажи спасибо, что ты наткнулся на нас. Другие бы тебя пристрелили как собаку.

Парень ошалел от этой выволочки на родном языке и действительно затих. Что с ним стало дальше, неизвестно. Возможно, он уцелел и прожил свой век добропорядочного бюргера. Может, и сейчас жив.


Во время марша на Прагу танковой армии Рыбалко, в которой служил Кирилл Васильевич, 4 или 5 мая на дороге он встретили людей в полосатых робах. Колонна остановилась. Раздались приветствия на разных языках. Оказалось, это были заключенные из концлагеря, который был брошен сбежавшей охраной. Лагерники ничего не ели в течение последних нескольких дней. Советские воины от души поделились с ними провизией и только одного не учли — не проконтролировали ее потребление. Некоторые заключенные с жадностью набросились на еду и почти немедленно скончались.


В Праге Кирилл Васильевич увидел, как чехи выгнали из домов всех немцев (преимущественно стариков, женщин и детей) и погнали их к старой чешско-немецкой границе: «Питайтесь, как хотите, добирайтесь, как можете». В числе прочих были и инвалиды. На всю жизнь Кирилл Васильевич запомнил сцену, как к красавице-немке с великолепной прической подскочила чешка со шваброй и стала елозить щеткой по волосам.

Ещё запомнил, как чехи заставили пленных немецких штабистов, преимущественно пожилых (им было за 50, за 60 лет), босиком работать на очищении пражских улиц от баррикад и завалов. Вокруг — стекла и осколки. Кирилл Васильевич не выдержал, подошел к чеху, командовавшему расчисткой, и сказал: «Что вы делаете? Много ли они так наработают? Зачем вам инвалиды?» А чех ему в ответ: «А вы знаете, как они над нами издевались и нас мучили?..»

Кириллу Васильевичу такая «логика» была чужда и непонятна.