За триста лет Россия мощно укрепилась на своих северо-восточных рубежах. Правда, стремительное и активное освоение Камчатки, Чукотки и Магадана шло с XVIII века и до начала в СССР горбачевской перестройки. Сейчас далекие и холодные берега, вдоль которых когда-то проходила экспедиция Беринга, уже не столь активно обживаются нашим народом. Напротив, люди, родившиеся и выросшие здесь, часто уезжают. На смену им приходят вахтовики из западной части России, прибывают вездесущие среднеазиатские жители.
В каком состоянии ныне наш Северо-Восток мне довелось увидеть пару лет назад. Тогда печальное событие, связанное с моей родней, заставило посетить далекую и заснеженную Чукотку. В конце апреля мне позвонила моя тетя и сообщила, что скончался ее младший сын, мой двоюродный брат Сашка. Скончался на Чукотке, в каком-то глухом поселке на морском берегу. Называется поселок Беринговский.
Тяжелое известие. Сашка давно ходил на краю гибели. Жизнь у него была суровая. С ранней юности по тюрьмам… Хотя с детства толковый мальчишка был. Смелый, веселый. Рыбалку любил. Мы с ним вместе много бывали в походах. Я Сашку знал примерно с того времени, когда ему еще месяц от роду было. Мне было девять лет, тогда я гостил у тети, когда в ее семье появилось прибавление — младший сын Александр, названный также как и его отец. Двухнедельный Александр Александрович так кричал по ночам, что мне уже совсем не хотелось гостить у тети, хоть и жила она вместе со своим мужем дядей Сашей и сыновьями у самого моря. На берегу бухты Диомид во Владивостоке.
И вот, не дожив десяти дней до своих сорока трех лет, Сашка скончался далеко от дома, на Чукотке, там, где вечная мерзлота. Поехал туда на заработки. Поехал на край света, чтобы попытаться с прошлой жизнью порвать…
Предложил я своей тетке лететь на Чукотку, чтобы похоронить там Сашку.
Родственники собрали деньги. И мы, по благословению, отправились в путь.
Суровый северный город Анадырь. Даже в начале мая Анадырь во льду и в схватившемся ледяной коркой снегу. Аэропорт Анадыря расположен как-то странно — в поселке «Угольные копи», на другой стороне Анадырского лимана. Чтобы перебраться через лиман, который еще был замерзшим, таксисту нужно отдать около трех тысяч рублей. Расстояние примерно пять километров.
Сейчас, правда, по недавнему поручению нашего Президента В. В. Путина, закуплены новые глиссеры, которые перевозят за 500 рублей.
Поселок Беринговский, куда мы отправлялись, расположен примерно в двухстах пятидесяти километрах от Анадыря. Назван поселок в честь мореплавателя Витуса Беринга и расположен на берегу
Берингова моря. Обычных дорог туда нет. Можно самолетом — рейс один раз в две недели. Можно морем, но это только летом. С ноября по май надежнее по зимнику на специальном колесном вездеходе — ТРЭКОЛе. В пути около двенадцати часов. Никакой связи. У водителя есть спутниковый телефон на экстренный случай. Дорога через тундру. Зимняя тундра — это чистый бескрайний снег. Пока было светло, наблюдали огромные стаи северных гусей. Они мощно взлетали, когда вездеход приближался к ним на пару сотен метров.
Водитель рассказывал: «Мне на семью на год надо сорок гусей. Выезжаем, охотимся. Сколько надо, я добываю».
Бегали вдоль нашего пути черно-бурые лисы, белоснежные песцы, полярные куропатки, взлетали полярные совы. Даже ночью мы иногда замечали разных зверей и птиц. Ночь ведь уже была не темная, а серая, светлая. Север, начало мая — начало белых ночей.
Дорога тяжелая. Парень за рулем попутно вез продукты под заказ владельцев магазинов в Беринговском. Всё пространство в машине заставлено коробками, мешками. Сидеть пришлось на коробках. Двенадцать часов.
Разговор с водителем не смолкал. Молча, наверное, было бы труднее ехать по тундре. ТРЭКОЛ движется неспешно по укатанному снегу. Пару раз в ночи повстречались вездеходы, возвращающиеся в Анадырь. Лучи их фар видны за несколько километров в заснеженном безкрайнем пространстве.
Уже из разговора с водителем можно было понять, что народ теперь на Севере редко задерживается. Особенно в таких удаленных поселках как Беринговский.
— Дочь у меня уже в Москве. Мы тоже квартиру купили в Подмосковье. Здесь я дела наладил. Буду из Москвы наезжать, следить за делами.
— А какой тут у тебя бизнес помимо перевозок?
— Туристов богатых вожу, охоту им устраиваю. У меня тут всё налажено, везде люди свои, всё знаю. Приезжают иностранцы, мы им тут охоту на медведей, на гусей организуем…
Водителю лет тридцать пять. Крепкий парень. Уверен в себе и в жизни. Но чувствуется, что для него деньги выше романтики. Время романтиков здесь, похоже, прошло. Уничтожили это время.
Это Витус Беринг со своей экспедицией с вдохновением истинного романтика, любящего море и флот, служащего Царю и России, не жалел живота своего ради нашего Святого Отечества…
В поселок прибыли под утро. Мороз около минус десяти. Остановились на съемной квартире в серой пятиэтажке с толстыми бетонными стенами.
В самом Беринговском тоже чувствовался дух деловой современности. Хотя та особая искренность, доброта и надежность, присущие людям, живущим вдали от большой земли, здесь еще остались.
Мы увидели это, когда хоронили Сашку.
В Беринговском есть православный храм, но тогда он был закрыт, а постоянного священника в поселке вообще не было уже несколько лет.
Среди тех, кто помогал хоронить, оказались церковные люди. Они нашли все необходимое, принесли крестик, которого не было на Сашке, хоть он и крестился во Владивостоке. В храме Святителя Николая Чудотворца на мысе Чуркина.
Как хоронят там, в Беринговском, вечной мерзлоте? Сурово, без особых «церемоний». Вырыли экскаватором могилу… А потом крест или какой-нибудь скромный памятник, плита. Никаких оградок, ничего «лишнего». Много молодых.
— Здесь много ребят из Владивостока лежит. Вон там, там… — показывает рукой немолодой бородатый человек из похоронной команды, — приезжают на заработки…
У матери Александра, моей тетки, катились слезы. Молодая девушка, чукчанка, с любовью стала гладить ее по плечу, заплакала вместе с ней.
Сашка не успел ничего заработать в Беринговском. Нанимался в угледобывающую компанию, но оттуда его уволили. А назад домой он не поехал.
В этой угольной компании трудилось много народа, почти все приезжие. Удивительно, что компания австралийская, уголь вывозила морем в Китай. Беринговский имеет небольшой порт, где отгружают уголь на корабли.
Место, где расположен поселок, открыто давно. Оно и было известно своими угольными копями. Еще в 20-х годах XIX века удобную бухту, где через столетие появится советский поселок, посетил русский корабль «Синявин» под командованием Федора Петровича Литке. Литке руководил экспедицией, которая обследовала побережье Берингова моря. В 1886 году, как отмечают исторические источники, на берег открытой экипажем «Синявиным» бухты высадилась команда Остолопова с клипера «Крейсер». Тогда в тех местах, где сейчас стоит поселок Беринговский, обнаружились огромные залежи ценной породы угля. Бухта получила название Угольная. Она стала постоянным местом захода русских кораблей для пополнения запасов топлива.
В 1930-х годах уже в СССР начались геологические исследования в районе бухты Угольная. Был создан промышленный комплекс угледобычи. В августе 1941 года из Владивостока на двух кораблях прибыли первые постоянные поселенцы, построившие небольшой поселок Угольный на берегу одноименной бухты. В 1957 году поселок переименовали в Беринговский. Сейчас в Беринговском уже вряд ли можно найти людей, которые родились здесь в 1960–1970-е годы и по сей день живут в поселке. Народ в основном новый, да и тот — временный. Жить здесь можно. Жили наши люди на Севере до революции, жили в советское время. Но сейчас каким-то искусственным образом создаются условия для того, чтобы на Севере не оставалось постоянного населения. Как будто кому-то мешают укорененные здесь русские люди. Территории часто передаются в разработку деловым компаниям, которые просто выкачивают недра, используя для этого вахтовиков. Вахтовик — это же не хозяин. Приехал, поработал, получил деньги, уехал. И какая ему разница, что там делается на той земле, где он деньги зарабатывал. А там полный простор для иностранных компаний, как в Беринговском, где еще до недавнего времени хозяйничало дочернее предприятие угледобывающей австралийской фирмы с головным офисом в Мельбурне.
Похоронив Александра, мы с его матерью вначале намеревались отдохнуть, немного прийти в себя. Но какая-то нарастающая тревога появилась у меня в сердце. Вроде бы мы уже заранее договорились, что завтра нас заберет тот же вездеход, на котором мы прибыли в Беринговский. Мы уже были внесены в списки пассажиров. Предполагалось, что в первую половину пути из пассажиров будем только мы, а потом в тундре ТРЭКОЛ заберет туристов-охотников с тушей медведя. Медведей здесь отстреливают ради безопасности или ради забавы. В пищу местных медведей употреблять нельзя, они все поражены каким-то заболеванием. Так рассказывал нам водитель вездехода. Приезжие охотники, ищущие развлечений и острых ощущений, бьют зверей, чтобы привезти домой шкуру, клыки и когти. В Анадыре они просто отдают тушу специалистам, которые за деньги обдирают ее и трофеи возвращают «добытчикам».
Неожиданно выяснилось, что машины, на которой мы собирались возвращаться, не будет. Причины были какие-то невнятные. Тревога моя оказалась оправданной. Наступали майские выходные, приближался День Победы. Хозяева вездеходов, частные фирмы, обезпечивающие перевозки через тундру на ТРЭКОЛАХ не намеревались работать в праздничные дни. Зимник уже начинал подтаивать. Вот-вот тундра поплывет, превращаясь в красивое, заросшее цветущим разнотравьем болотистое непроходимое пространство. Если пригреет солнце, то сухопутный путь через два-три дня для нас окажется закрытым. Небольшой самолет в Анадырь только через две недели. Все билеты на него уже выкуплены. Морем только через месяц-полтора, если Бог даст. Но это долго и дорого. Жить в Беринговском при ценах двести рублей за булку хлеба, шестьсот за килограмм вареной колбасы и девятьсот за помидоры, да еще на съемном жилье — дорого.
Тетке моей уже за семьдесят. Человек она закаленный. К тому же бывший главбух большого военного завода во Владивостоке, почти генерал. Но все волнения и дорога сказывались на ней, впрочем, как и на мне.
Звонки на номера телефонов всевозможных перевозчиков никакого результата не дали. Никто не собирался ехать в ближайшие два-три дня в Анадырь. Риск не вернуться возрастал.
В Беринговском кое-где берет интернет, есть мобильная связь. Решил попытаться позвонить известному архиерею митрополиту Вениамину (Пушкарю), который находился в Приморье. И Господь всё устроил. Владыка коротко посоветовал не задерживаться в Беринговском и побыстрее возвращаться. «Да как же тут не задерживаться?» — подумал я.
Владыка добавил: «Будем молиться архиепископу Вениамину». Он говорил об архиерее-подвижнике Вениамине (Новицком). Об этом удивительном архиерее, много сделавшем для укрепления и сохранения чистоты Православия в России в XX веке, не раз писала газета «Русь Державная». Владыка Вениамин (Новицкий) долгое время был правящим архиереем огромной Иркутско-Читинской епархии, куда наряду с территориями Восточной Сибири, Забайкальем, Приморьем и Приамурьем входили земли Якутии, Колымы, Камчатки и Чукотки. В течение двенадцати тяжелых лет архиепископу Вениамину пришлось пострадать за Христа — двенадцать тяжелых лет он провел на каторге на Колыме. Чукотка и Колыма — это, считай, что единое пространство — Север, тундра, снега и берег Океана. После архиерейства в Сибири Владыка Вениамин (Новицкий) был назначен на Чебоксарскую кафедру и правил там три года до своей кончины. В Чебоксарах Владыка упокоился, там и пребывают его нетленные останки. И хоть пока Церковь не прославила Владыку в лике святых, многие православные, особенно в Чувашии, молятся ему, и по этим молитвам приходит зримая помощь. Наш митрополит Вениамин (Пушкарь) — близкий ученик и последователь архиепископа Вениамина (Новицкого), любит и глубоко почитает своего дорогого наставника.
Прошел час, а то и полчаса. Мне позвонили с какого-то местного чукотского номера. «Вы хотите в Анадырь уехать? — спросил грубоватый мужской голос — Через два-три часа машина будет ждать вас у почты».
Вот это да! Святителю отче Вениамине, моли Бога о нас!
В серых сумерках белой северной ночи мы выезжали из Беринговского. Водитель по имени Павел. Толковый молодой парень. Служил в спецназе. Уже несколько лет на Севере, трудится на ТРЭКОЛе, людей возит, в далекие экспедиции на вездеходе ездит. Недавно в Певек с ребятами на ТРЭКОЛах сходили. Оказалось, что Павел православный, верующий человек.
— Павел, а ты родом откуда? Где жил до того как на Север прибыл?
— Да я — чуваш из-под Чебоксар, там в деревне родился и жил. А жена из соседней деревни…
Конечно, эта встреча с добрым чувашом Павлом и наше благополучное возвращение в Анадырь, а потом и во Владивосток — явное чудо, случившееся по молитвам к архиепископу Чебоксарскому и Чувашскому Вениамину (Новицкому).
В Анадырь мы прибыли до открытия аэропорта. Павел пригласил к себе в гости, где даже накормил нас северными деликатесами. И поскольку прямой рейс из Анадыря во Владивосток ожидался только через несколько дней, а даже самые дешевые гостиницы в Анадыре за пять тысяч рублей в сутки были полностью заняты, возвращались мы домой через Москву. Обратный путь занял почти сутки, включая сон от неимоверной усталости в зале ожидания аэропорта Шереметьево.
Божией милостью мы вернулись в родной Владивосток. Прямо на День Святого Великомученика Георгия. Вернулись, оставив под деревянным православным крестом там, на берегу Берингова моря, на самой восточной точке России в восточном полушарии Александра, сына и брата, одного из нашего казачьего рода.
Слава Богу за всё!
Романов Игорь Анатольевич,
Центр «Берег Рус»
Центр «Берег Рус»