Он жил любовью к людям

Беседа главного редактора радио «Радонеж» Николая Бульчука
с главным редактором газеты «Русь Державная» Андреем Печерским

— Дорогие наши слушатели, братья и сестры, сегодня гостем студии радио «Радонеж» является долгожданный Андрей Николаевич Печерский, главный редактор «Руси Державной». Это наши собратья в печатном деле. «Русь Державная» сегодня известна, я думаю, очень широко и имеет определенный круг подписчиков, читателей. Я очень рад, Андрей Николаевич, что Вы сегодня согласились потратить время и прийти к нам в студию, чтобы почтить память нашего дорогого архимандрита Кирилла (Павлова). 8 октября исполнился бы его очередной день рождения. Мы знаем, что у монахов дни рождения не празднуются, но, тем не менее, символично то, что в праздник преставления великого игумена земли русской преподобного Сергия Радонежского родился наш утешитель и молитвенник — батюшка Кирилл, известный на всю Россию старец, духовник многих и многих духовных чад, монахов, мирских, священников, архиереев. Трудно сказать, кто не знает и кто не встречался с отцом Кириллом, отошедшим уже, к сожалению, от нас, но молящимся, мы верим твердо, за всех, кого он знал, о всех тех событиях, которые он, несомненно, провидел. Мы очень рады, что сегодня мы можем поговорить о батюшке. Вы его хорошо знали и также неоднократно с ним встречались.

— Спасибо большое, Николай. Я всегда рад приходить к вам в гости. У вас необычная атмосфера, которая располагает к беседе. Конечно, говорить о батюшке по истечении этих лет с того момента, как его с нами не стало, становится все сложнее и сложнее. Объясню почему. Я читаю многочисленные книги, которые сейчас пишутся о нем. Не во всех этих книгах, к сожалению, присутствует правда. Я не буду называть имена авторов. Такое, наверное, должно происходить. Почему? Потому что каждый человек, о ком бы он ни рассказывал, соизмеряет это со своим «я», он подчас подтасовывает свое мировоззрение, в частности, политическое, что меня изумило в одной из публикаций, вместо воззрений святого человека. И как бы исподволь получается, что политические воззрения автора поддерживает сам архимандрит Кирилл.

Конечно, отец Кирилл был необычным человеком и без ложного преувеличения скажу, что если бы не неожиданная встреча с ним, вряд ли бы из меня получилось что-либо путное. Тем более не появилось бы такой газеты, как «Русь Державная». Иногда меня спрашивают: «Вот вы 28 лет уже издаете газету, не имея постоянного финансирования. Как это вам удается?» Я?думаю, что это в основном молитвами батюшки. Кстати, Вам как человеку, который очень близок к Троице-Сергиевой лавре, будет интересно узнать, как я впервые пришел к нему. Дело в том, что как-то у меня возник спор с одним политическим деятелем. Он сказал: «А ты знаешь, у тебя вообще-то есть заблуждения духовного плана и тебе надо со старцем встретиться». А я в то время не знал, что есть такой старец архимандрит Кирилл. И говорю: «А?где ж его взять?» «А я тебе организую встречу!» Это был Владимир Большаков. Вы, несомненно, его знаете. Однажды звонит и говорит: «Поезжай в Троице-Сергиеву лавру, подойди к проходной и скажи, к кому ты пришел». Я как журналист международного отдела газеты «Правда» пришел с уверенностью, что сейчас все у меня сразу получится.

— Какие это годы были, Андрей?

— Это был конец 80-х. Подошел, спрашиваю. Молодой человек дежурил на вахте. Говорю, что мне назначена встреча с отцом Кириллом. «Каким отцом Кириллом? Ничего не знаю». Ну, я права не стал качать. Просто пошел в Успенский собор помолиться. Встал на молитву. Там как раз освящалось масло. И через некоторое время я почувствовал непонятное ощущение, как будто звонок какой-то прозвучал у меня в сердце. Думаю, дай-ка я еще раз подойду к проходной. Подхожу и что я вижу: молодой человек, который меня так безцеремонно отшил, стоит весь красный и потный и говорит: «Где же Вы ходите, я всю лавру уже оббегал! Отец Кирилл Вас уже 20 минут ждет в проходной».

Я обратил внимание: стоит стройный пожилой человек в сером облачении с кожаным ремнем и говорит мне: «Здравствуйте. Пойдемте со мной». Как я потом выяснил, у него внизу была приемная, где он обычно принимал людей, а здесь он меня повел к себе в келью на второй этаж Варваринского корпуса. И по дороге, пока я шел (изумлению нет предела до сих пор), все мои внутренние противоречия как-то начали исчезать и вообще куда-то испарились. Я даже подумал: может, и не надо о них рассказывать батюшке. Но я ему честно все рассказал, что я как журналист-международник бывал в различных международных экспедициях, ездил в Индию, встречался со Святославом Рерихом, даже в «Правде» беседу с ним опубликовал. Он так на меня посмотрел и говорит: «Сынок, ты это отложи! Сейчас надо Россию защищать и нашу Русскую Православную Церковь». Он не сказал: забудь, это ересь и все такое, как говорил мне Володя Большаков. И я отложил это на всю жизнь. И после разговора он мне сказал: «Вот мой прямой телефон. Когда тебе нужно будет, всегда приезжай. Я буду рад тебя видеть».

Вот так состоялась первая встреча с этим удивительным человеком.

— Вам удалось поговорить с батюшкой обо всем?

— Вы имеете ввиду в этот раз? Естественно, я ему рассказал, где я работаю, чем занимаюсь. Он сказал: «Ты приезжай ко мне». И при последующих встречах я понял, что он ждал от меня как раз такой как бы краткой политинформации: расклад сил в обществе. Его очень это интересовало. Я ему давал такую, как говорится, рекогносцировку. И впоследствии сколько раз я ни бывал у него, всегда что-то новое обнаруживалось.

Помню, однажды я опоздал на электричку, а там был перерыв дневной. Сел на автобус и приехал, конечно, на час позже. Так батюшка не просто мне не выговорил за опоздание, а сказал: «Ты же, наверное, не обедал». И вот, представляете, он попросил своего келейника принести мне обед к нему в келью. И я у него пообедал.

Вот такие были счастливые моменты, их было на самом деле очень много. Пока я ехал к Вам, вспоминал самые различные эпизоды этих встреч. Никогда не забуду, например, может быть, об этом и не стоило бы говорить, но я стою на коленях, обнимаю его, он меня гладит по голове и говорит: «Андрей, простая ты душа!» Я тогда не придал этому значения, но, оказывается, простая душа — это не такое уж и плохое качество у человека.

И вспоминаю также, что не сразу я понял, что он мой духовный отец. Я его как-то впрямую спросил о духовном руководстве. Я об этом, кстати, ни разу не писал, а надо было бы. Он говорит: «Ну, что ж, поезжай вот к отцу Даниилу в Даниловский монастырь». Я поехал, ходил за ним долго-долго: то он здесь, то он там. Под конец я его все-таки нашел, мы с ним сели у него в приемной. Я ему рассказал все. Он говорит: «Андрей, ты знаешь, я не справлюсь с тобой. Это только отец Кирилл сможет». Я говорю: «А как?» «А так: ты когда к нему идешь, зайди прежде к мощам преподобного Сергия и помолись нашему великому святому, и он все устроит». И так и получилось, незаметно все так сложилось.

— Андрей, может быть, Вы подтвердите или, наоборот, опровергнете мои наблюдения. Помню, был еще совсем маленьким, и у меня почему-то сложилось такое впечатление, что отец Кирилл — это видимое воплощение самого преподобного Сергия, игумена нашего Земли Русской, мощи которого в Троицком соборе. Как бы продолжение его или, по-настоящему, напоминание о преподобном, живой образ его. Вот это сравнение у меня с самого детства. Конечно, мы знали, что мощи преподобного существуют, мы ходили к мощам, но вот реально как бы насладиться общением с самим преподобным Сергием можно было, говоря, исповедуясь или общаясь с отцом Кириллом.

— Это верно, Вы совершенно точно подметили. Мне как-то раньше такое не приходило в голову, а ведь это действительно так. И сколько раз мы заставали его, когда он стоял у мощей, читал наши записки, и мы молились. И как бы вот эта эстафета и пересечение внутреннего мира отца Кирилла и нашего преподобного отца Сергия, оно произошло. Я думаю, именно за это его и ценили все, кто его знал. И иерархи нашей Церкви, прежде всего, Патриарх Алексий II, который старался, особенно в последние годы, уберечь его от излишнего напряжения. Я имею в виду общение с людьми, которые хотели с ним поговорить. Он его как бы укрывал в резиденции в Переделкино.

Я вспоминаю, что в один из этих приездов мы с батюшкой проговорили, наверное, часа два. И заходит Наташа (она сейчас уже монахиня) — его келейница и говорит: «Андрей, слушай, там уже народ собрался. Сколько можно? Ты два часа с ним беседуешь». Я говорю: «Наташа, ты извини, но батюшка хотя бы намек дал, что нужно завершать разговор». Я видел людей, которые стояли около проходной в Переделкино и просто мечтали попасть к нему.

Помню, был такой случай. Один человек в форме полковника говорит: «Вы были у отца Кирилла?» Я говорю: «Да». «А можно я к Вам прикоснусь?» Вы представляете, какое трепетное отношение было у простых людей, что даже вот такое произошло.

Об очень многом мы с ним беседовали. Это и октябрьские события 1993 года, и 1991 год — обо всем говорили. Я вспоминаю одну встречу в Барвихе в санатории, где он находился на лечении. Я туда приезжал с героем Советского Союза Александром Солуяновым. Есть такой человек, весьма уважаемый мною. Мы сели на скамеечке, и у нас была беседа понемногу обо всем. И я отчетливо запомнил одну фразу. Батюшка вздохнул и сказал: «Вот если бы, Андрей, все люди на земле одновременно вздохнули бы о Господе, Он бы все чудеснейшим образом изменил в нашей жизни». Видите, а этого ведь не происходит. Этого нет. Что только сейчас не происходит со всеми нами. И мы забываем о тех словах, которые нам говорят.

Никогда не забуду, как мне удалось убедить батюшку дать свое первое интервью. Это был как раз год 50-летия Победы. Я приехал в Переделкино и говорю: «Батюшка, давайте запишем. Вы же воевали, ветеран войны». Он отвечает: «Андрей, я инок, не имею права». Я говорю: «А что сделать?» «Ну, согласуй вопрос». Я позвонил наместнику лавры отцу Феогносту, сейчас митрополиту. Он говорит: «Андрей, конечно, какие вопросы. Так и скажи батюшке, что я благословляю». И мы с ним записали вот эту ставшую потом знаменитой беседу «Я шел с Евангелием и не боялся». Он обо всем, что нас сегодня волнует, говорил. Вспоминал Сталинград, вспоминал, как он поступал в семинарию. Кстати, потом были у меня пересечения с человеком, который с ним учился на одном курсе, в одной группе. Был такой протоиерей Руф Поляков. Он долгое время служил в Подмосковье, в Истринском районе, в храме Пресвятой Троицы. Видите, тоже совпадает все. И он мне как-то сказал: «Андрей, ты бываешь у батюшки. Ты не мог бы меня к нему отвезти?» Я его отвез в Переделкино. Это было поразительно. Они не знали, кто кого благословлять должен. Обнялись, поговорили. У меня есть на эту тему небольшой рассказ.

Мы с Вами говорили о преподобном Сергии. А Вы знаете, по церковному преданию, именно в том месте, где стоит этот храм Троицы, в свое время преподобный Сергий шел со своим учеником Саввой в сторону Звенигорода. Они остановились отдохнуть и помолились. И на этом месте забил ручеек. А потом люди построили на этом месте храм. Вот так в этом селе и стоит один храм деревянный, а второй каменный. Один XVII века, а второй 1904 года. То есть, видите, преподобный Сергий все время участвует в нашей жизни.

— Не удержусь от вопроса, который волнует многих людей. Я не думаю, что это вопрос определяющий или очень важный для постижения личности отца Кирилла. Но неоднократно сталкиваюсь с таким вопросом: он тот или не тот сержант Павлов?

— Этот вопрос мне задавали много раз. Вы знаете, даже по прошествии многих лет для меня это остается великой тайной. Я думаю, что батюшка, несомненно, ответил бы мне на этот вопрос, если бы этот вопрос возникал. Но этого ни разу не произошло. Он мне рассказывал, как в полях под Сталинградом находился в окопах, что он там простудил свои легкие. Кстати, болезнь легких проявлялась у него до последних дней. Иногда он закашляется и говорит: «Да, вот простудился я там под Сталинградом». Поэтому я не берусь утверждать, но у меня как бы сложилось такое мнение, что это ведь прекрасно, что народ русский объединил в одном образе двух человек: один защищал дом Павлова, а второй тоже воевал в Сталинграде, а потом защищал всю свою жизнь Русскую Православную Церковь. И создание этой легенды, что это был именно он, это же прекрасно, это очень хорошо. Такое в нашей истории бывало неоднократно.

— Мне очень понравилось, как ответил на этот вопрос отец Владимир Тимаков, протоиерей, наш старейший клирик Русской Церкви, который знал его еще как Ваню Павлова, своего соученика, младше курсами. Он сказал, что, в принципе, отец Кирилл, слыша эти разговоры, не стал бы их подпитывать, если он не опроверг эту идею, по-монашески промолчав, это о многом говорит. Прежде всего о том, что не нужно здесь доискиваться какой-то истины, потому что Вы правильно сказали: он защищал молитвенно как монах Дом Живоначальной Троицы. Этот Дом, по сути говоря, символизирует всю нашу Россию, Лавра преподобного Сергия — известная святыня. И это, действительно, послушание удивительное, которое он нес там. И когда мы лишились отца Кирилла, мы это почувствовали особенно остро. Вот Вы говорите про Переделкино, а мне трудно представить, потому что мы в лавре, когда отец Кирилл уехал, осиротели буквально. И до сих пор существуют разные мнения: стоило уезжать батюшке или не стоило. Но лавра, несомненно, изменилась без него, потому что эти духовные вопросы, с которыми братия сталкивается, они оставались, видимо, открытыми, нерешенными. Но это воля Божия, и так происходит вопреки нашей воле.

Поэтому важно не то, кем был отец Кирилл Павлов до прихода в лавру, а кем он является для нас сегодня. И переосмысливая его значение, мне кажется, мы очень многое не понимали, да и не поймем никогда в силу нашего такого духовного устроения.

Очень хочется вспомнить и подчеркнуть невероятный мир, который исходил от отца Кирилла. Мне кажется, только евангельские слова Христа могут живописать этот мир, когда Господь сказал в своей беседе: «Мир мой даю вам. Не тот мир, который внешний мир может вам дать, а мир, который исходит от Моего Отца». Я перефразирую евангельские слова. Когда ты видел батюшку, ты чувствовал дыхание вечности, и время останавливалось, ты понимал, что ты беседуешь с человеком, который уже не здесь на земле. Наполовину здесь, наполовину уже в другом мире. Уходила суета, уходили какие-то сомнения. Невольно все и служащие подтягивались как-то. Они ощущали этот молитвенный настрой. Правда ведь так?

— Это действительно так. Я еще раз хотел вспомнить, как батюшка при каждой практически встрече спрашивал меня: «Андрей, ты читаешь Евангелие?» На что я отвечал, как мог: «Да, батюшка, читаю, но не регулярно». «Читать Евангелие нужно каждый день!» — неизменно говорил отец Кирилл. Я сейчас вспоминаю уже последние моменты, когда он почти не разговаривал. Дословно говорю: «Андрей, Евангелие! Хоть понемножечку!» То есть мало того, что он это утверждал. Ведь благодаря тому, что он в развалинах разрушенного дома нашел это Евангелие, растрепанные странички, именно через него же Господь, через Евангелие привел его к вере, к истинной вере. Как он говорил: «Я перед войной жил у брата в семье и растерял свою веру». Это его слова. И вот что с ним сделало Евангелие.

А мы сегодня живем как? Разве мы по Евангелию живем? Конечно, нет. Политика отшибает нас от всего доброго и святого. А когда находишься у отца Кирилла и когда задаешь ему какой-то очень сложный вопрос, он так глаза закроет — я не берусь утверждать, но, наверное, так и было — задаст этот вопрос где-то высоко-высоко, получит ответ и говорит: «А ты вот так сделай, и все будет хорошо». И действительно, сделаешь, и все нормально устраивается.

Конечно, батюшка Кирилл не только для меня был светочем, а для всей моей семьи. Я к нему приезжал и с детьми — и с сыном, и с дочерью, — и с женой. И не буду скрывать, были иногда некоторые конфликты, он вызовет Нину сначала. Она мне потом рассказывает. Батюшка мне говорит: «А ты терпи, голубка, ты пойми, чем он занимается». Потом меня вызовет: «Ну, помягче надо быть, помягче». И, глядишь, все устроилось. Помню, когда у меня умерла мама, он как раз был в Барвихе. Я приехал к нему весь потерянный, расстроенный. Я никогда не думал, что это так потрясет меня до глубины души. Никогда не забуду это его мягкое, душевное спокойствие, огромное количество конфет, которыми он хотел утешить меня и жену мою.

То есть он жил любовью, он жил любовью к людям. И вот эта любовь передавалась от него к другим людям. И вот эта цепочка, наверное, не прерывается и сегодня. Потому что о нем говорят все в восхищенном тоне, как о живом святом. Когда я был на отпевании в Троице-Сергиевой лавре, шли третьи сутки, а ручки были теплые у него. Я сбегал в магазин и купил несколько иконочек преподобного Сергия, приложил к его руке, и потом они замироточили у меня дома. Вот такие чудеса бывают в жизни.

— Это было так недавно. Я запомнил этот год еще в связи с тем, что именно в этом году через шесть месяцев после отпевания отца Кирилла, даже меньше, отошла ко Господу моя сестра родная. Она тоже была на отпевании. Так получилось, что это все совпало. И когда батюшку хоронили, приехали его ученики, очень многие. Лавра, наверное, тоже очень редко видела подобные богослужения, подобные проводы своих насельников. И то, что похоронили отца Кирилла за храмом Духовским, это тоже символично, потому что он лежит рядом со своим сотаинником теперь и молитвенником отцом Наумом, с наместником лавры отцом Иеронимом Зиновьевым, в годы которого он очень многое сделал и проявил себя как духовник. Отец Иероним очень ценил отца Кирилла. Да кто его не ценил? Кто не любил его?

Вся Россия ездила к батюшке на поклон. И даже удивительно, что в Переделкино тоже это продолжалось, просто я еще раз подчеркну, что для нас закончилась эта эпоха, а батюшка продолжал принимать, окормлять. И я знаю, что всегда в дни, памятные для него, приезжала группа монахов, священников и семинаристов из Троице-Сергиевой лавры в Переделкино, поздравляли отца Кирилла, пели даже. Когда он уже не мог говорить, он глазами показывал. Папа часто бывал у него, до конца практически.

Отец Кирилл (Павлов) — это явление не только удивительное для наших дней, мне кажется, это некий такой камертон, который задавал жизнь, и не лавре только, но и всем тем, кто приходил. Мы знали, что есть такой старец. И вот начинался от него такой некий духовный отсчет. Я помню покойного, разбившегося в страшной катастрофе нашего иеродиакона Алексия (Писанюка), который тоже очень любил батюшку и часто сослужил ему. Это удивительная картина, когда стоит такой огромного роста иеродиакон и отец Кирилл. Такое чувство, что его батюшка тоже готовил. И готовил, в частности, к этой кончине, потому что, несмотря на молодость, несмотря на такие, казалось бы, человеческие перспективы — отец Алексий был выдающимся человеком во многих отношениях, — вот такая его кончина. И когда он служил, тоже было видно, что он пропитывался этим духом отца Кирилла.

Наместник Данилова монастыря, ныне епископ, Алексий также был очень близок к батюшке. Да и всем-всем, кто его знал, как в житии преподобного Сергия, он всем дал такой духовный старт, как эти птицы, они разлетелись по всему православному миру, его ученики.

Андрей, нам бы хотелось еще послушать Вас, Ваши воспоминания.

— Вы знаете, я хотел вспомнить конец 1999 года, накануне наступления нового века. Я как журналист никак не мог этого момента пропустить и приехал к батюшке в полной уверенности, что сейчас мы что-то запишем: какие-то пожелания народу Божиему в связи с наступлением нового века. Я говорю: «Батюшка, давайте на эту тему побеседуем». Он так на меня посмотрел серьезно и сказал: «Андрей, а может, не надо народ огорчать?» Я говорю: «Батюшка, как есть». «Ладно, — говорит, — включай». Включил диктофон, говорил он очень недолго. Приехал я домой и расстроился — очень мало, не получается ничего. И здесь на удивление, может быть, это был единственный или очень редкий случай, когда он сам позвонил мне и сказал: «Андрей, приезжай завтра, у меня будет небольшое добавление». Я приехал и изумился: это было шесть страниц убористым почерком написанных. Я назвал эту проповедь по словам апостола Павла «Никто не отлучит нас от любви Божией». И вот здесь он как раз и говорит о тех временах, которые мы сегодня переживаем, о том, как нам надо себя вести в этой ситуации. Я много раз издавал в газете эту проповедь, и в книге она есть. Я опубликовал даже факсимиле, его рукой написанные тексты. Здесь он говорит о том, как нам надо мужественно переносить все скорби и страдания и о программе действий для православного человека.

Я вспоминаю сейчас еще одну беседу совсем с другим человеком — наместником монастыря Святого Павла на Афоне архимандритом Парфением (Мурелатосом). Известный тоже старец. Он тоже говорил о том, что времена нелегкие, и нужно мужественно переносить те невзгоды, которые на нас обрушиваются. На то мы и православные люди. И я так думаю, что эти слова батюшки Кирилла пророческие — а тогда шел еще 1999 год, — как мог он знать, что нас окружило невидимым забором от Бога. Но он предупреждал, и не он один, наверное, говорил об этом. Несомненно одно — то, что мы не просто не следуем его советам, а большинство из нас идет совсем другим путем. Помню, когда на сороковинах по батюшке наместник лавры, теперь он митрополит Феогност, сказал такие слова: «Отец Кирилл как говорил, так и жил, как жил, так и говорил, а разве многие из нас могут сказать, что они так живут?» К сожалению, наши слова с нашими делами ой как расходятся. Это на всех уровнях и, наверное, везде и всюду. Говорим одно, думаем другое, а делаем третье. Отсюда и вся неразбериха в наших душах. А, может быть, нужно, наконец, прислушаться к словам отца Кирилла и к другим нашим святым. Тогда и будет этот сдвиг, тогда и забрезжит рассвет над нашей Россией. Будем, по крайней мере, надеяться на это и работать в этом направлении. Каждый на своем месте.

Думаю, что «Русь Державная» не появилась бы, если бы не отец Кирилл. Помню, у меня была беседа с довольно известным отцом Петром Пиголем. Я как-то к нему приехал и спросил: «Я, батюшка, что-то не пойму. Пытаюсь сделать номер газеты в одном духе, а получается совсем в другом». Он говорит: «А ты вообще здесь ни при чем. Это Господу и Божией Матери угодно, чтобы было вот так. Поэтому тебе нужно просто нести это послушание и не задумываться. Просто пришло время для «Руси Державной», и трудись во славу Божию!» Я и стараюсь это делать.

— И это получается, несомненно, потому что и тираж довольно-таки у вас серьезный, и люди знают, что в «Руси Державной» присутствует та атмосфера, которая позволяет читателю получить нужное духовное направление. Газет православных сейчас очень много. Листков, газет, различных изданий, но, к сожалению, отсутствие нужного духовного направления, о котором мы говорим с Вами, нередко чувствуется. Хуже всего, что чувствуется еще и другое, когда нет не только этой духовной направленности, а присутствует ложь, откровенная ложь. Мы уже упомянули об этом с Вами в начале. Для чего это делается? Непонятно. По всей вероятности, некоторые авторы пытаются придать вес своим, может быть, маловесным каким-то словам или материалам, или воспоминаниям, часто тоже наполовину выдуманным. Я столкнулся с этим, в частности, и в отношении нашей семьи, это была просто придуманная история в книжке про отца Кирилла. Для чего автор это сделал? Во всяком случае, отступать от истины в печатном слове, так же и на радио, это очень большой грех, наверное. Но сегодня все средства хороши для того, чтобы заработать, как говорят сейчас журналисты, некий авторитет. Очень хорошо, что «Русь Державная» никогда не идет на это.

Я помню, с каким воодушевлением многие приняли название Вашей газеты в те довольно смутные годы, когда она появилась. Оно уже согревает сердце каждого православного человека. Икону Державную Царицы Небесной мы все знаем, при каких обстоятельствах произошло ее явление, знаем. Как надежда на тот Небесный Иерусалим, сходящий с Неба, который в Апокалипсисе упоминается апостолом Иоанном Богословом, так и для нас здесь, на земле, ожидание схождения с Неба Святой Руси, Державной Святой Руси, по образцу той Руси, которую мы своими грехами потеряли.

Андрей, мне бы хотелось, чтобы Вы также рассказали нашим радиослушателям, как Вы живете сегодня, где Вы берете материалы, на чем Вы строите свою газету, чему отдаете предпочтение, как Вам удается до сих пор в наше очень сложное время существовать?

— Вы знаете, я не погрешу, наверное, против истины, если скажу, что материалы как бы сами на нас сыплются. По электронной почте поступают, приходят авторы, приносят. Сами пишем. Проблемы с этим нет. Другой вопрос, что не все же можно публиковать, не все достойно того, чтобы это вообще было на бумаге. Я сейчас вспомню один пример, опять же связанный с батюшкой. Ко мне пришел один человек, довольно известный в патриотических кругах, не буду называть его имя, чтобы его не смущать. Говорит: «Андрей, ты не мог бы опубликовать из моей книжки некоторые статьи?» Они у него такого немирного духа, будем так говорить. Я ему сказал: «Ты знаешь, у меня, конечно, есть сомнения, но я поговорю с батюшкой». И меня поразило. Я пришел с этой брошюркой и протягиваю батюшке: «Батюшка, вот просил человек опубликовать». Он, не открывая этой книги, подержав ее в руках, сказал: «Андрей, тебе это не надо». Я передал это тому человеку, и он, конечно, был огорчен и со мной перестал здороваться. Самое главное — держать эту линию защиты Церкви, защиты истины.

Я сейчас через два дня улетаю на Святую Гору Афон и Покров Божией Матери буду в Покровском соборе нашего монастыря встречать. Это же милость Божия. И Вы знаете, когда у меня появляется такая возможность, я постоянно езжу туда, постоянно припадаю к этим святыням и получаю от этого громадное удовлетворение. И все внутренние вопросы, которые у меня возникают, они как-то на Афоне разрешаются. По совету знакомых мне уважаемых афонских батюшек или это само по себе происходит.

Вот батюшки Кирилла нет, а он все равно как бы присутствует. Помню, я выезжал из Кареи после беседы с одним известным греческим старцем Гавриилом Карейским, и он мне подарил фотографию отца Кирилла, а на обратной стороне напечатан отрывок из моей беседы с ним. Разве может быть бoльший подарок для человека? По сути дела, отец Кирилл везде, везде с нами и ничего здесь удивительного нет.

Помню, как-то в Оптиной пустыни я задал вопрос духовнику Оптины: «Вот, тяжело жить, посоветоваться после батюшки не с кем». Он очень, как мне кажется, мудро ответил: «Тебе отца Кирилла уже никто не заменит, а посоветоваться ты можешь с нами». Я так и живу. Советуюсь, обращаюсь к батюшке, и газета выстраивается. Вы знаете, мы сами изумляемся: вроде хотели одно поставить, а какие-то материалы берут и вылетают или теряются. И вот идет, идет какая-то линия. Возьмем даже само создание газеты. Макет газеты создавал Борис Журавский — иконописец. Сейчас это иеромонах Спиридон, служит во Владимирской области. А как он создавал? Матерь Божия как бы стоит над Россией, и рядом узнаваемые силуэты московских храмов. Я как раз и хотел эту идею донести. И просил даже известных художников помочь. Никто не смог. А вот Борис сделал. И если так посчитать, сколько раз молитва Державной Божией Матери, которая на первой странице под ее изображением, попала к людям, это уже, наверное, неплохо. На каждой странице газеты — Иисусова молитва. А как после Иисусовой молитвы всякую дрянь ты будешь печатать? Это невозможно себе даже представить. Поэтому ничего тут нет удивительного. Другое дело, что все мы разрознены, очень разрознены.

Вы делаете большое дело. «Радонеж» не только как радиостанция, а и газета, и паломническая служба. Но как-то мы, что называется, не идем в одном строю, а надо бы давно уже. И сколько таких попыток было к объединению, созданию всевозможных союзов, и они ни к чему не привели. Почему? А может, просто потому, что мы, действительно, живем не по Евангелию? Простите меня за такое отступление, но это накипело, люди от нас ждут выхода, совета и на это нужно откликаться. Я Вас тоже приглашаю к участию в нашем общем деле. У нас есть еще такая структура, мы ее назвали «Державный клуб». Это Ваш коллега Виктор Саулкин, ныне покойный отец Александр Шумский, другие батюшки. Мы приглашаем их и садимся за стол, обсуждаем насущные проблемы, а потом печатаем это в газете. Приглашаю Вас лично принять участие в ближайшей нашей встрече.

— Это именно то, что восполняет наше недостаточное приходское и иное наше общение. Часто сетуют на то, что православные мало общаются. Приходы наши ограничивают участие прихожан только богослужением. А раньше было совсем не так. Я почему-то вспомнил рассказы святителя Николая Сербского Велимировича, как он организовывал приходскую жизнь, как совершалась литургия, как прихожане выходили на улицу, рассаживались на скамейках или прямо на траве, сам святитель рассказывал, пояснял Евангелие, потом было чаепитие.

Это общение, которого нам так не хватает, и, собственно говоря, с которого начался «Радонеж» — со встреч во Дворце культуры «Меридиан». Тогда будущие наши историки, священники, публицисты собирались в этом культурном центре, и происходили эти беседы, о которых Вы сейчас сказали. Зал был набит битком, как казалось все интересно, полезно, важно. Вот это была жизнь! Я помню прекрасно, когда все это начиналось. В 1992 году пришел на радио, практически через год после его открытия, и кругом православная жизнь бурлила. Это была совсем новая жизнь, в новой уже России. Что с нами произошло за эти тридцать лет, хорошего или плохого? Было многое, но я хочу сказать, что это восприятие Церкви светскими людьми как какой-то вражеской структуры и людьми православными как какого-то клуба неправильно понято. Как сказал мне недавно один из собеседников, мы получили свободу, но правильно ли мы ею воспользовались? Вот, что получила Церковь за эти тридцать лет? Наверное, мы еще больше отошли друг от друга, получили какую-то гордость.

И снова вспомним отца Кирилла, ведь он очень редко проявлял свою какую-то пастырскую волю. Он не навязывал людям никакого решения. Такого не было никогда. Он, может быть, пододвигал человека к тому или иному решению, но никогда не произносил приговора. Сегодня мы слышим, в том числе и по радио, как батюшка резко наставляет, учит, обличает, заставляет делать так-то и так-то. Другой совершенно век. Согласны?

— Это верно. Но будем все-таки стремиться к тому, чему учил нас отец Кирилл.

— Никогда не забуду эти дни в канун праздника преподобного Сергия. Лавра, которая ждет праздника, совершенно особенное такое настроение, она совсем другая была, чем сейчас. И пусть меня простят люди, которые считают, что это какая-то критика. Она была совершенно другая. Какая-то близкая, своя, такая сокровенная, очень домашняя. И приезд наших иерархов обязательно на престольный праздник преподобного Сергия в лавру. По сути, тогда было мало монастырей. Может, еще с этим связано. Толпы, буквально толпы молящегося народа, люди приезжали с ночевкой в монастырь и располагались прямо на траве у храмов со всеми своими пожитками. Там же устраивали обед, завтрак, полдник, ужин. Там же было несчетное количество птиц, голубей, которых сегодня практически там нет, потому что нет и деревьев, этих огромных лип. И все это было, действительно, в симфонии с той Русью, которую мы потеряли. Открытые двери храмов, всенощная, пение, доносящееся изо всех храмов. А потом рассказы паломников.

Когда уже работал на «Радонеже», как-то вечером походил по этим полянкам, где люди располагались, и кое-что удалось записать из разговоров совершенно простых людей. Вы знаете, совершенно поразительные истории, люди рассказывали в том числе и про батюшку отца Кирилла, и про свои истории житейские, много чего интересного каждый говорил и поучительного. Это была простая, какая-то детская вера, которую сейчас трудно очень встретить. И у монахов так же было, у священников, у архиереев.

Что ждет нас в будущем? Трудно сказать. По милости Божией, наверное, мы еще будем существовать, не хочется впадать в уныние. Я помню 90-е годы, как раз мы выпускали очередной номер газеты, и мы тогда интересовались вопросами этих шестерок, ИНН и всего прочего. Мы взяли с Евгением Никифоровым интервью по телефону у батюшки. Владыка Феогност благословил. Отец Кирилл был тогда в больнице. Я помню эту фразу. Он сказал: «Я никаких кодов, удостоверений брать не буду, а каждый должен решать за себя». Опять же проявилось это его мягкое, но недвусмысленное послание. Он никому не навязывал свою волю.

— Я хочу вспомнить один эпизод. В Переделкино батюшка проводил исповеди, в крестильне, во дворе храма. Кто об этом знал, тот приходил. И поэтому всегда можно было попасть на исповедь к самому отцу Кириллу. Я помню, как-то я взял с собой свою жену. Она еще только воцерковлялась тогда и написала целую тетрадку своих прегрешений. Подошла к батюшке, когда до нее очередь дошла, протягивает эту тетрадку, и батюшка начинает отвечать на все вопросы, не открывая текста. И еще был такой момент, иногда мы молились у него в келье, но там обычно было два-три человека максимум. Небольшая келья была. И он почему-то всегда поручал мне читать молитвы перед исповедью. Говорил: «Андрей, читай». Я сейчас вспоминаю один эпизод. Помню, как готовился к исповеди, будучи на Афоне, и тут же вспомнил его голос, как будто он сейчас со мной сам разговаривает. А как он пел после исповеди «Верую»! Это надо было слышать, необычным подрагивающим голосом.

— Разве можно забыть, как батюшка встречал тех, кто славил Христа у него в келье. Братия собиралась. Папа неоднократно тоже бывал в келье, потому что он пел в хоре, и всегда приходили близкие его духовные чада. Эти записи остались чудом у меня. Их много. Благодаря келейнику батюшки, близкому к нему человеку. Его архив этот, записанный на кассетах, был оцифрован, мы его обрабатываем. Я периодически кое-что включаю в наши передачи, это непередаваемое впечатление. Не знаю, есть ли еще люди, такие духовно черствые, которые могут слушать это совершенно спокойно. Я, во всяком случае, мысленно всегда переношусь в ту эпоху, в лавру, и прямо в келью к отцу Кириллу и представляю это все так, как будто он жив и сейчас с нами. Разве это не так? Вы разве не так ощущаете отца Кирилла?

— Так оно и есть, несомненно, Вы абсолютно правы. И после каждой исповеди у него ты прямо летишь, как на крыльях, как будто все в твоей жизни замечательно. И я вспоминаю, это были, может быть, последние дни, когда батюшка уже перестал разговаривать. И я для себя сделал открытие небольшое. Одно дело, когда я приезжал туда один, и меня пускали на несколько минут. А другое дело, когда я начал ездить с братией Троице-Сергиевой лавры и удавалось подольше находиться рядом с батюшкой. И петь вместе с ними. Там и хор приезжал всегда. И вот помню, он уже не разговаривал, а я подошел и начинаю ему рассказывать про дочь, про сына, а мне Наташа говорит: «Да он ничего не слышит». А я вижу, у батюшки зашевелились губы и задрожали глаза, и даже слезинка появилась. Значит, он слышит. И я надеюсь, он и сейчас нас слышит и будет слышать.

— Я благодарю Андрея Николаевича Печерского, сегодняшнего собеседника моего. Мы вспоминали об архимандрите Кирилле Павлове и просим всех вас, дорогие слушатели, воспомянуть имя отца Кирилла в своих молитвах. Несомненно, отец Кирилл молится и за нас сейчас, за тех, кого он так любил при жизни и кому он оставил свой завет: «Читайте Евангелие». Мы вспоминаем это в его дни памяти, но давайте вспоминать это чаще, это ведь не очень великое молитвенное правило и не очень большой подвиг, будем совершать это как можно чаще, осмысленнее. И будем освящать всю свою жизнь этими небольшими фрагментами того текста, который Господь оставил нам в назидание. Я думаю, что жизнь по Евангелию освятит каждого человека и изменит нас в лучшую сторону. Царствие Небесное батюшке.

— Царствие Небесное дорогому батюшке отцу Кириллу!

Беседу вел Николай БУЛЬЧУК,
главный редактор радио «Радонеж»