Из послания Местоблюстителя Патриаршего престола
митрополита Сергия
22 июня 1941 года
Патриархом Святейший Сергий (Страгородский; 1867-1944) был всего восемь месяцев. Но Церковь нашу он фактически возглавлял 18 лет, в самые трудные времена безбожных гонений, когда церковная жизнь в нашем народе, казалось, сходила на нет. И все же он дожил до светлых дней решительных перемен к лучшему.
Поворотным моментом в церковно-государственных отношениях стала историческая встреча в Кремле Председателя Совета народных комиссаров СССР Иосифа Виссарионовича Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) 4 сентября 1943 года. На ней, среди прочих важнейших решений, было решено избрать Патриарха Московского и всея Руси.
Решение, действительно, чрезвычайной важности. Недаром Император Петр I-й произвольно отменил Патриаршество, и затем целых 217 лет Патриарх в Русской Церкви не избирался. Лишь 5/18 ноября 1917 года, согласно решению Поместного Собора Русской Православной Церкви, Патриархом Московским и всея России был избран святитель Тихон (Беллавин; 1860-1925).
После кончины святителя-исповедника Местоблюстителем патриаршего престола был избран священномученик Петр, митрополит Крутицкий (Полянский; 1862-1937), который однако вскоре был арестован и сослан. Перед этим владыка распорядился, чтобы обязанности Местоблюстителя исполнял его заместитель, митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский). Поскольку открытому избранию Патриарха безбожные власти препятствовали, в 1926 году было решено избрать предстоятеля нашей Церкви тайным опросом архиереев, находившихся в тюрьмах и ссылках. Прознав об этом, власти пресекли эту попытку, и она стала поводом для новых арестов, в том числе митрополита Сергия, который с ноября 1926 по март 1927 года вновь был заключен в Бутырскую тюрьму. Один этот факт в сравнении с избранием Патриарха 8 сентября 1943 года говорит о том, сколь глубинными были изменения в государственной политике по отношению к Церкви на победном этапе Великой Отечественной войны.
Патриотизм или «аполитичность»?
После выхода на свободу в 1927 году митрополит Сергий в качестве Заместителя Патриаршего местоблюстителя возглавил управление Церковью. 16/29 июля этого года вышло знаменитое Послание (Декларация) о лояльном отношении Церкви «к существующей гражданской власти», подписанное митрополитом Сергием и восемью другими архиереями. Эта Декларация до сих пор вызывает споры. Писали, что якобы «митрополит Сергий своей позорной отступнической Декларацией подчинил Русскую Церковь большевикам и объявил о сотрудничестве с ними». Появилось понятие «сергианства», прежде всего в эмиграции, в Зарубежной Церкви, которая после выхода Декларации прекратила всякие отношения с Московской Патриархией – до воссоединения в 2007 году. Надо сказать, что многолетняя жизнь наших соотечественников в эмиграции, в совершенно ином духовном, информационном, культурном поле, когда они были лишены связи с Родиной, неизбежно искажала восприятие далекой для них советской реальности – она представлялась всё более плоской, не по-русски двухмерной. Да, она была, несомненно, трагической, – а всё же всегда объемной, поскольку оставалась живой жизнью, управляемой Промыслом Божиим.
В Декларации 1927 года говорилось:
«Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской Власти, могут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом».
Самыми пререкаемыми в ней оказались следующие слова:
«Мы хотим быть православными, и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас».
Здесь имеется в виду убийство в Варшаве в июне 1927 года белоэмигрантом Б.С. Ковердой полномочного представителя СССР П.Л.Войкова.
Критики Декларации выражение «удар, направленный в нас» до сих пор трактуют как якобы «удар, направленный в Церковь». Но контекст ее говорит о другом: не в Церковь, а «в нас как граждан своей страны».
С именем Войкова (Вайнера) критики связывают при этом прежде всего убийство Царской Семьи – ведь за это, мол, он и был убит. И добавляют, например, что «требование оценивать акт возмездия цареубийце как удар, направленный в Церковь, – явное насилие над церковным сознанием. Здесь не остается и тени того, чему были привержены и Патриарх Тихон, и митрополит Петр, и сам митрополит Сергий в начале своего заместительства, а именно – церковной аполитичности» (слова священника Александра Мазырина, доктора церковной истории, автора большого труда, посвященного истории Церкви этого периода, в его прошлогоднем интервью журналу «Нескучный сад»).
Но в таком обвинении есть явная натяжка – как и в многостраничном стремлении «доказать» вину митрополита Сергия перед нашей Церковью и историей. А если бы полпредом (то есть послом) СССР, убитым в другой стране, был не Войков, а другой дипломат, не причастный к злодеянию в Екатеринбурге, существо вопроса тут было бы иным?
Когда в Декларации приводился этот пример, то имелось в виду только то, что убийство посла страны в другой стране является действием, направленным против этой страны. Страны опять-таки, а не власти большевиков – страна-то оставалась той же, как бы она ни называлась, и других послов у нее за границей тогда не было.
Если посмотреть непредвзято, то можно увидеть, что здесь, действительно, речь шла исключительно об отношении к Родине извне, именно этому давалась оценка – и в этом вопросе тоже нужно быть «аполитичным»? Но такая «аполитичность», то есть равнодушие к положению в мiре твоей страны, никогда не было традицией Русской Церкви, начиная со святого благоверного великого князя Александра Невского, преподобного Сергия Радонежского и кончая святым царем-мучеником Николаем. Важнейшая традиция всех святых, в земле Русской просиявших, которым владыка Сергий написал замечательный тропарь, – это горячая любовь к нашей Родине. Без горячего русского патриотизма, – который был важнейшей чертой личности святителя, – его судьбы, его действий не понять и справедливо не оценить.
В те грозные дни 1927 года стране нашей, народу (а значит, и Церкви) важна была не личность полномочного представителя СССР сама по себе (на сочувствие его прежним злодеяниям, разумеется, тут нет и намека), и даже не это нападение в Варшаве, а вся международная обстановка, реально грозившая стране и народу войной.
За день до Декларации, 28 июля, И.В.Сталин опубликовал в «Правде» «Заметки на современные темы», первая часть которых прямо называлась: «Об угрозе войны». В ней говорилось:
«Речь идет не о какой-то неопределенной и безплотной «опасности» новой войны. Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР – в особенности…»
Сталин писал далее о «бешеной травле СССР», об «открытых ударах», наносимых стране. Первый из них «был нанесен консервативным правительством Англии в Пекине при нападении на советское полпредство… Второй открытый удар был нанесен в Лондоне при нападении на Аркос (советскую торговую организацию в Великобритании – авт.) и разрыве с СССР. Удар этот имел своей целью создать единый фронт против СССР, открыть дипломатическую блокаду СССР по всей Европе и спровоцировать серию разрывов договорных отношений с Советским Союзом…
Третий открытый удар был нанесен в Варшаве путем организации убийства Войкова. Убийство Войкова, организованное агентами консервативной партии, должно было сыграть, по замыслу его авторов, роль убийства в Сараево, втянув СССР в военный конфликт с Польшей…
Вся нынешняя международная обстановка, – писал Сталин, – все факты из области «операций» английского правительства против СССР, и то, что оно организует финансовую блокаду СССР, и то, что оно ведет тайные беседы с державами о политике против СССР, и то, что оно субсидирует эмигрантские «правительства» Украины, Грузии, Азербайджана, Армении и т.д. на предмет организации восстаний в этих странах СССР, и то, что оно финансирует шпионско-террористические группы, взрывающие мосты, поджигающие фабрики и терроризирующие полпредов СССР, – всё это с несомненностью говорит о том, что английское консервативное правительство стало твердо и решительно на путь организации войны против СССР». (И.Сталин, соч., т.9, с.322-327. М., 1953).
В августе 1927 года, когда в «Известиях» была опубликована Декларация, в нашу армию был призван миллион резервистов.
Если же говорить о судьбе Войкова, то в роковой для него день он оказался на варшавском вокзале, чтобы встретиться там с возвращавшимся из Лондона А.П. Розенгольцем, бывшим до разрыва дипломатических отношений с СССР полпредом в Великобритании, в 1938 году расстрелянным. Не произведи Коверда своего выстрела, за что белоэмигрантские круги считали его героем, та же участь, скорее всего, постигла бы и Войкова. Он стал бы «жертвой сталинских репрессий». И, конечно, тоже был бы реабилитирован в 1988 году, а то и в 1956-м. Но ни заводов, ни улиц, ни станции метро и района его имени в Москве, вероятно, не появилось бы.
Что касается утверждения, будто митрополит Сергий проводил принципиально иную политику Церкви по отношению к государству, чем Патриарх Тихон, то из церковной истории мы знаем, что в последние годы патриаршества святителю точно так же приходилось идти на мучительные компромиссы с Советской властью. Известны его слова, которые он словно бы оставил владыке Сергию в завещание: «Пусть имя мое погибнет в истории, только бы Церкви была польза».
Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычёв; 1927-1995), доктор церковной истории, писал:
«В области церковно-государственных отношений Заместитель Патриаршего Местоблюстителя ничего нового не изобрел. Он лишь довел до своего логического завершения ту политику «легализации Церкви», которую последовательно осуществлял в последние годы своего служения Патриарх Тихон… Нелепо, право, ставить человеку в вину, что, надеясь облегчить положение всей Церкви, он берет на себя грех лукавства, подписывая под диктовку палачей текст, содержащий очевидную неправду. Одному Богу известно, что происходило в такие моменты в душе Патриарха Тихона и Митрополита Сергия, какова была мера их нравственных мучений и сколько сил потребовалось Заместителю Патриаршего Местоблюстителя на то, чтобы добровольно взвалить на себя столь тяжкий крест, восходя на Голгофу первосвятительского служения в момент наивысшего развития церковной смуты, ясно понимая, что его ждут поношения и оплевания не только от врагов православия, но и от собственных соратников и единоверцев…» (Митрополит Иоанн. Стояние в вере. СПб, 1997. С.211, 213-214).
Патриарх Московский и всея Руси Алексий II-й писал о Декларации 1927 года: «Церковь сказала о том, что, храня верность Православию, она разделяет радости, успехи и неудачи со своей гражданской родиной, тогда – Советским Союзом (а не «с большевиками», как говорят недруги Церкви)... Сегодня разные силы пытаются доказывать, что деятельность Святейшего Патриарха носила характер соглашательства с государственной властью. Нет, он пытался доказать властям, что Церковь хочет продолжать свою миссию и переживает радости своей Родины, как свои радости, и печали и горе, как свою печаль и свое горе». (Патриарх Алексий II-й. «Предстоятель Церкви мучеников». Предисловие к сборнику «Страж Дома Господня. Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский)». Автор-составитель С.В.Фомин. М., 2003. С. 3-5).
Столь же высокую оценку деятельности Патриарха Сергия дал святитель-исповедник Лука (Войно-Ясенецкий): «Как ни велики были нравственные и умственные достоинства почившего, как ни много трудов понес он на высшем церковном посту, самым высоким его подвигом история, как я думаю, признает его великое самоотвержение и тяжелую жертву, которая оказалась необходимой, чтобы провести корабль церковный по страшным волнам церковной разрухи, расколов и разъединений, своеволия дерзких и непокорных. Господь, знающий сердца человеческие, конечно, не так, как враги-самоправедники, оценит этот подвиг великого Святителя».
Плодами этого подвига мы пользуемся до сих пор.
А что происходило внутри страны?
Рассматривая церковную историю прошлого века, говоря о церковной политике митрополита Сергия по отношению ко власти большевиков, мы обычно не говорим и о том, что происходило тогда в самой этой власти.
Мудрый чуткий владыка не мог не видеть, не чувствовать остроты той борьбы, которая шла в стане большевиков, не понимать ее сути.Битва шла, конечно же, за Россию.
Это не была только борьба Сталина за личную власть. Суть этой борьбы, видимо, хорошо понимал тогда даже простой рабочий: за «мiровую революцию» – или за сильную независимую страну?
1927 год – год выхода Декларации – это и год победы Сталина и его соратников над
Л.Д. Троцким и его единомышленниками.
Еще во время революционной смуты святитель Тихон составил молитву о спасении державы Российской, в которой просил Бога: «Вразуми всех, иже во власти суть, и возглаголи в них благая о Церкви Твоей и о всех людех Твоих… Воздвигни нам мужей силы и разума…»
Эти молитвы, как мы знаем из истории, не остались не услышанными.
Перед самой кончиной Патриарха, в начале 1925 года, Троцкий – недавнее второе, а то и первое властное лицо в государстве – был снят с постов народного комиссара по военным и морским делам и председателя Революционного военного совета страны, а в 1926 году выведен из состава Политбюро. В 1927 году командующим Московским военным округом был назначен верующий бывший полковник Генерального штаба Русской армии Б.М. Шапошников, который во время конфликта с зиновьевцами в Ленинграде год назад, когда командовал Ленинградским военным округом, всецело поддержал Сталина. Вскоре, 7 ноября, когда оппозиция организует выступление своих сторонников, Шапошников выведет на улицы броневики с полным боекомплектом. Спустя неделю Троцкий и Зиновьев будут исключены из партии, Каменев выведен из состава ЦК. В 1928 году Троцкого сошлют в Алма-Ату, а в 1929 году вместе с семьей вышлют за пределы СССР.
Что это означало для Церкви?
Это означало то, что власти лишился один из главных ее гонителей, организатор недавнего наступления на Церковь с целью полного ее уничтожения под предлогом «изъятия церковных ценностей» якобы для помощи голодающим (заодно нужно было платить «кредиторам» – американским банкирам, оплатившим октябрьский переворот, с которыми был связан Троцкий,). Следовательно, не могла не укрепляться надежда на улучшение положения Церкви в стране.
Декларация дышит надеждой на то, что в советском руководстве есть не только непримиримые враги веры, вековых устоев нашего народа, имеющие целью полное уничтожение Церкви, но есть и другие люди, не имеющие такой цели, что они будут всё больше определять политику государства.
Определяя церковную политику по отношению ко власти, владыка Сергий не мог всего этого не учитывать, – а может быть, и так поступать, чтобы способствовать этой политикой укреплению патриотической части правящей партии.
Не только митрополиту в Москве, но и в Париже была видна существенная разница между большевиками. Эмигрантский журнал «Путь», например, в 1928 году писал: «Советское правительство имеет свою веру и свое учение, в основе которых лежит острая воинствующая ненависть против христианства. За нарушение «догматов» этой веры, построенной по Марксу и Ленину, советская оппозиция по-своему и обличала Сталина и его группу, указывала на противоречие между заповедями коммунизма и сталинской политикой».
Ю.А. Жданов, зять Сталина, вспоминал, как тот ему однажды сказал:
– Вот у старушки домашние неурядицы, семейное горе. Куда податься? Не в райком же партии. Нам нужны советские попы.
Это не значило, что троцкистов у нас не оставалось. Оставались, и они продолжали борьбу с Церковью, особенно тогда, когда развернули репрессии 1937–38 годов. Одного из них мы хорошо знаем – это Никита Сергеевич Хрущёв, который после смерти Сталина возглавил антицерковные гонения. Реванш ленинизма-троцкизма в период его правления стал причиной многих бед для нашей страны, в том числе – искажения ее истории, которое мы до сих пор расхлебываем.
Патриарх Победы
Ныне мы знаем, что в год выхода Декларации до войны оставалось целых четырнадцать лет. Но тогда так сказать было невозможно: а вдруг завтра?
И, может быть, думая не меньше, чем о положении Церкви в стране, еще и о самой стране, о том, что не сегодня – завтра война может прийти на нашу землю, митрополит решил издать, даже и с уступками власти, Декларацию?
И кто знает, может, потому война в тот год и не стала реальностью?
Как верующие люди, мы знаем, что во всем и всегда главный – Господь. Решая судьбы народов, каждого человека, Он смотрит на нашу веру, на стремление к миру, внутреннему и внешнему, на готовность к самопожертвованию.
Не в вину, а в заслугу владыке Сергию хочется поставить его стремление даже и в тех, почти невозможных условиях сохранить традиционную историческую связь Церкви и существующего на нашей земле государства – основу нашей вековой державности.
Позиция наших эмигрантов, которые желали нападения на СССР извне, мечтая о свержении таким образом власти большевиков, а летом 1941 года просили американское правительство не помогать Красной Армии, молились за Гитлера-«освободителя», путь власовский для митрополита Сергия был совершенно неприемлем.
Значение такого стремления Церкви ко благу народному, к компромиссу с государством ради этого блага (вот что такое настоящее, а не придуманное «сергианство»!), то есть с тем самым государством, которое неизбежно взяло бы на себя бремя организации военной обороны страны, во весь исторический рост встало 22 июня 1941 года.
Еще в мае того года владыка Сергий сказал заехавшему к нему по дороге из ссылки отцу Василию Виноградову:
– Раньше нас душили, но, по крайней мере, исполняли свои обещания. Теперь нас продолжают душить, но обещаний своих больше не исполняют.
Эти горькие слова говорят о том, сколь глубоко было терпение митрополита. По слову Божию: Претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22).
Тогда, в мае 1941 года, казалось, оно иссякает… Нет уже в нем вроде бы смысла – по-человечески, по-земному глядя.
Но не так – для истинной веры.
Несокрушимая вера была тем камнем, на котором владыка строил свою политику.
В следующем месяце наступил день Всех святых, в земле Русской просиявших. И вся жизнь народа, государства, Церкви круто изменились.
В этот же, первый день войны Местоблюститель Патриаршего престола призвал наш народ встать на защиту Отечества – словно ничего и не было…
От Декларации 1927 года прямой путь лежит к его посланию 22 июня 1941 года: «Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».
Он смотрел вперед, в самые важные, судьбоносные события, когда существование страны, народа будет реально стоять между жизнью и смертью… Когда он вновь повторит свой подвиг веры и верности, любви и самоотвержения – благословит народ на священную войну, с точностью предсказав в первые же ее часы: «Господь нам дарует Победу».
Он дотерпел до конца.
И началось духовное возрождение.
И тогда, когда Победа нашего народа в этой величайшей битве была уже ясна, он оставил этот мiр.
А в том, что благословение нашего народа митрополитом Сергием на защиту Отечества, его горячая поддержка Красной Армии, возглавляемой им Церкви во время Великой Отечественной войны явились важнейшим, а может быть и решающим вкладом в нашу Победу, вымоленную Державной Владычицей Русской земли и Богом дарованную, верующим людям сомневаться не приходится.
Не в том дело, правильно ли он поступал или неправильно с точки зрения нашей, человеческой, а в том, принял ли Господь его жертвенные труды или нет.
Промысл Божий, история нашей Церкви, Отечества нашего, избрание на Патриарший престол, увенчавшее его скорбный путь, говорят нам, что принял.
Вечная ему память!
Священник НИКОЛАЙ Булгаков