«Покушение на наследника Российского престола

В ходе продолжающихся архивных изысканий и исследований исторических документов по программе Юбилейного комитета к 130-летию путешествия на Восток Великого Князя, Наследника Цесаревича Николая Александровича 1890/91-2020-21 гг. нами был выявлен и обработан массив информации о покушении в Оцу, могущий представлять интерес для следствия по делу об убийстве членов Российского Императорского дома в 1918–1919 гг., которое курирует председатель Следственного комитета России генерал юстиции Александр Иванович Бастрыкин. Такое обращение тем более уместно, что «Царское дело» за те годы, что длится современное расследование, стало для Александра Ивановича не просто «юридическим случаем», но превратилось в глубоко «личное дело». Об этом свидетельствуют и публикации А.И. Бастрыкина 1998 года (Процессуальные нарушения при расследовании уголовного дела о екатеринбургских останках. В кн.: «Царское дело и екатеринбургские останки» (СПб., 1998); Процессуально-криминалистический анализ материалов уголовного дела о гибели Царской Семьи. В кн.: «Правда и ложь о гибели Царской Семьи» (СПб., 1998)), а также его недавняя статья в качестве главного редактора нового издания СКР РФ «Следствием установлено» (№ 1, 2017), посвященная следователю Н.А. Соколову «Правда твоя – правда во веки».

Важнейшим источником для установления исторической правды о молодом Великом Князе Николае Александровиче являются его дневники 1889-1894 годов, которые до сих пор в полном объеме и с надлежащим комментарием не публиковались. Обнародованные архивные источники о покушении на Цесаревича в Оцу, обильно представленные в интернете, неполны и зачастую грешат ошибками и описками. Поэтому ниже представим их полностью.

Выражаем благодарность директору Государственного архива РФ Ларисе Александровне Роговой и сотрудникам Читального зала № 1 на Большой Пироговской за возможность познакомиться с дневниками Цесаревича и другими материалами, а также за содействие в нашей архивной работе, выполняемой по поручению Юбилейного комитета и при помощи его членов.

Поденная запись в Дневнике Великого Князя Николая Александровича следующим образом представляет картину покушения в Оцу:

29-го Апреля. Понедельник.
Проснулся с чудесным днем, конец которого я бы не видел, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога! – В 8 ½ отправились в дженрикшах из Киото в небольшой город Оцу, куда приехали через час с ¼; удивлялся неутомимости и выносливости наших дженрикшей. По дороге в одной деревне стоял пехотный полк, первая часть, виденная нами в Японии. Немедленно осмотрели храм и выпили горького чаю в крошечных чашках; затем спустились с горы и поехали к пристани. Ехали вдоль канала, прорытого из оз. Бива внутри гор, работа поистине египетская! С пристани отправились на паровых катерах по озеру к дер(евне) Карасаки, где на мысе стоит огромная сосна около 1000 лет и при ней маленький храм. Здесь рыбаки поднесли разного рода рыбы, только что вытащенные при нас – лососи, форели, лещи, плотва и др. Вернувшись в Оцу, поехали в дом маленького кругленького губернатора. Даже у него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь; тут Джоржи и купил свою бамбуковую палку, сослужившую мне через час такую великую службу.

После завтрака собрались в обратный путь, Джоржи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера! Выехали мы опять в дженрикшах в том же порядке и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы над ухом, повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблею: в обеих руках. Я только крикнул: что тебе? И выпрыгнул через дженрикшу на мостовую; увидев, что урод направляется на меня и что его никто не останавливает, я бросился бежать по улице, придерживая кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы сами перепуганные, разбежались во все стороны. Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джоржи, бежавшего за преследовавшим меня полицейским. Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда слава Богу все было кончено: Джоржи – мой спаситель – одним ударом своей палки повалил мерзавца; и когда я подходил к нему, наши дженрикши и несколько полицейских тащили того за ноги; один из них хватил его его же саблей по шее. Все ошалели; чего я не мог понять это каким образом Джоржи, я и тот фанатик остались одни посреди улицы, как никто из толпы не бросился помогать мне и остановить полицейского. Из свиты очевидно никто не мог помочь, так как они ехали длинной вереницей; даже принц Арисугава, ехавший третьим, ничего не видел. Мне же пришлось всех их успокаивать и я нарочно оставался подольше на ногах. Рамбах (врач экспедиции – А.Х.) сделал первую перевязку, а главное остановил кровь; затем я сел в дженрикшу, все окружили меня и так шагом мы направились в тот же дом. Жаль было смотреть на ошалевшие лица принца Арисугава и других японцев; народ на улицах меня тронул, большинство становилось на колени и подымало руки к лицу в знак сожаления. В доме губернатора мне сделали настоящую перевязку и положили на диван в ожидании прибытия поезда из Киото. Более всего меня мучила мысль о безпокойстве дорогих Папа и Мама и о том, как написать об этом случае в телеграмме. В 4 часа отправились на жел(езную) дорогу под большим конвоем пехотного батальона.

В поезде и в карете в Киото голова сильно ныла, но не от раны, а от туго завязанного бинта. Как только приехали к себе, сейчас же доктора приступили к заделке повреждений на голове и к зашиванию ран, которых оказалось две. В 8 ½ все было готово; я себя чувствовал отлично, после скудного (диета) обеда лег спать с мешком льда на башке. Вот как, благодаря милости Божией, этот день благополучно окончился!
(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 225. Лл. 188-193).

Спустя всего два дня после покушения, 1 мая 1891 года, Великий Князь Николай Александрович отмечает в поденной записи: «Встал бодрым и веселым… Все японское мне так же нравится теперь, как и раньше 29-го, и я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика, их соотечественника; мне так же, как прежде, любы их образцовые вещи, чистота и порядок…» (ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 225. Л. 196).


На следующий день, 2-го мая 1891 года, в письме Императору Александру Третьему главный руководитель путешествия генерал-майор Свиты князь Владимир Анатольевич Барятинский излагает события, связанные с покушением в Оцу 29 апреля 1891 года. В отличие от протокола медицинского осмотра Цесаревича Николая Александровича, приложенного к письму В.А. Барятинского, сам его текст, насколько известно, не публиковался. Само донесение князя В. Барятинского следующего содержания:

«Ваше Величество
С невыразимым волнением и чувством безпредельной благодарности Всевышнему начинаю это письмо с описанием ужасных часов пережитых всеми нами.

Вот факты как они представились нам и как выяснено начатым предварительным следствием и допросом свидетелей.

29-го мая (описка, надо:29-го апреля – А.Х.) Цесаревич поехал в город Оцу, в 1 ½ часах езды от Киото, для осмотра озера Бива. Как везде в Японии встреча была весьма торжественная и радушная, как со стороны властей так и народа. Около 3 ½ час(а) дня мы выехали в джинрикшах (ручные коляски ведомые людьми) для обратного следования в Киото. Узкие улицы были наполнены народом, стоящим по обе стороны, впереди толпы, в шагах 50 друг от друга, находились полицейские. Впереди Цесаревича ехали губернатор и полицмейстер, сзади же Принц Георг, Принц Японский Арисугава и потом вся свита, друг за другом, по одному в каждой джанрикше; ехали довольно быстро; на одной из главных улиц, полицейский нижний чин, в форме, внезапно подбежал сзади к экипажу Николая Александровича и нанес ему удар саблею по голове; Цесаревич выскочил вперед к стоящей толпе; злодей оббежал экипаж кругом с видимою целью догнать Великого Князя. В это время подбежал Принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове, что побудило его обернуться ко стороне Принца; тогда один из Японцев, везший джинрикшу, сшиб его с ног, а его товарищ выхватил его же саблю и ударил его ею по шее, причинив ему сильную рану. Вследствие узкости улицы, ехавшие сзади не могли хорошо разобрать, что происходило впереди; видя суету и Цесаревича вне экипажа. В первую минуту все думали, что его вывалили. Подбежав же ближе, представилась картина, поразившая нас ужасом: Николай Александрович стоял посреди улицы, без шляпы, держась правою рукою за голову, из которой сильно лилась кровь; на правой стороне довольно высоко над ухом была, как всем показалось, глубокая рана; лицо, шея и руки были выпачканы кровью; платье тоже. Сам же Николай Александрович был спокоен и сохранил все присутствие духа, успокаивая всех и говоря, что он особенного ничего не чувствует и что рана пустая. В отношении совершенно растерявшихся японцев Цесаревич высказал удивительную доброту; он сейчас же сказал Принцу Арисугава: «Прошу вас ни минуты не думать, что это происшествие может испортить хорошее впечатление, произведенное на меня радушным приемом, встреченным мною всюду в Японии». У всех были слезы на глазах! Рамбах ждет на пороге лавки, пред которою тёк ручей ключевой воды, сделал предварительную перевязку. Рана потому показалась глубокою, что удар саблею сделал наискось, и поэтому довольно глубоко. Всех только успокоило то, что Цесаревич не чувствовал никакой внутренней головной боли или тошноты. Когда перевязка была окончена, Николай Александрович сел вновь в джинрикшу и, окруженный всеми нами с Японскою свитою, поехал в дом Губернатора, где рана была обмыта и вновь перевязана.

Чрез 1 ½ часа мы вернулись с экстренным поездом в Киото, куда я вызвал по телеграфу д-ров Попова и Давиньона с фрегата. Были приняты все меры, чтобы Цесаревичу было спокойно в вагоне, так как переезд занимал около часа времени. Все обошлось благополучно. Дома, в Киото, рана была подробно исследована всеми тремя докторами, наложены швы и повязка. Николай Александрович, благодаря Богу, чувствовал себя все это время хорошо, разговаривал и шутил. Медицинский протокол, при сем, посылаю Вашему Величеству.
(…)

Все наши просят меня повергнуть к стопам Вашего Величества и Государыни чувства своей невыразимой радости по поводу благополучного исхода злодейского покушения на любимого нами Цесаревича. Молим Бога, чтобы дал нам беззаботно продолжать и окончить наше путешествие.

Меня же, Ваше Величество, простите великодушно за то, что не сумел быть достойным Вашего ко мне доверия. Нравственные страдания, чрез которые я прошел в эти дни, останутся мне памятны на всю мою жизнь!




К письму руководителя экспедиции князя В.А. Барятинского был приложен Протокол медицинского осмотра Цесаревича Николая Александровича, который первым был подписан флотским врачом Владимиром Константиновичем фон Рамбахом (1832-1908), действительным статским советником, главным доктором Морского госпиталя в Санкт-Петербурге, медицинским инспектором петербургского порта, а также судовыми медиками В. Поповым и М. Смирновым. Консилиум врачей описал ранение и поставил следующий диагноз:



29 апреля 1891 года около 2 ¾ часа пополудни при возвращении Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича после посещения города Карасаки и поездки на озеро Биви, чрез город Отцу (так в тексте – А.Х.), по одной из его улиц полицейский японской службы, находившийся на посту в числе других полицейских, разставленных по улице, бросился на ехавшего в дженрикше Его Императорское Высочество и обнаженною саблею нанес две раны на волосистой части головы, с правой стороны. Удар сделан чрез фетровую шляпу, находившуюся на Наследнике Цесаревиче. Поражение представляется следующим: 1) первая, или затылочно-теменная, рана – линейной формы, длиною 9-ть сантиметров, с разошедшимися краями, проникает чрез всю толщу кожи до кости и находится в области правой теменной кости на 6-ть сантиметров от верхнего края ушной раковины, имея направление несколько сверху вниз, причем пересечение ветви как затылочной, так и височной артерий. У заднего угла раны теменная кость, на протяжении около сантиметра, обнажена от надкостницы, по месту соответствующему удару острия сабли. 2) Вторая, или лобно-теменная, рана – находится выше первой на 6 сантиметров и идет почти параллельно ей, имеет 10-ть сантиметров длины, проникает через всю кожу до кости; находится в области теменной и частью лобной кости, начинаясь приблизительно над последнею третью длины, или протяжения, первой раны и оканчиваясь на границе волосистой части головы, на 6-ть сантиметров выше средины правой бровной дуги. Направление ея, как и первой, несколько сверху вниз, но немного дугообразно, вогнутостью вниз – хотя вогнутость эта едва заметна.

На один сантиметр от заднего угла раны замечается небольшой в ½ сантиметра длиною языкообразный лоскут кожи, во всю ея толщу. В переднем же углу пересечение ветви височной артерии. 3) На границе верхней трети со среднею наружного края ушной раковины (правой) усматривается поверхностная поперечная рана, длинною около 4-х миллиметров, почти совершенно не кровоточившая. 4) Подобная же поверхностная, поперечная ранка (около 1-го сантиметра длиною) замечается на тыле кисти правой руки, между указательным и большим пальцами.

Тотчас же на месте этого события мною была наложена соответственная временная повязка на рану для остановки обильного артериального кровотечения, после чего Его Императорское Высочество перевезен в дом городского Управления, а оттуда на экстренном поезде в Киото, отстоящем на ½ часа пути от Отцу. С момента получения ранения и во все время пути Государь Наследник Цесаревич находился в хорошем состоянии сил, настроении духа и в полном сознании. Пульс полный, правильный и ни мельчайших явлений малокровия. На поверхности повязки просачивание крови не обнаруживалось. Во время пути до Киото сверх повязки применялся лед.

По прибытии Августейшего пациента в Киото я, совместно с находившимся тут Старшим врачом фрегата «Владимир Мономах» Коллежским Советником Смирновым и Старшим врачом фрегата «Память Азова» Статским Советником Поповым, приступил к окончательному туалету и перевязке ран. По тщательной очистке первой раны, с соблюдением правил антисептики, наложены шелковые лигатуры на две кровоточившие артерии и края ея соединены пятью швами. Во второй ране также перевязаны две артерии и наложено пять швов. Затем на раны положены градусные компрессы из сулемованной марли и соответственная повязка, а по верх ея – лед. Во время очистки второй (лобно-теменной) раны извлечен мною, свободно лежавший между сгустками крови, осколок кости – клиновидной формы, около 2 ½ сантиметров длины, два миллиметра ширины в одном его конце и 1-миллиметра в другом. Толщина осколка в лист обыкновенной писчей бумаги. Самочувствие Его Императорского Высочества все время остается прекрасным, силы вполне хороши, состояние духа бодрое – хотя замечается некоторая степень возбуждения. Температура тела в 10 ½ часов вечера 37.3 (градусов) Ц(ельсия). Пульс 76 – полный правильный. По окончанию перевязки Государь наследник Цесаревич с аппетитом кушал – обед, состоявший с мясного бульона с гренками, цыпленок жареный и мороженое.

Что касается до характера ранения, то таковое не может быть причислено к легким формам, а потому предсказание точно бывает возможно только смотря по степени хода реакции в течение первых трех-четырех суток.



Представленные материалы показывают, что до сих пор в русском общественном сознании бытует несколько искаженная версия о покушении на Цесаревича японским полицейским-фанатиком. Документы и схема событий говорят о следующем: удар был только один, хотя раны осталось две; принц Греческий Георг не подставлял свою трость под второй удар саблей, а сбил ею с ног нападавшего, которого окончательно обезвредили джинрикши.

Особо подчеркиваем миролюбивое, православное отношение Цесаревича к «инциденту в Оцу», поскольку впоследствии и дореволюционные историки, и ученые советского и постсоветского периода используют его для «легендирования» якобы всегда отрицательного с тех пор отношения Государя Императора Николая Второго к Японии и японцам, что находит отражение и в настоящее время в межгосударственных отношениях. Поэтому выводы, к которым придет нынешнее следствие по делу № 252/404516-15 об убийстве членов Российского Императорского дома в 1918–1919 гг. в части о покушении на Цесаревича в Оцу, имеет и остро современное значение для развития российско-японских отношений и формирования политики России в Азиатско-Тихоокеанском регионе в целом.