Вечером 15 октября в Санкт-Петербурге погиб 16-летний Коля Рубцов, внук гениального русского поэта Николая Михайловича Рубцова.
Его жизнь оборвалась на городской окраине, воле дома № 40 по улице Коммуны, с девятого этажа которого он был сброшен.
Незадолго до этого злодейского убийства по телевизору опять показывали интервью с убийцей его деда. Снова, уже в который раз, повествовала она на всю страну, как и для чего убивала она гениального русского поэта Николая Михайловича Рубцова.
На первый взгляд убийство Коли Рубцова и очередное попрание памяти его великого деда связывается только в мистических сумерках общим сатанинским глумлением над нашей Отчизной. Однако, приглядевшись внимательнее, мы можем обнаружить и более приземленную, более материалистическую связь между этими событиями.
Почти два десятилетия назад в своей книге, рассказывающей о жизни Николая Михайловича Рубцова, я писал, что страшна участь убийцы поэта, как это и подтверждается в русской истории.
В наш век этого понимания, похоже, уже не стало…
Мы порою и не замечаем, что нравственные нормы, по которым живет наше общество, давно сместились за ту черту, где нет и не может быть никакой нравственности, где одни только ужасные обломки, про которые писал в своем гениальном, пророческом стихотворении Рубцов, где легализирована безнравственность…
Я помню, как зашевелились на голове волосы, когда я прочитал в аннотации к альманаху «Дядя Ваня», в котором были опубликованы воспоминания убийцы, что это, дескать, воспоминания близкого друга Николая Рубцова.
Но это было еще в начале девяностых годов.
Прошло еще несколько лет, и в центральных газетах замелькали заголовки статей: «Она убивала Рубцова крещенской ночью», «Цветы для убийцы Рубцова»…
Разумеется, только в атмосфере вседозволенности убийство гениального русского поэта могло стать фундаментом для возвеличивания убийцей самой себя.
И, конечно же, тут нужно говорить не только о самой убийце, а о симптомах болезни, которой поражено наше общество, с каждым годом все слабее различающее добро и зло…
«Л. Д. была интересна массовому читателю исключительно благодаря своей «жуткой» биографии. Было бы непростительной глупостью с ее стороны: а) не воспользоваться этим, когда и срок уж отбыт, и судимость погашена…»
Это рассуждение, которое, на мой взгляд, можно помещать в учебниках в качестве примера клинического цинизма, напечатал альманах «Медвежьи песни», финансируемый сейчас Санкт-Петербургским Законодательным собранием.
Интересно, что, когда я возмутился этим панегириком убийце Рубцова и напечатал в газете ответ — «Медвежьи песни латышских комиссаров», автор панегирика не постеснялся подать на меня в суд на предмет защиты своей «чести и достоинства».
Подобная агрессивность безнравственности потрясает. Правда, еще больше меня потрясло тогда равнодушие, а порою и откровенное злорадство так называемых «друзей Рубцова», наблюдавших за этим процессом.
Разумеется, я не собираюсь ровнять случившееся со мной судебное недоразумение (суд по защите «чести и достоинства» автора панегирика длился более года и завершился решением суда, обязывающим «истца» компенсировать мне затраты на судебные издержки) с трагедией на улице Коммуны, но я убежден, что убийство шестнадцатилетнего Коли Рубцова как раз накануне семидесятилетия его великого деда — злобное и беспощадное проявление именно этой самой агрессии безнравственности и цинизма, подпитываемой нашим равнодушием, нашим недоброжелательством друг к другу.
Коля Рубцов рос хорошим, здоровым мальчиком, учился, серьезно занимался спортом…Я помню, как его мать, Елена Николаевна Рубцова, рассказала однажды о пробудившейся вдруг в Коле Рубцове гордости, что он внук Рубцова…
Как происходило в Коле постижение поэзии Рубцова, мы не знаем, но сейчас уже ясно, что это было не внешнее, а глубокое и сокровенное уроднение русской судьбы. Мы не знаем, кем не успел стать Коля Рубцов, но сейчас уже очевидно, что он нес в себе свою русскую судьбу точно так же, как его великий дед.
Великому русскому поэту Николаю Рубцову, когда его убили, было всего 35 лет. Прошло еще 35 лет, и убили его внука — Колю Рубцова…
Горько и страшно думать об этом.
Первое нападение на Колю было неудачным.
Он отлежался в больнице. Когда вышел, на мобильный телефон начали приходить sms-ки: «Ты не жилец. Выйдешь — убьем».
Говорят, что он и сам чувствовал, что ему недолго осталось жить.
Отцу Коли, Александру Федоровичу Козловскому, уже после гибели сына приснилось, будто плывет он по реке к острову, на котором — он знает это! — Коля…
И ему хочется на остров, но лодку сносит течением, и звучит голос, что туда нельзя, и Александр Федорович подчиняется этому голосу, а потом начинает грести против течения, но уже не может выгрести…
Странным образом этот сон сливается со стихами Николая Михайловича Рубцова:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
— Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. —
Тихо ответили жители:
— Это на том берегу…
Он как бы возникает из этих стихов и в них же растворяется, как возникает из судьбы Николая Михайловича Рубцова судьба его шестнадцатилетнего внука и в этой великой судьбе и растворяется.
В субботу, 22 октября, Николая Рубцова отпели в Спасо-Парголовской церкви, и похоронили на Серафимовском кладбище Санкт-Петербурга.
А уже в воскресенье, 23 октября, был девятый день, когда, согласно церковному преданию, Господь повелевает ангелам во второй раз представить к Нему на поклонение душу усопшего.
В этот день в Санкт-Петербурге лил дождь.
Но когда священник отец Алексий Мороз служил панихиду на могиле Николая Рубцова, дождь прекратился.
— Когда умирают молодые люди, которые еще и не видели этой жизни, нам трудно смириться, мы испытываем особую скорбь, ибо неправильно по человеческому разумению, чтобы родители хоронили своих детей… — говорил отец Алексий Мороз. — Но сказано в Священном Писании, что, когда готова жатва, немедленно посылается серп. Господь забирает человека не тогда, когда мы готовы к разлуке с ним, а тогда, когда сам человек готов для вечной жизни. Видимо, и Николай был готов, и его душа была обращена к Господу. И, может быть, та насильственная, мученическая смерть, которую Николай претерпел, сняла все небольшие грехи, которые он имел, и полностью просветленный он пришел к Богу…
И пролетела над крестом над могилой Николая Рубцова птичка.
— Так почему же у нас такая великая скорбь и печаль? — звучал голос священника. — Да потому, что мы лишились радости общения с любимым человеком, мы скорбим, что уже никогда не увидим его здесь, в земной жизни… Но это неправильно… Будем помнить, что новопреставленный раб Божий Николай был выращен и воспитан для вечности, и не будем сейчас мешать его душе своей неумеренной печалью. Будем помогать этой душе своими молитвами и своими добрыми делами…
Воистину так…
Будем помнить об этом, поминая убиенного внука гениального русского поэта Николая Михайловича Рубцова — Николая Александровича Рубцова…
Николай Коняев