Здесь наш Русский Афон и Константинополь

Литературные строки Владимира Дедлова о Русском Приморье

Места дальневосточные, живописные, красочные, наполненные воздухом океана и тайги. Эти места — не только прекрасный природный пейзаж Святой Руси на востоке. Здесь старинная Православная Русь разлилась по таежным просторам чудесным светом живой веры Христианской. Просияла Светом Христовым народам древнего Китая, Японии, Кореи и Америки. Здесь на востоке России, у синих волн залива Петра Великого наша Русская Византия, наш Русский Афон и Русский Константинополь…

Эта земля — окраина Святой Руси и ее начало. Она вдохновляла людей искусства на многие прекрасные произведения, на высокое творчество. Вдохновляла не только красотой своих мест, но еще больше — великой христианской идеей, с которой Русь шла на восток.

Сегодня мало говорится о тех русских писателях, поэтах, художниках, композиторах, которые воспевали нашу Дальнюю Россию, вглядываясь в ее просторы и ее жизнь православным взором, русской христианской душой. Да сегодня в наших миссионерских краях уже и не пишут так. Порой кажется, что ныне здесь, на востоке, как будто бы образуется какая-то пустота и серость творческая и духовная. В этой пустоте очень редко вспоминают о тех, кто воспевал когда-то Русь у Океана Великого в Духе Божественной Любви, о тех, кто обладал талантом творческим, кто творил сердцем и кто мог бы сегодня быть примером высокого искусства.

В конце XIX — начале XX веков в Российской Империи жил и творил удивительный человек — дворянин Владимир Людвигович Кигн (Дедлов). Русский немец из Белоруссии, потрудившийся на государственной службе и в дальнейшем посвятивший себя литературе. Больше известен под своим писательским псевдонимом Дедлов. На государственной службе Дедлов был занят переселенческим делом по линии Министерства внутренних дел и много поездил по стране с инспекциями. Много посмотрел людей, своими глазами увидел, как идет русский народ на восток.

Литературное наследие Владимира Дедлова обширно, включает в себя более десятка книг. В его трудах впечатления и наблюдения после длительных путешествий по России и Европе, заметки с фронтов русско-японской войны, где он был под видом военного корреспондента, зарисовки русской жизни, переселенческого быта и картины русских и европейских селений.

Творчество Владимира Людвиговича было высоко оценено русским писателем Антоном Павловичем Чеховым, с которым Дедлов дружил и вел переписку.

Прокатившись поездом по Зауралью до Тихого океана, Дедлов написал замечательную, очень содержательную работу «Панорама Сибири». Познакомившись с этой книгой, знаменитый русский художник Виктор Михайлович Васнецов, с которым Владимир Дедлов тоже имел дружбу, сказал: «Писал книгу живой человек, а не «литературных дел мастер». У этих всегда чувствуешь что-то похожее на консервы… А в книге я встречаю живого человека, жившего в Сибири, ездившего по ней и все самолично видавшего».

Два небольших отрывка, написанные в 1897 году и передающие впечатления автора от пребывания во Владивостоке, в Приамурье и Приморье, мы предлагаем нашему читателю. Пусть эти строки послужат примером яркой словесности, которой так не хватает сегодня нам, нашим российским писателям, посвящающим свои произведения Руси у Океана Великого.

«Владивосток — океанский порт, но он спрятался от океана в своей бухте Золотой Рог, подобно тому, как Константинополь спрятался от моря.

Владивостокский Золотой Рог находится на юге небольшого гористого полуострова Муравьев-Амурский. Это глубокая семи- или восьмиверстная бухта тянется в виде широкой реки с востока на запад. На западе она поворачивает на юг и соединяется с проливом Босфор Восточный, который отделяет полуостров от острова Русского. Таким образом бухта со всех сторон защищена от ветров и волн. Однако это же обстоятельство служит ей и во вред: ея спокойные воды зимою, несмотря на то, что Владивосток лежит под одной широтою с Флоренцией, покрываются толстым льдом, сквозь который пароходы только в последнее время стали пробиваться при помощи ледоколов.

На северном берегу Золотого Рога расположился Владивосток, вытянувшийся двумя параллельными улицами вдоль бухты. Противоположный берег представляет стену гор, покрытых лесом. Восточный конец бухты, сужаясь, исчезает в таких же горах. Берег, на котором находится город, не так высок и крут, и Владивосток, давно заняв наиболее удобную прибрежную полосу, постепенно лезет выше, на холмы. Некоторые усадьбы забрались уже на самыя макушки.

Сравнивать Владивосток с международными портами Китая и Индии, с Шанхаем, Сингапуром или Коломбо, было бы смешно. Последние по красоте и обширности общественных зданий, частных домов, загородных вилл, по садам и порядку улиц — настоящия столицы, во многом превосходящия иные столицы Европы. Однако Владивосток все-таки изящен, если еще не упорядочен. На главной, ближайшей к воде, улице почти непрерывным рядом тянутся красивые дома, лучшие из которых, конечно, магазины и казенные здания. Тут же находятся два сада, содержимые безукоризненно, обнесенные изящными металлическими решетками, совсем на столичный лад. Красивая церковь построена на высоком холме. Изящный памятник Невельскому стоит среди отличного коврового цветника. По улице непрерывная езда приличных извозчиков, на которых ездят военная молодежь и владивостокския дамы и девицы, принимающия непрестанныя поклонения, сияющия удовольствием.

Владивосток — портовый город, но его порт больше военный, чем торговый. «Купцов» в бухте видно немного; зато в бытность мою в городе там стояла наша броненосная эскадра. На одном из броненосцев мне случилось быть, и я вынес такое впечатление, точно побывал во внутренности огромного утюга, битком набитого железом, сталью и людьми. Узенькие проходы, узенькия лестницы, где нужно пробираться сгибаясь и бочком; а все остальное — железо, сталь, толпы людей в белых матросках, с синими воротниками по плечам. Любезность наших моряков известна, и, кроме воспоминаний об «утюге», я сохранил таковыя о прекрасной кают-компании — помещении и обществе, — и о вкусном обеде на борту «Памяти Азова». Броненосцы и пушки — на воде. Еще больше пушек, и страшенных размеров, — на горах, окружающих бухту. Оказывается, их еще недостаточно, привозят новыя и устанавливают, дулами на все страны света, на новых холмах».


«Пейзаж Амурской области малопривлекателен. На самом юге это — безграничная, от Зеи до Буреи, равнина. Чем дальше на север, тем чаще однообразие нарушается возвышенностями правых берегов притоков Зеи, текущих с востока на запад. В общем, равнина имеет вид лестницы, начинающейся у Амура и рядом ступеней ведущей к гористому северу; сами же ступени плоски. Самая обширная и самая плоская — ближайшая к Амуру. Такую безграничную и ровную как стол равнину я видел только между Курском и Киевом, под Конотопом, Бахмачем и Нежином. Леса истребляются по мере движения населения внутрь страны. Близ старых селений леса уже нет. У более новых он еще уцелел, но некрасив — корявые невысокие дубы и, главным образом, даурская черная береза. Таков пейзаж в Амурской области.

В Уссурийском крае он разнообразней. Равнина находится только на юге, по близости Ханки; да и на ней там и сям подымаются одиночные странные горбатые холмы, густо покрытые дубовым кустарником. Увалы и горные цепи края очень живописны. Последния имеют нечто общее с японскими причудливыми, «диссонирующими» горами. Диссонансы не так резки: очертания не так изломаны и остры, вершины гор как будто слизаны или обтаяли; но в основе, и уссурийския цепи, и японские имеют те же неожиданные и причудливыя линии. С природой Уссурийского края вы можете хорошо познакомиться, проехав от Хабаровска до Владивостока по железной дороге. Вблизи Хабаровска дорога переваливает через хребет Хехцырь, весь покрытый тайгой, уже не хвойной, как в остальной Сибири. А преимущественно лиственной — огромными вязами, дубами, ясенями. Южнее дорога идет крупными увалами, разделенными быстрыми речками. Далее поезд несет вас по приханкайской равнине и, наконец, вдоль реки Суйфуна, текущего среди невысоких увалов. Суйфун и пейзаж этого участка пути поразительно напоминают Тибр вблизи Рима, если подъезжать к последнему с севера, из Флоренции. Такая же река, извивающаяся в крутых и высоких, местами каменистых берегах; такой же корявый дубняк покрывает берега и увалы; такие же округло-горбатые увалы. Даже осень совершенно римская осень: яркое солнце, чистое светлое голубое небо, бурый неопадающий лист дуба. Иллюзия увеличивается, когда замечаешь, что деревья и кустарники там и сям опутаны виноградом, лист которого покраснел и позолотился под влиянием морозных утренников. Как на Тибре, так и здесь редки поселения, мало людей, в камышах реки и болот водятся дикие кабаны. По части зверей Суйфун превзошел Тибр: он, кроме кабанов, приютил еще гигантских тигров, которые если и не свирепствуют так, как в Индии, то все же не доставляют удовольствия казакам и переселенцам. Добежав до низовьев Суйфуна, железная дорога преодолевает еще один небольшой перевал и выбегает на берег морского залива…

Море! Далекий просторный горизонт, движение и плеск волн. Колоссальный молчащий материк, по которому мы проползли, считая от Петербурга, девять тысяч верст с половиною, пригнетенные к его вьючным тропам и «трактам», — позади. Становилось, наконец, душно. А теперь — воздуха, больше воздуха, и говора волн…»


Вдохновляющие строки, написанные человеком, любящим и глубоко чувствующим Россию. И какие замечательные образы, сравнения! Способен ли кто из тех, кто пишет сегодня о Дальнем Востоке, написать так вдохновенно, сочно, а главное — с такой любовью?

Своим литературным словом Владимир Людвигович Дедлов красочно и вдохновенно передает дух той могучей эпохи, когда Русь крепко вставала на берегах Океана Великого. Прошло всего шесть лет, как в мае 1891 года Цесаревичем Николаем Александровичем Романовым было заложено начало Транссиба во Владивостоке. Тогда, в 1891 году Государь Наследник прибыл во Владивосток на военном фрегате «Памяти Азова». И вот автор пишет, что оказался в замечательной кают-компании на этом легендарном корабле. На боевом корабле, на котором всего шесть лет назад будущий Российский Император Николай II пересек несколько морей и океанов и торжественно вошел в бухту Золотой Рог.

Какое прекрасное, великое и героическое время было тогда! Время, которое показывает, конечно, не в отрывках, а во всей своей книге «Панорама Сибири» Владимир Людвигович Кигн.

Россия всей своей мощью двинулась на восток. Новая, наполненная живыми смыслами и большими идеями жизнь у Океана. Новые города и села с прекрасными православными именами. Благодатная приморская и приамурская земля, питающая своими дарами героический и трудолюбивый народ, наш боголюбивый русский народ… Это прекрасное время, эта чудесная эпоха! Эпоха под сенью Русского Царя…

И «совершенно римская осень» Русского Приморья.