27 января исполнилось 80 лет со дня полного снятия блокады Ленинграда
«Великий день — 80-летие Ленинградской победы. Ленинградская битва была самой долгой за всё время Великой Отечественной войны — 1131 день. В победной летописи 1944 год — это первый Сталинский удар. И это начало изгнания немецко-фашистских захватчиков с русской советской земли. Уникальный случай, когда город, осаждённый в течение трёх лет, не пал, не капитулировал, а выстоял.
Ленинград больше, чем какой-либо из городов Советского Союза потерял своих жителей: 890 тысяч гражданского населения и ещё один миллион защитников города… Когда Черчилль и Рузвельт посылали свои приветствия Ленинграду и ленинградцам, они всегда отмечали тот героизм, который и не снился англичанам и американцам.
Это безпримерный подвиг удивительной стойкости и веры русского советского человека», — пишет протодиакон Владимир Василик, доктор исторических наук, член Синодальной богослужебной комиссии.
Ленинград сражался не только силой оружия, но и молитвой Церкви, силой общего воодушевления. В чин Божественной литургии вводились специальные молитвы о даровании победы нашему воинству и избавлении томящихся во вражеской неволе. Служился тогда и особый молебен «в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну 1812 года». Позднее, в 1943 г., на некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе присутствовало командование Ленинградского фронта во главе с маршалом Леонидом Говоровым.
Вечером 22 июня 1941 года ленинградский митрополит Алексий (Симанский) — будущий Патриарх Алексий I— провел службу в Никольском соборе. В проповеди он говорил, что переживает глубокую скорбь за подвергшийся страшной беде город.
26 июля митрополит обратился к верующим епархии с посланием, в котором, в частности, писал: «Война — священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды. Потому-то церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего Отечества».
В течение всей блокады в городе действовало десять православных храмов, из?самых крупных — Александро-Невская лавра, Князь-Владимирский, Спасо-Преображенский, тогда кафедральный Николо-Богоявленский, соборы. Шли службы и в кладбищенских храмах. Штатных православных священников в Ленинграде было 25 человек, кроме того, были еще приписные, заштатные священники. Многие молодые священники и дьяконы были призваны в армию.
Тем не менее церковная жизнь в течение всей блокады не прекращалась ни на минуту и даже была более интенсивной, чем до войны. Впрочем, аналогичная картина наблюдалась по всей стране — в тяжелое время люди естественным образом обращались к религии предков. Но в Ленинграде этот процесс шел особенно бурно. Многие горожане воспринимали разразившееся над их любимым городом бедствие в мистическом ключе.
Свидетели вспоминают, что, передвигаясь по городу, люди часто крестились, а по отдельным свидетельствам у многих замерзших в сугробах людей пальцы правой руки были сложены в троеперстие.
Один из прихожан Князь-Владимирского собора вспоминал о декабре 1941 года: «Посещаемость собора в блокаду нисколько не упала, а возросла. Служба у нас шла без сокращений и поспешности, много было причастников и исповедников, целые горы записок о здравии и за упокой, нескончаемые общие молебны и панихиды».
Петербургское духовенство в полной мере разделило бедствия со своей паствой, и прежде всего это касается правящего архиерея. В самое трудное время, когда казалось, что наше поражение и взятие города немцами неизбежны, митрополит Алексий утешал своих прихожан надеждой на скорую победу. Он уверял свою паству, что небесная защита Божией Матери и заступничество покровителя города святого князя Александра Невского сохранят Северную столицу.
Как и все заметные здания в городе, золотые купола храмов красились самими прихожанами в защитный цвет — для маскировки. И между прочим, не зря — храмы тоже служили мишенью для вражеской авиации. Особенно часто обстреливался именно кафедральный собор. Возможно, враг понимал, что именно он стал одним из центров духовного сопротивления горожан. Однажды в храм попали три снаряда, причем осколки врезались в стену кабинета митрополита. Владыка вошел в алтарь, показал причту осколок и, улыбаясь, сказал: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять».
Этот осколок до сих пор хранится в Троице-Сергиевой лавре.
Одна певчая вспоминала, что во время внезапного налета германской авиации она побежала к Никольскому собору, чтобы укрыться.
«И вдруг из ворот вышли люди. Они двинулись вокруг храма, держась в темноте друг за друга. Впереди шел митрополит Алексий, подняв к небу икону «Знамение». Каждый вечер после литургии он обходил с нею собор. Даже налет не остановил его».
Жизнь владыки во время блокады мало чем отличалась от жизни простого клира и прихожан. Он провел в городе всю блокаду, лишь 11 июля 1943 года ненадолго поехал в Ульяновск, где в то время проживал Патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский).
В Ленинграде митрополит жил в небольшой квартире на хорах третьего этажа собора, который, как и все храмы во время войны, практически не отапливался. Он не имел личного транспорта, но старался служить во всех действовавших в городе храмах. Как и все, голодал...
Как вспоминал протоиерей Николай Ломакин: «Очень многим владыка из личных средств оказывал материальную помощь, немалым лишая себя, по-христиански делился пищей… Нередко сам отпевал усопших от истощения мирян, невзирая при этом на лица, и обставлял эти погребения особенно торжественно».
Протоиерей Николай Ломакин, давая свидетельские показания на Нюрнбергском процессе, рассказывал, что вокруг Никольской церкви на Большеохтинском кладбище можно было в течение целого дня видеть от ста до двухсот гробов, над которыми совершал отпевание священник.
Согласно предложению митрополита Алексия, все десять православных приходов Ленинграда начали сбор пожертвований в Фонд обороны страны и советского Красного Креста, а также подписывались на военные займы (жертвовать непосредственно от имени Церкви власти запрещали). К 1944 году сумма этих пожертвований достигла 390 тысяч рублей.
Приходской совет Князь-Владимирского собора предложил на свои средства открыть лазарет для раненых и больных воинов и передал на его обустройство 710 тысяч рублей. Более четверти денежных средств на танковую колонну имени Димитрия Донского собрали православные христиане Ленинградской епархии. Стоит вспомнить, что это были голодающие и замерзающие люди…
Наравне со всеми жителями священники участвовали и в защите города, например, многие входили в группы местной противовоздушной обороны. Во многих церковных помещениях были оборудованы бомбоубежища, где укрывались жители соседних домов, там же они получали кипяток и материалы для ремонта разрушенных квартир.
Хотя репрессии против духовенства продолжались и в период блокады (во второй половине 1941–1942 годах были арестованы как минимум пять священнослужителей), политика в отношении РПЦ стала меняться у ленинградских властей даже раньше, чем у центральных. Например, 29 декабря 1941 года городские власти выделили православным приходам (не безплатно, конечно, но по государственным расценкам) 85 килограммов муки для выпечки просфор и 75 литров кагора для совершения Божественной литургии. Из этой муки пекли просфорки величиной с пятикопеечную монету. До того в некоторых храмах вынуждены были, в отступление от канонов, при причащении использовать ржаную муку, а вместо вина — свекольный сок…
Весной 1942 года власти разрешили ночной пасхальный крестный ход. В первый день Пасхи верующие вместо куличей приносили освящать маленькие кусочки хлеба. В праздничном послании митрополита Алексия подчеркивалось, что в этот день, 5 апреля 1942 года, исполняется 700 лет со дня разгрома немецких рыцарей в Ледовом побоище святым благоверным князем Александром Невским. И именно к Пасхе гитлеровцы приурочили особенно яростный налет на Ленинград. Богослужение пришлось перенести на 6 часов утра, что позволило избежать больших жертв.
В марте 1942 года, когда до полного освобождения Ленинграда должно было пройти ещё целых два года, митрополит Алексий обратился к своей пастве с посланием навстречу празднику Святой Пасхи. В нём он писал: «Все мы должны крепко помнить, что, как тогда, во время ли святых Александра Невского или Димитрия Донского, на льду Чудского озера, на берегах Дона и на поле Куликовом, решался великий спор правды и неправды, так и теперь — в другой обстановке, в непомерно более грозном столкновении — у нас решается спор наступающего германизма против защищающегося славянского мира, и значение его лично для нас, русских людей, расширяется и вырастает до мировых судеб нашего народа и нашего Отечества. Это должен понять каждый из нас, русских патриотов, и стать выше тех сравнительно малых лишений и личных бедствий, которые приходится переживать в это бурное время».
18 января 1943 года кольцо фашистских войск, окружавших Ленинград, было прорвано, благодаря успеху предпринятого войсками Ленинградского и Волховского фронтов наступления; после ожесточённых боёв фронты соединились. Этот успех несколько ослабил тяготы блокады, но не упразднил их — ведь немцы ещё целый год удерживали свои позиции вокруг города в непосредственной близости от него.
Прорыв блокады позволил митрополиту Алексию, впервые за всё это время, покинуть Ленинград. 11 июля (28 июня по церковному календарю) он, рискуя жизнью, пересёк на боевом самолёте линию фронта и прибыл в Ульяновск к митрополиту Сергию. То был канун праздника апостолов Петра и Павла и день памяти преподобных Сергия и Германа Валаамских, то есть День Ангела митрополита Сергия.
Протоиерей Николай Ломакин вспоминал: «Я был свидетелем, прослужив в Николо-Богоявленском храме до конца войны с июля 1942 года, неоднократных артиллерийских обстрелов этого храма. Просто удивляться приходилось, какой же военный объект искали горе-вояки в нашем святом храме. Как только великий праздник или просто воскресенье — сейчас же артиллерийский обстрел. Да и какой обстрел».
Множество членов церкви, в том числе и священников, погибли не только от вражеских обстрелов, но и от голода и холода. Можно с уверенностью констатировать, что Русская Православная Церковь полностью разделила со всеми защитниками Ленинграда боль и ужас этой трагедии. Разделила и их окончательную победу.
«Секретные материалы XX века» (Павел Виноградов) и другие источники